К дефинициям вроде "националист", "славянофил" я еще вернусь, а пока уточню, что пренебрежительность, которую иные "деревенщики" уловили в определении их литературного сообщества, отождествляла их с неприемлемыми для "изящного вкуса" "сермяжностью" и отсутствием художественной изощренности письма. Впоследствии "деревенщики" будут упорно доказывать свою профессиональную состоятельность, но изначально они в самом деле воспринимали себя как представители "некультурной", или, точнее, "неокультуренной" в глазах интеллектуалов, деревни, пришедшие в литературу "из низов" с готовностью свидетельствовать от лица ограниченного в правах, социально депривированного крестьянства. Повествование о драматичном опыте родного для них сословия (особенно на протяжении последних четырех десятилетий, с 1920-х по 1950-е), портретирование – в полемике с соцреалистическими клише – огромной массы "подчиненных", вынесших на себе главную тяжесть исторических катаклизмов и социальных трансформаций, они считали своей основной задачей. В 1975 году Игорь Дедков писал о "деревенской прозе", безусловно признавая ее первенство в современной литературе, как о прозе "провинциальной", испытывающей, помимо прочего, неподдельный интерес к "обделенным, обойденным, как бы не приглашенным к празднику жизни", то есть находившимся не столько на географической, сколько на социальной периферии. Для "деревенщиков" ее обитатели – по преимуществу крестьяне (хотя не только), часто старые, и, несмотря на талантливость натуры, удивительную выносливость, субъективное ощущение ими полноты прожитой жизни (эти качества своих героев педалировали Распутин, отчасти Астафьев, Залыгин и Шукшин), являющиеся страдательным лицом в процессах неминуемых изменений.
Начатая "деревенщиками" (а до них и параллельно с ними – Александром Твардовским, А. Яшиным, А. Солженицыным) культурная реабилитация крестьянства была долгой и вызывала сопротивление с разных сторон: А.Н. Яковлев, в 1972 году исполнявший обязанности заведующего Отделом пропаганды и агитации в ЦК КПСС, считал идеализацию крестьянства покушением на официально закрепленное паритетное положение социальных слоев и прослоек в СССР; напротив, печатавшийся в диссидентских изданиях Григорий Померанц в одной из статей заявлял, что сосредоточенность на решении проблем крестьянства и "народническое" поклонение ему – абсолютно антимодернизационные и потому вредные жесты. Эта реабилитация натыкалась на цензурные ограничения и сопровождалась идеологическими разбирательствами, в центре которых находились не только писатели (как, например, Ф. Абрамов в связи с публикацией повести "Вокруг да около" в 1963 году), но и представители правой критики (В. Чалмаев, М. Лобанов, Ю. Селезнев), еще более рьяно, нежели "деревенщики", убеждавшие читателя, что герой из крестьян – носитель народного духа, традиционных национальных ценностей и "опора державы" на все времена. Надо признать, что эти консолидированные усилия принесли плоды, правда, не столько в сфере воспитания и морали, сколько в сфере риторического сопровождения властных решений: в 1980-е годы проблемы аграрного комплекса, перспективные планы развития современной деревни уже безоговорочно воспринимались как важнейшее направление социально-экономической политики, а публицистика на сельскохозяйственные темы и сочинения прозаиков-"неопочвенников" образовывали официально признанный особо актуальным тренд текущего литературного процесса.
Риторика "неопочвеннической" критики 1960-х – начала 1980-х годов обнажила еще одно важное "генеалогическое" измерение социокультурной реабилитации крестьянства. Дело в том, что формирование "деревенской прозы" было развитием потенций, заложенных в позднесталинской государственной идеологии, и вместе с тем спором с нею, во всяком случае в том, что касается судьбы крестьянского мира:
Реабилитировав российскую государственность и российскую классику как абсолютные ценности, Сталин открыл дорогу прежде всего к реабилитации российского крестьянства. Логика этой идеологической операции была предельно проста. Если российская государственность является высшей ценностью, то тогда ценностью должно быть ее основание и прежде всего создавший ее русский народ. Идеологи почвенничества двигаются еще в рамках социалистической идеологии, крестьянство как трудящийся класс для них важнее и ценнее дворянства. Но тем не менее, перенося акцент с рабочего класса на крестьянство, они еще больше, чем Сталин, порывают с ортодоксальным марксизмом.
<…> Писатели-почвенники, включая Солженицына, появляются на исходе хрущевской оттепели, но все они родом из сталинского ревизионизма. Залыгин, Шукшин, Белов, Астафьев, Распутин довершают идеологическую революцию, начатую Сталиным. "Молодая гвардия" второй половины шестидесятых, а потом "Наш современник" переводит язык национал-большевизма на язык откровенного антикоммунизма. Возрожденная Сталиным идея русского патриотизма и российской государственности ведет уже в открытой печати к тотальной критике его, сталинской коллективизации, как акции, направленной против устоев народной жизни.