ГЛАВА 2. БУДЕЙОВИЦКИЙ АНАБАСИС ШВЕЙКА
С. 278
Ксенофонт, античный полководец, прошел всю Малую Азию, побывал бог весть в каких еще местах и обходился без географической карты. Древние готы совершали свои набеги, также не зная топографии. Без устали продвигаться вперед, бесстрашно идти незнакомыми краями, быть постоянно окруженным неприятелями, которые ждут первого удобного случая, чтобы свернуть тебе шею, – вот что называется анабасисом.
Уже в комментарии к ПГБ 1956 переводчик замечает:
Здесь Гашек иронически намекает на реакционный поход чехословацких легионов во время мятежа в Сибири. Этот поход был назван чешскими националистическими писателями "сибирским анабасисом".
Оставляет ПГБ легионерский комментарий и само слово "анабасис" и в ПГБ 1963, хотя далеко не всегда и не во всем справедливый критик перевода ПГБ Юрий Молочковский в 1962 году сурово и очень настоятельно требовал замены "анабасиса" на совершенно обезличенный и художественно неверный "поход" (это у Гашека-то, любителя ввернуть к месту и не к месту что-нибудь из древней истории!)
Следует отметить, что ссылки на возможность легионерского подтекста в этом фрагменте можно встретить и в чешской литературе о романе. В частности, они бегло рассматриваются в обзорной статье профессора Оломоуцкого университета Йржи Фиала (JF 2004).
Однако, при всей соблазнительности такого допущения, скорее всего оно должно быть признано маловероятным. Во-первых, слово "анабасис" в приложении к чешским военным подразделениям в России использовалось лично Гашеком, причем задолго до появления как собственно названия Чешский легион, так и цепочки событий, завершившихся его "сибирским анабасисом". Как "анабасис", так и полководца Ксенофонта находим в газетной статье, которая во вполне патетическом тоне, свойственном писаниям Гашека той поры, живописует бивуак чешской дружины во времена войны империалистической – "Письма с фронта" ("Dopisy z fronty" – "Čechoslovan", 25.9.1916, все даты публикаций в этом издании по старому, естественно, стилю).
Так tábořili Xenofontovi bojovníci na slavné jeho anabazi, než prorvali si cestu do svého Řecka.
Такими же лагерями стояли воины Ксенофонта во время славного своего анабасиса, когда торили себе дорогу в свою Грецию.
То есть речь если и может идти о пародии, то лишь на себя самого.
Во-вторых, число тех самых "чешских националистических писателей" из комментария ПГБ, которые (и с этим не поспоришь) в конце концов связали в общественном сознании чехов слово "анабасис" с исходом Чешского легиона из России через Сибирь, должно быть определенно из множественного переведено в единственное. Поскольку речь может и должна идти исключительно и только о Рудольфе Медеке (Rudolf Medek) – писателе и генерале, авторе пятитомной эпопеи о легионерах – "Legionářská epopeja" ("Ohnivý drak", 1921, "Veliké dny", 1923, "Ostrov v bouři", 1925, "Mohutný sen, 1926, Anabáze, 1927). Приведенный список романов, составивший эту пенталогию, данный с годами издания частей, очень наглядно демонстрирует то простое обстоятельство, что в 1921 году Гашек едва ли мог подшучивать над возвышенной поэтикой последнего тома цикла "Анабасис" (1927), в котором Медек, начав в "Огненном драконе" с довоенных времен, через "Великие дни", "Остров в бурю" и "Могучий сон" добрался наконец-то после шести лет трудов до судьбоносных событий 1919 и 1920 годов. (Так что совсем не случайно в ПГБ 1929 этот поздний, расставляющий верные политические акценты комментарий просто отсутствует. Нужное общественное восприятие слова еще просто не сформировалось.) Иначе говоря, все, что мог автор "Швейка" в 1921-м, так это посмеяться над самим творцом будущей эпопеи-пенталогии, бывшим школьным учителем, доросшим до целого генерала – Рудольфом Медеком, изобразив подобного в виде малопривлекательного недоумка поручика Дуба, что Гашек с удовольствием и сделал. См. комм., ч. 3, гл. 1, с. 29.
В общем, с равной долей иронии и правдоподобия можно предполагать, что это Медек, избрав для своей эпопеи многотомную структурную организацию, пародировал Гашека и его роман о Швейке в четырех книгах.
А если серьезно, то все эти гашековские ксенофонты, цезари, галльские моря и готы очень уж отдают весьма для него обычными, я бы сказал автоматическими, профессиональными приемами и штампами газетного фельетониста. См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 42, ч. 1, гл. 5, с. 61 и ч. 1, гл. 14, ч. 3, с. 194. Разница с прочими подобными примерами в романе лишь в том, что здесь не механическая параллель, а реальная попытка художественного переноса и обыгрыша древней поговорки.
Ну а вообще, подобные сравнения носились в воздухе времени, и не случайно совершенно независимо от Гашека во втором томе своих фундаментальных "Очерков русской смуты" (ДА 1921) русский генерал Антон Иванович Деникин называет первый кубанский "ледяной" поход русской Добровольческой армии точно также – "анабазисом" (Первый кубанский поход – Анабазис Добровольческой армии – окончен). Сравни и другое показательное совпадение слов и определений того времени, см. комм, о названии "железная бригада", ч. 3, гл. 4, с. 192.
С. 279
Римские легионы Цезаря, забравшись (опять-таки без всяких географических карт) далеко на север, к Галльскому морю, решили вернуться в Рим другой дорогой, чтобы еще попытать счастья, и благополучно прибыли в Рим. Наверное, именно с той поры пошла поговорка, что все дороги ведут в Рим.
Точно так же все дороги ведут и в Чешские Будейовицы.
Весьма показательным и даже закономерным кажется превращение самого Швейка в греческого бога мелкого греха в самом конце второго тома, выступающее еще одним, уже очевидным свидетельством постепенного наполнения новой функциональностью "фельетонного приема", столь долго создающего впечатление чистого автоматизма. См. комм., ч. 2, гл. 5, с. 451.
См. также комм, о Чешском легионе ч. 1, гл. 11, с. 153 и о сходных приемах в прозе Гашека и Медека комм., ч. 1, гл. 14, с. 198.
когда вместо будейовицких краев увидел милевскую деревушку.
Надо сказать, что отличить по виду деревеньку одного южно-чешского края от другого довольно сложно, если вообще возможно это сделать человеку, не знакомому с ними ранее. Швейк, служивший в Будейовицах и не раз бывавший в округе на маневрах (см. в частности упоминание в этой связи именно Милевского района, комм., ч. 3, гл. 4, с. 217), совершенно очевидно знает местность, да так хорошо, что различает административную принадлежность хуторов. В этой связи его дальнейшие действия неизбежно возвращают к неизменному вопросу: что за этим упрямым желанием идти "не туда", помимо желания Гашека как художника обыграть на новый лад старую поговорку про все дороги, ведущие в Рим? Кусок безнадежного идиотизма или нечеловеческой пронырливости? Лично я за первое, по чисто физиологическому соображению: ни у кого не встретишь такой четкой, фотографической памяти, какая встречается у полных, лишенных сомнений и прочих примет нестройности и непоследовательности мышления, идиотов.
И, не меняя направления, он зашагал дальше, ибо никакое Милевско не может помешать бравому солдату добраться до Чешских Будейовиц.
Милевско (Milevsko) – небольшой городок в Южной Чехии, между Табором и Писеком. Здесь мы начнем весьма необходимый нам для понимания реальности гашековского описания подсчет расстояния. От Табора до Милевско – 25 километров, при средней скорости бодрого пешехода 4 км в час, Швейк шагает уже шесть часов.
таким образом, через некоторое время Швейк очутился в районе Кветова, на западе от Милевска. Он исчерпал уже весь свой запас солдатских походных песен и, подходя к Кветову, был вынужден повторить свой репертуар сначала
Кветов (Květov) – маленькая деревенька между Милевско и Писеком (три десятка дворов). Расстояние от Табора до Кветова около 34 километров. Швейк непрерывно топает уже восемь с половиной часов.
Он исчерпал уже весь свой запас солдатских походных песен и, подходя к Кветову, был вынужден повторить свой репертуар сначала:
Когда в поход мы отправлялись.
Слезами девки заливались…
Кажется, Гашек забыл, что по выходе из Табора Швейк исполнял у него другую песню. Не походную 35-го полка, а общеармейскую "Катьку лесника". См. комм., ч. 2, гл. 1, с. 277. И тем не менее, именно так и в оригинале: был вынужден перед Кветовым снова начать с песни (nucen začít znova před Květovém s písní).
Однако совершенно несомненно то, что походную песню 35-го полка Швейк уже исполнял ранее, но сидя за стаканом вина или пунша с фельдкуратом Кацем. См. комм., ч. 1, гл. 13, с. 182.
По непонятной только причине перевод одного слова (mašírovali) у одного и того же переводчика (Я. Гурьян) разнится. Здесь "отправлялись", а ранее, в ч. 1, гл. 13 – "собирались".
По дороге из Кветова во Враж, которая идет все время на запад
Враж (Vráž) – деревенька чуть больше Кветова. Заметим, что дорога от Кветова во Враж не ведет все время на запад, как пишет Гашек, а слегка уклоняется от этой линии к югу. Прямо на запад деревня с чудным названием Smetanova Lhota.
- Батюшки, да вы не туда идете, солдатик! - испугалась бабушка. - Вам этак туда ни в жисть не попасть. Дорога-то ведет через Враж прямехонько на Клатовы.
Клатови (Klatovy) – вполне город (более 20 тысяч жителей в наши дни) уже в сотне километров от Табора, действительно точно на западе. Дорога из Табора в Клатови идет мягкой дугой с небольшим прогибом к югу через Писек.