Права Н. Д. Кочеткова, полемизируя с И. З. Серманом, что "политические обстоятельства вынуждали преподносить урок царям в завуалированной форме", что "этот вынужденный приём, однако, далеко не нов. Непосредственным предшественником Ломоносова и здесь оказался именно Феофан Прокопович. В "Слове на погребение Екатерины Алексеевны" (1727) Прокопович характеризовал деятельность Екатерины, постоянно сопоставляя её с Петром". Однако, должно заметить, Феофан Прокопович и раньше, ещё в "Слове на коронацию" (1724) и в "Слове в день воспоминания коронации" (1726), использовал приём преподнесения урока царям. Так, в последнем упомянутом "слове" (II, 171–192), вспомнив с печалью великого монарха, Феофан пишет о Екатерине как о его достойной наследнице (II, 173).
После рассуждений о диадеме, короне, венце – слава царской короны не в "драгости" её, но "властей славу и честь означает" (II, 175) – уже идёт урок, поучение: Феофан напоминает Екатерине об огромной государственной ответственности её перед народом и империей. Он напоминает Екатерине, что властью своей она обязана не вельможам, не служителям и министрам, а Богу (II, 187).
Это было сказано нарочито, как мы полагаем, даже в противовес Меншикову, которого, как известно, в это время недолюбливал Феофан, полемизируя с ним, и благодаря которому тем не менее Екатерина стала императрицей, взошла на трон после смерти Петра I. Феофан же как политик на протяжении всей этой пространной "речи" (это одна из самых длинных его "речей") с многочисленными апелляциями к историческим, библейским и литературным примерам утверждает снова и снова, что власть Екатерине даётся от Бога. Он хотел самой Екатерине внушить мысль о её богоданности, а в связи с этим, о её самостоятельности – и, наоборот, Меншикову да и всем вельможам напомнить о том, что они всего лишь подданные. Феофан подчеркнул, что короновал её Петр Великий.
Таким образом, Богу и Петру она обязана короной – и никому более. И в этой "речи" прозвучала формула: "Сердце царево в руце Божией" (II, 185). Важно, что Пётр короновал Екатерину не на смертном одре, а в полном здравии (II, 186), следовательно, должно со всем уважением относиться к его выбору. Феофан утверждает, что не было никаких внешних или внутренних обстоятельств завещать свой трон кому-либо, кроме Екатерины: в день её коронации законная наследница трона определена Петром и Богом – и более никем (II, 186).
Как видим, Прокопович стремился в этой своей "речи" положить конец вспыхнувшим после смерти Петра дворцовым интригам и борьбе за корону.
Вновь, как и в предыдущей "речи" – на коронацию 1724 года, – Феофан рассматривает историю царствующих жён и женщин-цариц во всём мире (II, 189–191), упоминает он "премудрую самодержицу Ольгу" (II, 191). И здесь ему нужно было положить конец слухам и недовольству старой партии бояр и церковников по поводу того, что впервые в России во главе государства встала женщина. По Прокоповичу, это далеко не впервые даже в России.
Здравицей государыне заканчивается речь. В июне этого же года "речь" была напечатана.
"Слово на новое 1725 лето 1 января 1725 года" (II, 113–125) начинается с необычного обращения: "Здравствуйте в новый год, христолюбивое собрание!" (II, 113).
Так Феофан обратился к прихожанам в "церкви живоначальныя Троицы", где произносил эту "речь". Он всех поздравляет с новым годом, защищает введённое Петром новое начало года, желает всем года душевного, благоприятного, беспечального, всерадостного (II, 114), объясняет со ссылками на хронологию, историю, почему поменялась дата начала нового года (II, 115–116).
Заканчивая "речь", он размышляет и о таких философских понятиях, как "жизнь – смерть", потому что, поздравляя друг друга с новым годом, мы должны понимать и такое толкование: "Здравствуй, что приближается к смерти" (II, 123). И тем не менее даже понимая это, оратор призывает "не суетно друг друга поздравляти: здравствуй в новый год" (II, 124).
Традиционно молитвой и здравицей в честь Петра Великого заканчивается "слово".
* * *
Культура и литература Петровской эпохи риторичны по самой своей сути.
Понятие риторической культуры наиболее полно разработано белорусской исследовательницей Т. Е. Автухович (хотя задолго до неё идею тесной взаимосвязи риторики и культуры Петровской эпохи высказывали В. В. Виноградов, В. П. Вомперский, Р. Лахманн, а также немецкие слависты Э. Винтер и И. Тетцнер). В результате выстроилась логическая цепочка: риторизация жизни конца XVII – начала XVIII в. обусловила появление риторического мышления, которое, в свою очередь, определило риторическое образование и поведение людей Петровской эпохи. Новейший исследователь литературной культуры Петровской эпохи С. И. Николаев, анализируя культурную политику Петра I через образы "тьма неведения", "вдруг", "ныне – прежде", "невежество – просвещение", "слепота – прозрение", определяет её как "риторику обновления". Термины "риторическая модель" (Л. И. Сазонова), "риторическая парадигма" (Т. Е. Автухович) весьма успешно работают в современном литературоведении при анализе культурной ситуации Петровской эпохи.
Риторическая культура определяет и поэтику ораторской прозы Петровской эпохи. В частности, пространственно-временная организация ораторской прозы Петровской также находилась в правовом поле риторической культуры. В качестве примера рассмотрим одну из самых известных проповедей Феофана Прокоповича, посвящённых Петру Великому.
"Слово на погребение Петра Великого" (1725) композиционно разбивается очень чётко на пять периодов. Замечательно, что хронос во всех пяти периодах дан как некая константа, причём в каждом периоде время организовано по-своему.
Первый период характеризуется обилием глаголов и глагольных форм: "дожили, видим, делаем, погребаем, воскресивший, воздвигший, роздший, воспитавший, желали, жить надеялися, скончал, жить начинал, прогневали, раздражили, не видяй, не исповедуяй, умножать, утолять, уязвимся и возрыдаем, забыть возможно" (126). Оратор не анализирует боль утраты, у него на это нет реально бытового времени (времени произнесения проповеди), оно должно быть настолько сжато, сконцентрировано художественно, чтобы убедить слушателей – не только пресеклась жизнь Петра, но остановилась вся жизнь России. В основном "работает" настоящее время, сквозь глаголы и глагольные формы настоящего времени как бы прорываются некие стоны в прошлое. Пётр – "виновник благополучия и радостей жизнь скончал" (126). Две художественных детали обыграны ритором: "воскресивший аки от мертвых Россию" и "окаменен есть". Обе являются совершенно расхожими, трафаретными образами в словесной культуре эпохи. Первая обыгрывает мысль о заслугах Петра, о его исторической роли, а вторая – этимологию имени Петра.