Каждая былина вмещает в себе и наследие предков и личный вклад певца; но, сверх того, она носит на себе и отпечаток местности. Сколько мне показалось, певцы былин из Олонецкой губернии должны быть разделены, по местности, на две большие группы, из которых каждая имеет, затем, свои подразделения [59].
Группа прионежская характеризуется пространностью былин, северо-восточная группа – относительною их сжатостью. Эти два типические признака являются как в построении самых рапсодий, так и в складе стиха [60].
…Можно прионежских рапсодов разделить на две, так сказать, школы – кижскую и толвуй-повенецкую [61].
В чём же состоит различие этих двух школ? В чертах весьма мелких, но которые дают, так сказать, тон всей рапсодии, а именно в тех беспрерывно повторяющихся вставочных частицах, которые служат как бы подпорками нашего эпического стиха <…> В Кижах такими частицами – кроме общеупотребительных да, а, и, ли – служат обыкновенно: как, ведь и де; у толвуйских сказителей вы никогда не услышите ни как, ни ведь, ни де в смысле простой вставки; они опирают стих на частицах нынь или нунь, же, было и есть или е: это последнее (есть или, сокращенно, е) большею частик) употребляется при глаголах прошедшего времени, так что оно является как бы остатком старинной формы образования прошедшего, но как смысл этого приставочного "есть" или "е" уже потерян, то сказители нередко пользуются им просто для стиха [61].
Преобладающий размер, который я назову обыкновенным эпическим размером, есть чистый хорей с дактилическим окончанием.
Число стоп неопределенно, так что стих является растяжимым. Растяжимость при правильном тоническом размере составляет отличительное свойство русского эпического стиха [66].
Е.В. Барсов
Причитания Северного края, собранные Е.В. Барсовым. Ч. 1. М., 1872
Похоронные плачи в настоящее время представляют единственный род произведений, в которых продолжает жить и сказываться народное, поэтическое творчество. <…> Отсюда само собою понятно значение "Плачей" и в науке о языке. Если важны здесь древние выражения и эпическое построение речи, то не менее драгоценны для науки и те разнообразные видоизменения и сочетания, какие может принимать русское слово, то под влиянием народного творчества, то по требованию местных говоров. Кроме древних выражений и оборотов, указанных нами во Введении, особенности языка издаваемых Плачей относятся: 1. к произношению, 2. словообразованию, 3. словоизменению и наконец 4. к словосочинению [XXII].
I
Произношение
Многие слова и выражения являются здесь своеобразными, единственно, от того, что под влиянием местного говора гласные и согласные буквы легко переходят в них одна в другую [XXII].
II
Словообразование
Не особенности только местных говоров отражаются в плачах; здесь мы встречаемся со множеством таких имён и глаголов, которые обращают на себя внимание особенностями своего образования: народное творчество не только свободно пользуется готовым запасом оборотов и выражений обыденной речи, но, под влиянием известного образа, для точного, единобытного его очертания легко создаёт новые слова или словам обдержным даёт новую форму [XXIV–XXV].
Но самую главную особенность глаголов, встречающихся здесь, составляет то, что большая часть их образована с надставкою предлогов. Эти предлоги, превращая глагольные виды и залоги, вместе с тем служат к более или менее наглядному изображению степени и силы действия. К одному и тому же глаголу иногда наставляется несколько предлогов [XXVI].
III
Словоизменение
В отношении изменения слов в наших причитаниях прежде всего бросается в глаза то, что имена существительные, прилагательные и наречия постоянно превращаются в уменьшительную и сравнительную форму. Областное наречие, удаленное от центров цивилизации, естественно, сохраняет в своей первобытности выражения родственных и приязненных отношений в семье и обществе [XXVII].
IV
Словосочинение
В описательных оборотах количественные числительные употребляются в неопределенном значении:
Он не гордой был, свет, да разговорной,
Столько що ста был, свет, да с целой тысящи
(201, 102, 105)
Допускается нередко фигура повторения:
Богодана буде матушка,
Не желанна, не ласкова,
Не ласкова, не упадчива (71, 41–43).
Стоит тюрма заключевная,
Заключевная тюрма, подземельная (89, 18–19) [XXXII].
Для большей определительности предмета к одному и тому же существительному прилагается несколько прилагательных:
Во победном, сиротскоем живленьице.
Во бобыльной, во сиротской живу жирушке (12, 16–17).
Нередко соединяются два синонимические выражения: путь-дороженька, пора-времечко (14, 56), шутки-шмоночки (280, 33). Ещё чаще соединяются выражения одного и того же корня: единым единешенька (37, 21), молодым молодешенек (71, 36), тиха тишинка (143, 50), глядеть да углядывать (270, 84), трудным трудиться (293, 7), далеким далекошенька (270, 84).
Одно и то же наречие качественное для усиления степени качества повторяется в двух тождественных предложениях; сравните – в одном – в положительной степени, в другом – в страдательной, например:
Жаль тошнешенько мне братца сдвуродимаго,
Потошние соколочка златокрылаго (194, 4–5) [XXXIII].
П.В. Евстафиев
Древняя русская литература. Вып. 1 // Устная народная словесность. СПб., 1877
Язык былин всегда простой, тот самый, который ежедневно употребляется народом. В складе речи не видно того, что в литературных произведениях называется слогом, т. е. тою, или другою оригинальною манерою выражения, настолько отличною манерою, что по ней часто можно узнать автора. Былинный язык всегда одинаков, даже если сравнить старинные былины с другими сравнительно новейшего происхождения. Одинаковость слога как в старых, так и в новых былинах объясняется тем, что былины сохраняются в памяти народа, а не в письме, передаются в живой речи, а не в книге, следовательно – при переходе рассказов от поколения к поколению, из местности в местность, слова, выражения и приёмы устаревшие не удерживаются, а заменяются теми, которые принадлежат живой речи последнего поколения. При сравнении с языком литературным язык народных былин естественно отличается многими словами и выражениями не литературными, а чисто простонародными (современными или старинными) [31].
Язык и тон русских народных сказок. И язык, и тон народных сказок имеют все те же качества, какими отличаются другие поэтические произведения народного эпоса. Хотя сказки в прозе, но язык живописен, т. е. всякий предмет и всякое явление рисуется в сказке сообразно с впечатлениями, производимыми ими на душу человека. С внешней стороны язык русских народных сказок представляет те или другие отличия по наречиям: сказки великорусские, малорусские, белорусские. Но эти отличия незначительны, они не мешают всякому русскому человеку понимать их. Тон народных сказок, вообще говоря, отличается таким же светлым спокойствием, как и тон народных былин. В частности же, и язык, и тон народных сказок бывают различны, смотря по тому, принадлежат ли сказки к более древним или к более новым. Наиболее чистым, поэтическим языком и наиболее ровным тоном отличаются сказки древнейшего происхождения, мифического содержания [59].
Кроме тона, лирические песни отличаются от прочих народных песен тем, что представляют наибольшее развитие характеристических особенностей языка народной поэзии. В лирических песнях более, нежели в остальных, язык замечателен нежностью, задушевностью и образным выражением мыслей и чувств. Различные душевные состояния рисуются при помощи красивых и притом совершенно невычурных уподоблений, взятых прямо из природы. Солнце красное, сокол ясный, белая лебедь, кукушечка, травушка-муравушка, ласточка-касаточка и т. п. служат очень удачными способами сразу провести в душу то или другое впечатление человека и его душевных настроений. Постоянные эпитеты и изобилие ласкательных и уменьшительных слов, чем вообще отличается язык народной поэзии, в лирических песнях встречаются в особенном изобилии [78].
С. Шафранов
О складе народно-русской песенной речи, рассматриваемой в связи с напевами. СПб., 1879
В народно-русских песнях оба творчества, музыкальное и поэтическое, действуют с совершенною свободою, не стесняя себя взаимными ограничениями; любой слог текста, при распевании, может быть протянут, сколько то требуется напевом, а в произношении, отдельном от напева, каждый слог произносится снова как в обыкновенной речи [39].
…Главною заботою творца нашей народной песни <…> было не дать напеву заслонить собою текст, а напротив, усилить средствами напева впечатление речи, содействуя тому и различными своеобразными риторическими способами [40].
…В параллелизме, свойственном народно-русской песенной речи почти в такой же мере, как и в библейской, г, Олесницкий не хочет видеть своеобразной поэтической формы, которою, по нашему мнению, существенно отличается от версификаций просодических, движущихся в ритмических оковах (количественной и тонической), версификация стилистическая, основывающаяся на особенностях слога и на своеобразном поступальном движении речи [108–109].