В указанной статье развиты представления Белинского о народности: "Жизнь всякого народа проявляется в своих, ей одной свойственных, формах, следовательно, если изображение жизни верно, то и народно" (I, 172). Белинский усилил, укрупнил свои позиции в осознании этой категории: "народность есть не достоинство, а необходимое условие истинно художественного произведения, если под народностию должно разуметь верность изображения нравов, обычаев и характера того или другого народа, той или иной страны" (I, 172; курсив мой. – М.Л.). Вместе с тем Белинский настаивал на том, что народность не сводима к пониманию в узконациональных рамках; критик развил мысль о том, что истинно народное начало несет в себе общечеловеческий смысл.
Не меньшее значение имеют и представленные в этой статье размышления Белинского о художественности как главном признаке и главной характеристике произведения и о ее значимых критериях. Художественность определена как "простота вымысла, народность, совершенная истина жизни, оригинальность и комическое одушевление, всегда побеждаемое глубоким чувством грусти и уныния" (I, 162); в свете гоголевских повестей художественность связана в сознании автора статьи с лиризмом (I, 183). Подлинным фактом искусства, по Белинскому, произведение становится только тогда, когда достигает художественности: "первый и главный вопрос, предстоящий для разрешения критика, есть - точно ли это произведение изящно, точно ли этот автор поэт?" (I, 163). Критик утверждал: "Из решения этого вопроса сами собою вытекают ответы о характере и важности сочинения" (I, 163). Поэт, в понимании критика, – "высокое и святое слово" (I, 182). Определяющим критерием художественности является умение писателя воссоздать образ обобщающего характера – человеческий тип, когда вместо описания качеств Отелло, Гамлета, Фамусова, Молчалина читатель в дальнейшем называет только их имена. Такое мастерство художника Белинский определяет как "гербовую печать автора" (I, 173).
Доказательной базой и основным массивом анализа в статье, как следует из ее названия, стали произведения Н.В. Гоголя – сборники рассказов "Арабески" и "Миргород". Этот писатель, внесший сатирическое начало в развитие русского реализма, определен как лидер нового периода отечественной литературы – назван "главою литературы, главою поэтов": "он становится на место, оставленное Пушкиным" (I, 183). Повести Н.В. Гоголя, подчеркивал критик, "народны в высочайшей степени" (I, 172).
В анализируемой статье "О русской повести и повестях г. Гоголя" Белинский сформулировал и "задачу критики": дать "истинную оценку произведения", чтобы "определить характер разбираемых сочинений и указать место, на которое они дают право своему автору в кругу представителей литературы" (I, 162). Продолжая эту мысль в статье "О критике и литературных мнениях "Московского наблюдателя"" (1836), Белинский подчеркнул, что без интересных и актуальных аналитических материалов (рецензий, статей, обзоров) журнал теряет свою определенность: "Без критики журнал есть образ без лица" (I, 261). В этой статье прозвучал важнейший профессиональный девиз – Белинский охарактеризовал критику как "движущуюся эстетику" (I, 258), поставив знак равенства между своим пониманием литературной критики и эстетикой. Это положение в дальнейшем будет многогранно развито и определит путь Белинского как историка и теоретика литературы.
В статьях и рецензиях, опубликованных в журнале "Московский наблюдатель", Белинский обозначил ряд значимых позиций в суждениях об исторических формах реализма и о диалектике развития художественного целого. Он настаивал на том, что "поэзия <литература> есть мышление в образах" (II, 102; курсив мой. – М.Л.). Основанием для этого концептуального и конструктивного вывода стал анализ как произведений, созданных в ушедшие эпохи (трагедия У. Шекспира "Гамлет", произведения Д.И. Фонвизина и др.), так и произведений первых десятилетий XIX века (роман М.Н. Загоскина "Юрий Милославский, или Русские в 1612 г.", романы "первого русского романиста" (II, 358) И.И. Лажечникова "Ледяной дом", "Басурман" и др.).
Конец 1830-х годов в работе Белинского ознаменован именем Г.В.Ф. Гегеля и связан с осмыслением его философии. Белинский размышлял о действительности, об идеале, о сущем и кажущемся и, в результате, развил тезис о "двух сторонах жизни": о "действительной или разумной действительности" и о действительности "призрачной" (статья ""Горе от ума" <…> Сочинение А.С. Грибоедова. Второе издание. С.-П.бург. 1839"; II, 199, 196–197). О "владычестве разумной действительности" Белинский будет говорить и в письмах (например, М.А. Бакунину, от 14–18 апреля 1840 г.; IX, 356). Позже Белинский откажется от этих воззрений как, с его новой точки зрения, несостоятельных.
Петербургский период (1840-е годы), в отличие от московского (1830-х годов), оказался принципиально новым этапом литературно-критического, публицистического и научно-критического творчества Белинского. Это годы, когда философские и художественно-литературные ориентиры критика существенно корректируются. Белинский становится глубоким историком литературы, последовательно изучавшим литературно-художественные процессы в русской и европейских культурах и пристально, аналитически исследовавшим проблемы авторской индивидуальности художника. В начале 1840-х годов Белинский заявил о себе специально созданными теоретическими работами и вошел в историю литературоведения в том числе как теоретик словесного творчества.
Началом петербургского периода жизни и творчества Белинского стали статьи, посвященные М.Ю. Лермонтову, – "Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова" (1840) и "Стихотворения М. Лермонтова" (1841). Критик был знаком с поэтом. Особенностью его личности, по мнению Белинского, было то, что "душа его <Лермонтова> жаждет впечатлений и жизни" (письмо В.П. Боткину, от 14–15 марта 1840 г.; IX, 353).
Статья "Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова" посвящена анализу романа как "единого организма" из пяти новелл (III, 85), которые организованы концептуально-значимой идеей и собраны Лермонтовым под "общим названием" (III, 84) "Герой нашего времени". Непосредственно-конкретный разговор о произведении Лермонтова Белинский начинает с новеллы "Бэла". Центром внимание критика, вслед за логикой художника, становится главный герой. Белинский анализирует изображенные Лермонтовым четыре месяца безоблачного счастья Печорина и Бэлы, а также причины охлаждения героя к возлюбленной, нравственные мучения Печорина в осознании самого себя. При этом Белинский подчеркивает парадокс, суть которого не в краткости, а в "продолжительности" (III, 100) чувств Печорина, живущего гораздо более интенсивно и напряженно, чем окружающие его люди.
Белинский анализирует расстановку персонажей; рассматривает среду, в которой оказался герой, и вглядывается в окружающие его фигуры. В характерах Азамата и Казбича, подчеркивает Белинский, Лермонтов схватил "такие типы, которые будут равно понятны и англичанину, и немцу, и французу, как понятны они русскому"; критик восхищается: "Вот что называется рисовать фигуры во весь рост, с национальною физиономиею и в национальном костюме!.." (III, 103). Рассматривая образ Максима Максимыча, Белинский подчеркивал, что "это тип чисто русский" (III, 89). Лермонтов привел в роман обычного, ничем не примечательного – "маленького" человека: "Умственный кругозор Максима Максимыча очень ограничен". Однако критик настаивает на том, что "причина этой ограниченности" не в "натуре", а в "развитии" (III, 89). Белинский убежден, что читатель "от души полюбит" (III, 90) армейского офицера – "доброго простака", "который и не подозревает, как глубока и богата его натура, как высок и благороден он" (III, 103). В ходе анализа другой новеллы, "Максим Максимыч", Белинский развивает суждение о том, что тип бескорыстного "доброго простака" олицетворяет лучшее в жизни: "И дай бог вам поболее встретить, на пути вашей жизни, Максимов Максимычей!.." (III, 103, 108).
Новелла "Тамань" отличается, по мнению критика, "особенным колоритом" (III, 109). Она ассоциируется в сознании Белинского с лирическим стихотворением, "прелесть которого" может быть утеряна из-за одного выпущенного или измененного "не рукою самого поэта" (III, 109) стиха. При рассмотрении образа контрабандистки у критика рождаются поэтические сравнения: "это какая-то дикая, сверкающая красота, обольстительная, как сирена, неуловимая, как ундина, страшная, как русалка, быстрая, как прелестная тень или волна, гибкая, как тростник" (III, 109). В Печорине в этой новелле Лермонтов показал "человека с сильною волею, отважного <…> напрашивающегося на бури и тревоги, чтобы <…> наполнить бездонную пустоту своего духа, хотя бы и деятельностию без всякой цели" (III, 110).
Центральной новеллой романа Белинский назвал "Княжну Мери". Печорин является здесь во всех противоречиях: "Его страсти – бури, очищающие сферу духа; его заблуждения, как ни страшны они, острые болезни в молодом теле <…>": "ему другое назначение, другой путь, чем вам", – путь "высшего состояния самопознания" (III, 118–119). Наиважнейшую задачу Лермонтова в создании героя Белинский метафорически видит в знаково-символических координатах бытия: "без бурь нет плодородия, и природа изнывает; без страстей и противоречий нет жизни, нет поэзии" (III, 119). Вслед за автором произведения Белинский исследует и окружение Печорина – образы Грушницкого, доктора Вернера, княжны Мери, изучая "силовые линии" этих характеров, психологические мотивировки действий и поступков.