Вечность
Стебельком рука колышется
С лепестком ладони над.
Тихо-тихо звуки слышатся,
Рассыпая виноград
Черно-белых, бело-черных
Клавиш старых клавикордов.
Старый-старый верный сеттер
Льнёт к хозяйкину колену.
Самый-самый теплый ветер
Ноты старого Шопена
Тихо треплет и листает,
Разнося по саду звуки.
Дом с верандою ажурной,
Где поскрипывает пол.
Под старинным абажуром
Накрываются на стол
Два старинные прибора
Кузнецовского фарфора.
Очень-очень долгий вечер
Очень долгий день венчает.
Никакой не будет встречи,
Никого не будет к чаю,
Только верный старый сеттер
С нею в этом старом доме.
Стебельком рука колышется
С лепестком ладони над.
Снова тихо звуки слышатся -
Залетают в старый сад,
Улетают в небеса
К звездам выпавшим – и за,
Где стихают постепенно
Звуки старого Шопена.
Очень-очень, старый-старый,
Долгий-долгий, тихий-тихий, -
Клавикорды, ветер, дом,
Верный сеттер у колена,
Звуки нежного Шопена,
Сад и звезды за окном, -
Вот как в теплый летний вечер
Просто выглядела Вечность…
1999
"Зелёной лозой винограда"
Зелёной лозой винограда -
В ней бродит не сок, а вино -
Загадана миру шарада,
Разгадки, увы, – не дано…
Росток невелик и невзрачен
Болезненно тонок и крив.
Но, боже, как станет изящен
Ветвей его хищный извив.
Тогда – украшение сада -
Он, в самом конце сентября,
Подарит нам гроздь винограда
Прозрачней куска янтаря.
Мы срежем те грозди – и жаль их-
Но верен обычай веков.
Вино молодое – маджари -
Вольется в ленивую кровь.
В нем зной отошедшего лета
И солнечной силы заряд.
И губы твои – до рассвета
Его аромат сохранят.
И тело, подвластное соку,
Вошедшему в плоть из земли,
Раскроется медленно току,
Горячему току любви…
А утром представится взгляду:
В раскрытое настежь окно
Врывается лист винограда -
Прошитое светом пятно.
1975
Маме
Годы летят беспорядочным роем,
Мёд их все больше горчит.
Мама, как в детстве, склонись надо мною,
Я не хотел огорчить.
Дай ощутить виноватостей прежних
Детское знанье – и вдруг
Прикосновенье горячих и нежных
И осеняющих рук.
Мама, взгляни на меня с укоризною,
Если бы всё – повторить,
Я бы вернулся к минуте той сызнова
Благословенья просить.
Благослови меня, мама, на тернии,
В жизнь меня – благослови,
И ту беду, что приходит наверное,
Может быть, – останови.
Снова я верю в твою всемогущую,
Мудрую волю твою,
И одиночество, что мне отпущено,
С горечью осознаю.
В недоуменье – о прошлом и будущем,
В столпотворении дней,
Как я хочу ободряющей, дружеской,
Мама – улыбки твоей.
Стали мои – от конца и начала
Ра́вны – отрезки пути;
Годы летят – и оставшихся мало
Вижу теперь впереди.
И, запоздало, прошу как о милости:
Мама, приди в тишине
И подари ощущение близости
И сопричастности – мне.
1975
"Бездонное небо мерцает звезда́ми"
По мотивам Арона Вергелиса
Бездонное небо мерцает звезда́ми
Над каждым из нас, – надо всеми над нами, -
А звёзды не врут,
Давай загадаем – так жить интересней -
И в этой далёкой мерцающей бездне
Проложим маршрут…
А звёзды сияют, мерцают, блестят,
Внезапно срываясь к земле – в звездопад,
Стремясь к нам – из бездн.
Мерцающим парусом те подплывают,
А эти пыльцой золотой исчезают
За кромкой небес…
Под этим полночным мерцающим небом -
Жалею о тех, кто забыл или не́ был -
Дышу – волшебством.
Здесь магия мира – в ней примем участье:
Научимся жить, как мечтали – для счастья
И всем существом…
В нас вложено древнее знанье от века:
Что с каждой звездою – душа человека
Свершает свой путь.
И нам изначально присуще стремленье
Пройти сквозь миры, сквозь пространство, сквозь время -
Чтоб только взглянуть…
А если всё так, то какие вопросы,
Какая ночная тоска, папиросы,
И стрессы от дум?…
Забудем обиды, уколы, укоры,
Закончим бесплодные наши раздоры
И весь этот шум…
Бездонное небо мерцает звезда́ми
Над каждым из нас, – надо всеми над нами, -
В них море огня.
И что нам делить – за своею звездою
Иду я своею дорогой – судьбою
А рядом – твоя…
2006
Снег в Риге
Гордый город горбит крыши,
Гордый город тронет душу -
Ночь и снег, и шаг неслышен…
Ночь и снег бесшумный слушай.
В узких улицах булыжных
Ночь. И снег белеет блёкло.
Ночь и снег. Под шаг неслышный
Слушай теплоту у о́кон.
В узких улицах от о́кон
Приглушённый свет на снеге.
Заворачивает в кокон
Блеклый снег булыжник пегий,
Обволакивает город,
Как пушистым одеялом.
Лишь из окон Вагнерхолла
Тихо музыка звучала…
Старый город горбит крыши -
Чистым звуком тронет душу.
Клавесин… Почти неслышен…
Ночь и снег. Застынь и слушай…
1996
Флоренция
О. Р-ой
(Романс)
Вы далеко, на берегах Арно́,
Где светит солнцем купол Брунеллески.
Флоренции распластанная фреска
Пьянит Вас, как тосканское вино.
Вы бредите… Вы там совсем одна.
Вы без меня – куда это годится!
Я знаю: во Флоренции не спится -
Вы бродите с утра и до утра.
Ах, это странно, в свете Ваших лет.
Но в древних двориках, гранитами мощённых,
Среди фасадов одухотворённых
Запечатлен Ваш торопливый след.
Как жаден взор, как обострен Ваш слух,
Как страстно первое, столь позднее свиданье…
Как Вашим сердцем, Вашим северным сознаньем
Овладевает флорентийский дух.
Дух жизни, для которой всё – игра.
Дух герцогства, геральдики, герольдства,
Дух пылкости и грешного геройства,
И тонкой шпаги – слева – у бедра.
Дух радости – сиюминутной – дня,
Дух Микеланджело, Да Винчи, Боттичелли,
Дух поиска, и творчества, и цели,
И возрожденья из небытия.
А мне, увы, остался только сон.
Сон наяву. – Он тает с дымом сигареты.
В нем герцоги, художники, поэты
И девочки с осанкою мадонн.
В мельканье кадров – как в немом кино -
Воображение подбрасывает краски.
Мосты Флоренции рассказывают сказки -
Но Вам одной – на берегах Арно́.
1996
Турецкие ночи
"Букет измирского вина"
Букет измирского вина
В музейном караван-сарае
Из туристического рая
Влечет в иные времена.
Разноязыкая толпа -
Изысканно и в просторечье -
На все гортанные наречья
Тогда откликнуться могла.
По этой площади, в пыли
Бродили дервиши. Верблюды
Плевали жвачку. Из земли
Росли холмы поклажи грубой.
Ослы кричали невпопад,
Скрипели крепкие повозки,
Визжали возчики, и жёстко
Сверкал отточенный булат.
Звенел подковами коваль,
Скакун арабский ржал в загоне,
И нукер взгляды слал в погоню
Туда, где промелькнула шаль.
Рыжебородые, в чалмах
Купцы сидели вкруг мангала.
И чаем полная пиала
Благоухала в их руках.
И перед ними на ковре
Под звук звенящего кимвала,
Смеясь, турчанка танцевала
В полупрозрачной кисее.
И там, молясь её богам,
И я стоял в тени чинары,
И я последние динары
Швырял к босым её ногам…
Стакан измирского вина
В музейном караван-сарае…
В рассветном зареве сгорая,
Соскальзывает с гор луна.
"Во дворце последнего султана"
Во дворце последнего султана
От ковров еще исходит нега.
Вспоминают звоны ятагана
Люстры – хрусталя белее снега.
И навечно в звонкие ледышки
Отразились гордые муслимы,
И танцуют тонкие лодыжки
Девушек, закутанных в муслины.
Шелест ног и шорох разговоров,
И дымок дурманящий кальяна.
И внезапно вспыхнувшую ссору
Пресекает высверк ятагана.
И между щербетом и гашишем
Возлежат изнеженно мужчины
И ласкают тонкие лодыжки
Девушек, закутанных в муслины.
Но когда, наскучив долгим пиром,
Повелит седлать коней владыка,
Гордо повинуются эмиры,
Обнажив клинки с гортанным кликом.
Под зелёным знаменем Пророка