А тут возьми да и прилети новая граната, и оторвало ему руку, аккурат ту, в которой он держал палку! Тогда он перебросил эту палку в другую руку и заорал, что это им даром не пройдет! Бог знает чем бы все это кончилось, если б шрапнель не уложила его наповал. Возможно, он тоже получил бы серебряную медаль за доблесть, не отделай его шрапнель. Когда ему снесло голову, она еще некоторое время катилась и кричала: "Долг спеши, солдат, скорей исполнить свой, даже если смерть витает над тобой!".
История этого героя напрямую отсылает к пародийной песне, ставшей популярной в Чехии в восьмидесятых годах девятнадцатого века после австро-прусской войны 1866 года (см. комм., ч. 1, гл. 10, с. 128). Это рассказ о храбром канонире Ябуреке ("О statečném kanonýru Jabůrkovi") с такими куплетами:
První kartáč můj ty smutku
vjel mu hubou do žaludku,
on však honem ho vyndal
a už zase střílel dál.Praskla puma velmi prudce,
utrhla mu obě ruce,
on rychle boty sundal
a nohama ládoval.V tom jeden prajský frajvilik
šrapnelem mu hlavu ufik,
ač už na to neviděl,
na Prajzy předce střílel.Jabůrkovi letí hlava
zrovna kolem jenerála
а křičí já melduju
salutovat nemohu.От картечи та беда.
Что рот в брюхо занесла,
Но его герой наш вон
И стреляет снова он.Но тут бомба рядом стук.
Канонир лишился рук,
Сапоги он с ног содрал
И ногами заряжалНо другой осколок вжик.
Голову ему отстриг.
Той беды он не заметил,
Бомбою врагу ответил.Прямо мимо генерала
Голова летит, как есть.
Доложить, кричит, осмелюсь
Не могу отдать вам честь.
А завершается старая песенка, в отличие от истории героя-вольноопределяющегося Йозефа Вояна, оставшегося и без головы, и без медали, награждением безголового канонира:
А že zachránil ten kanón,
do šlechtickýho stavu on
povýšen za ten skutek
Edler von die Jabůrek.А за то, что свою пушку
Сохранил средь бранных дел.
Возведен Ябурек храбрый
В благородный Фон дер герр.
Эту замечательную песню будут распевать Швейк и Марек ночной порою во всю глотку на будейовицкой губе. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 342.
С. 273
- Чего только в газетах не напишут, - заметил один из караульной команды. - Небось сам-то сочинитель отупел бы от того, что здесь творится.
Странное искажение смысла. В оригинале все просто: ale takovej redaktor byl by za hodinu z toho tumpachovej. To есть: "Да этот редактор в час бы должен был рехнуться от всего этого [что в его газете]". Причем именно редактор, а не сочинитель. Потому что именно слово redaktor заставляет другого солдата тут же начать вспоминать: - U nás v Čáslavi byl jeden redaktor z Vídně.
- Был у нас в Чаславе один редактор из Вены, немец.
Часлав (Čáslav) – город в северо-восточной Богемии. Недалеко от Кутна Гора. Кстати, места военных действий австро-прусской войны 1866 года.
В дверях появилась сердитая физиономия фельдфебеля:
- Wenn man иду drei Minuten weg, da hört man nichts anderes als: "По-цешски, цехи" /Стоит уйти на три минуты, как только и слышно: "По-чешски, чехи" (нем.)/.
См. комм, о языках общения и командования в австро-венгерской армии, ч. 2, гл. 2, с. 270.
С. 274
- Das ist aber eine Hure, sie will nicht mit mir schlafen /Вот ведь шлюха, не хочет спать со мной (нем.)/.
В ПГБ 1929: – Вот ведь б…, не хочет прийти ко мне на ночь.
Смотри комм, к "п…" – просрал – выше, ч. 2, гл. 1, с. 263.
С. 275
Как говаривал покойный сапожник Петрлик
Скорее всего намек на вполне реальную фигуру Ярослава Салата-Петрлика (Jaroslav Salát-Petrlík) – председателя Центрального чехословацкого бюро по агитации и пропаганде при ЦК большевистской партии. После гражданской войны этот человек активно занимался организацией репатриации бывших чехов-красноармейцев на родину для дела мировой революции. Ярослав Гашек был одним из тех, кого СалатПетрлик сагитировал.
С. 276
- У нас на углу Боиште и Катержинской улицы, осмелюсь доложить, тоже жил один дегенерат.
Казалось бы, что может быть точнее этого указания на возможное местожительство романного героя. Угол На Бойишти (Na Bojišti) и Катержинской (Kateřinská) или где-то поблизости. Но ирония в том, что эти две улицы в своей истории, при всех перепланировках и перестройках Праги никогда не пересекались. Не пересекаются и сейчас. Катержинска выходит на Йечну (Ječná), а На Бойишти на Сокольскую (Sokolská), и только метров через пятьдесят, если не больше, от этих перекрестков сходятся уже Йечна и Сокольская. См. возможный вариант в комм., ч. 1, гл. 6, с. 71.
Днем он подметал улицы, а в кабаке не позволял себя звать иначе, как граф.
В оригинале кабак – kořalna (а jinak si po kořalnách nenechal říkat než pane hrabě). См. комм., ч. 1, гл. 10, с. 134. А как верно перевести – трудно сказать, только длинным набором слов: "в распивочных, где горилка на разлив", ну или просто "в распивочных".
- Вот что, вы, балбес, балбес до мозга костей
В оригинале только первое ругательство – балбес (hlupák), а вот второе весьма сочное и не первого ряда, но вполне ходовое – pazneht (Так vám říkám, vy hlupáku, paznehte), что буквально означает "копыто парнокопытного". Наверное, можно было просто: Вот что, вы, балбес, парнокопытное.
Подпоручик не полез в карман за Соломоновым решением трудного вопроса.
- Пусть идет пешком, - решил он, - пусть его посадят в полку за опоздание. Нечего тут с ним вожжаться.
От Табора до Ческих Будейовиц чуть меньше шестидесяти километров по современному шоссе. Два хороших дневных перехода или три без особой спешки.
Там у нас в караульном помещении лежит краюха хлеба.
Краюха хлеба в оригинале: komisárka (Máme tam na vachcimře veku komisárku), армейский подовый хлеб. См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 216.
С. 277
Шли мы прямо в Яромерь,
Коль не хочешь, так не верь.
Любимая солдатская песня Швейка. См. комм., ч. 1, гл. 4, с. 59. Еще одна из множества отсылок в этой главе к Прусской войне 1866 года. См. выше комм., ч. 2, гл. 1, с. 272 и 273.
Он шел по занесенному снегом шоссе, по морозцу, закутавшись в шинель
Очевидно, это не описание апреля или мая в южной Чехии. Речь о декабре-январе. См. комм, о возвратно-поступательной хронологии романа, ч. 1, гл. 14, с. 208 и с. 224.
Я пойду пройтиться
В зеленую рощу…
В оригинале: Já jsem si vyšel na špacír do háje zelenýho. To есть ее время не будущее, а прошедшее – я ходил гулять…
Вообще же у Гашека это легкое искажение припева народной песни о солдатах 11-го пехотного полка, называемых райнерами, или райнерками (rajnerů, rajneráků, rajneráčků), по имени многолетнего "хозяина" эрцгерцога Иосифа Райнера (Joseph Rainer, 1783–1853). Ну а сама песня так и называется – "Rajneráček". И вот ее первый куплет и припев в "традиционном" варианте (VP 1968):
Teče voda, teče, od potoka к řece,
namluvil si mladý rajneráček modrooké děvče.
Mordyje to byla dívčina, ta s těma modrjema vočima,
co jsem s ní chodíval na špacír do háje zelenýho.Течет, течет, течет от ручейка к реке водичка,
Райнейрочек заговаривал синеокую девичку.
Заколдовал он ее, ту голубоглазку.
Что ходила с ним в лесок вместе на прохазку.
Стоит отметить, что Ярда Шерак (JŠ 2010), в отличие от Вацлава Плетки (VP 1968), полагает, что райнераками могли зваться солдаты другого пехотного полка – 59-го, у которого "хозяином" был и оставался также эрцгерцог Райнер. (11-й полк с 1902 года перешел под покровительстов принца Иогана Георга Саксонского (Johan Georg Saský.) Такой вариант романтичнее, поскольку 59-й полк чисто немецкий, ни один из его батальонов не квартировал в Чехии и чехами не комплектовался. Так что в своей традиционной, не переиначенной Швейком версии эта чешская девичья песня возможно повествует о любви, вспыхнувшей во время маневров в Чехии с участием полков из Австрии, после которых, как и предсказывала мать в одном из куплетов: Rajneráči pryč odmašírujou, ty zůstaneš sama – Райнерачики уйдут прочь и останешься одна.
См. также комм, об институте "хозяев" полков ч. 2, гл. 4, с. 424.