Эдуард Лимонов - Эдуард Лимонов: Стихотворения стр 17.

А возле в ответвлении оврага
как чем убить совет решает врага
Убить мечом или убить ли ядом
Того и этого им очень очень надо
И сквозь других убийств непроходимый строй
без честолюбия. домой домой домой!

Лхаса

Какие-то фанзы. какие-то брынзы
тусклые бронзы и желтые бонзы
глядят пред собою инглизы

Их Кук не ведет капитан
А ведет с кровью даже славян
Предводитель встает на карнизы
и кричит пред собою девизы
И яблоко раздора
им предлагает Лора
их медсестра на восемь человек
И расстилается пред ними гор и рек
ужасный вид Тибета
И разве не дали обета
во Лхасу войти
и на этом пути
дорога как вид винегрета

Где камень. кустарник. ледник и гора
и вечером камень и осыпь с утра
Они же идут не смолкая
оружьем поя и бряцая
И крутится их разговор
вкруг Лхасы уже с давних пор
Большая ли очень иль мелкая что ль?
Накинуть на город туманы изволь
Зашли бы мы все под туманы
В ворота вошли неузнаны
Кто мы и что мы? - европейцев отряд
иль просто ли скопище местных ребят
На уток охотиться горных
ходили в одеждах притворных
и стража смеется монахов
В тумане их вид одинаков

Но нет не прошли. желтоглазы
монахи имеют указы
и вмиг отложив свою брынзу
хватают рукою за бронзу
Мечи и мечи застучали
а ружья преступно молчали
Лежат европейцы почти
Мечта их во Лхасу войти
была недоступной мечтою.
Их пятку находят босою
и тащут кладут в упаковку камней
и кажется что европеец злодей
И дальше живет мирно Лхаса
и запах удушливый мяса

Что знает сей город что заперто в нем?
Мы таинство это когда-то вернем
Сейчас оно заперто в Лхасе
А будет преподано в классе
Но это ужасно чтоб белый народ
все видел и знал непременно вперед
и взявши любые предметы
использовал бы их ответы

Маленькие люди - родители мои…

Маленькие люди - родители мои
женские груди - домики - бадьи
Ванные. столовые. вилки да ножи
Журналы все "Работница" серы и свежи

Еще журнал "Здоровье" - симптомы и врачи
мама моя мама - сердце подлечи!

Выкройка для блузки. Картошка мясо - хлеб
То-то избегаю этих я судеб

То-то с детства в сторону. в сторону смотрел
И подобно ворону-птице улетел

Начал потихонечку. смеялись не учли
Вот я и достукался. сам один вдали

Эх не туда бежали - юный Эдуард
Но тогда б едва ли. получился б бард

А ныне получился. фамилия нашлась
Эх что ж я не лечился. Мама не взялась

Ода Сибири

Россия солнцем освященна
Москва и зданиев верхи
Стоит в зиме непротивленна
Поди ее воспеть смоги!

и рельсы что идут повсюду
через полянные леса
и хвои синие. И груды
мехов. их длинные власа

В стране и соболь и куница
и мелкий безобразный мех
и я владею кошек всех
мечтая шкурой насладиться

То хмур то мрачен лес восточный
и грузный холм стоит Хинган
единственный сквозь лес и срочный
стремится поезд северян

Его охватывают фонари
немногие кусочки рядом
А остальное - посмотри
Все так же дремлет под нарядом

из хвои и шишек и снегов
иль летней многослойной пыли
Жильцы сибирские цедили
на переездах мало слов

Когда в щедроте ресторанной
из Магадана дикий гости*
бросает деньги добрый пьяный
(вам это видеть довелось?)

- не верьте щедрому собрату
назавтра ломит голова
Вы римлянин а он проклятый
Раз варвар он. и варвар два

Могучая лежит держава
там в прикитайской стороне
Возле Амура слева справа
живут войска на целине

Там танки сном еще объяты
ракеты спрятаны в холмах
и там китайские ребята
разведкой ползают во тьмах

Вполглаза спят мои Иваны
Казак же - белый старожил
рассказывает в меру пьяный
как он и в царскую их бил

А на востоке там эскадра
Матросы бегают в порту
В Японию глядят и правда
лишь адмиралу в рапорту

Японцы вроде ищут рыбу
на шкунах небольших систем
но приглядеться коль могли бы
увидим - заняты не тем

От городов идет японских
могучий пар и твердый жар
и закрывает даже солнце
и с населением кошмар

У них подъем в литературе
Акутагава. Такубок
(Но если б были в нашей шкуре
японец вряд ли что бы мог)

Но мы вернемся под обрывы
родных восточных берегов
Иваны. Пети ищут рыбу
и ловят крабов и китов

и порт Находка. доски. доски
и крики "Майна!" - подымай
Пока же спит весь град московский
да и вообще весь старый край

Люблю Сибирь когда подумать
люблю ее призывников
идущих в армию. и чумы
ее чукчей-охотников

люблю московских переводчиц
и слово громкое бурят
ее досафовцев и летчиц
и в яркой тундре оленят

Кипят чаи. смеются чумы
Восходит солнце в стороне
но непричастен я угрюмо
и ледовито скучно мне

Я не могу их дни простые
с усмешкой брата разделить
Ведь вот стихи эти такие
журнал не может поместить

Мне нужно книжек от Бодлера
От Андре Жида и Мишо
А нет - нехороша и эра
В стране и жить не хорошо*

И если нет И. Кабакова
на выставке. а вышел срок
И нарисованного слова
"Где Петя?" я найти не смог

и коль уехали ребята
на Запады в чужую глушь
и я уеду. что же я-то!
Прощайте вы - мильены душ!

И вы - о редкие дороги!
И ты внизу - Хорезм. Памир!
И пусть к стране мы слишком строги
Уедем все. Нам чужд сей пир!

Волоокий иностранец…

Р. Бурелли,

послу республики Венесуэла в Москве

Волоокий иностранец
исполняет дивный танец
Я теперь дружу с послом
меня в гости приглашают
меня очень принимают
мне желателен их дом

Прикасаюсь я к другому
миру странному чужому
Здесь послы. послихи. музыка. вино
Здесь икра. столы. бокалы
Если б мама увидала
Расскажу так не поверит все равно

Посол Мексики подходит
Меня за руку уводит
С послом Швеции я пью
Мне приятно. я доволен
Если б видел друг мой Коля
он ходил в нашу семью

Если б друг Золотаренко
увидал как я корректно
рассуждая среди залы я стою
он вообще бы умер сразу
и от первой моей фразы
А еще и от того как я жую

Ну и пропасть! Где же детство
Кладбищ трех со мной соседство
Помидоры. рыбки и ведро
И советские евреи
всех лукавей и мудрее
На источнике воды нажил добро!

Где украинской дороги
мои шелковые ноги
Близорукость безмятежность и песок
Декадентское начало
в толстой книге воссияло
Вэ. А. Брюсов. томик толстый вниз потек

Хулиганы и цыгане
Солнце. степи. поселяне
Новые культурные дома.
Газ. арбуз. пирог. духовка
изменился я как ловко!
Я от радости такой сойду с ума!

Тканям этой оды шум…

Тканям этой оды шум
Ткани мне проникли в ум
помню красные отрезы
помню черное сукно
магазинные березы
лезут к Харькову в окно

Продавец старинный. Проседь
мне рулон сукна выносит
Разрешите? На пальто?
Я волнуюсь - кто я - кто?

Он мистически разводит
руки желтые свои
нужно место он находит
там где хватит для швеи

он сукно перерезает
моя тряпка отползает
остается их рулон
и рулона прежний сон

В старом мире все бывало
туго тряпка обвивала
бледный в зеркале стоял
мамы прихоть выполнял

Подошло! - друзья судили
и серьезно отходили
взором мерили вы русского
в ткань завернутого узкого

Юноша! сегодня день
очень памятный и тень
от него надолго ляжет
к связям с вéщами обяжет

ты сегодня обручен
при друзьях препровожден
Продолженье кожи - ткань
Производство - Эривань

и живых людей толчки
были м'ясны и мягки

Все кто был тогда там в зале
умерли. ушли. завяли
Нас тогда был целый зал
Только мне далось. Бежал

Вечерами, вечерами…

Вечерами. вечерами
в надлежащие моменты
ветер воет. монументы
сотрясая над костями

Уж давно здесь не хоронят
и весной по всем дорожкам
возлежат одни студенты
учат тексты понемножку

Учат тексты. В небе дали
В небе фосфорные спички
И на памятник певичке
бросив куртку и сандали

надпись не читают зыбко
Хватит. Мраморна улыбка
И довольно. и довольно
Обнимают женщин больно

Кое-кто в траве решится
Сползет платье. Заголится
тело бедер. Бедер много
За стеной бежит дорога

И на ней автомобили
Вдоль деревьев рядом были
. . . . . . . . . .
Женщина в траве присела
Льется струйка прочь от тела
и белеют смутно ягодицы
Юность - юность! Насладиться
невозможно было мне тобой
Стой на кладбище - постой
Целый день большой хмельной
Выполнен в манере пятен
пахнут травы. и приятен
холодок с земли ползет
Здравствуйте фонарь - я вот!

У сирени я стою
и совсем не безобидно
Жду я женщину свою
скоро ее будет видно

От сторожки злой дымок
чешется у самых ног
Май курчавый как силен
писает у старых стен