— Ему хотелось встать и походить по комнате, но для этого там было слишком мало места, да и Есилькова могла неправильно истолковать его движение. — Недалеко от ее квартиры я наткнулся на ограждение. Там был человек — наверное Малан, я его не видел раньше.
Есилькова молча кивнула. Она закинула ногу на ногу и уселась поудобнее, словно приготовилась слушать длинный и интересный рассказ.
— Я вытащил карточку, думал, с ней меня пустят за перегородку. Выходит, тогда я и потерял ее. Тот парень пытался обмануть меня. — Йетс почувствовал, что надежда еще есть, и сразу занервничал. — Дальше по коридору был фургон, я заметил, что рядом с водителем сидит бородач из ресторана… Мы его только что видели по голотанку, я думаю, он африканер.
Есилькова по-прежнему молчала. Йетс, помедлив секунду, продолжал:
— Я разнес их загородку. У того парня была плазменная пушка. Я отнял ее. — Йетсу не хотелось говорить, что было дальше, да лейтенантша прекрасно знала это и без него. Вместо этого он сказал: — Они прятали оружие в ящиках для инструментов… В общем, я пристрелил его. Кто-то выстрелил из фургона раза два. Потом фургон поехал, а я побежал за ним.
…Йетс стал на двадцать лет моложе и видел сквозь листву бамбуковые хижины в деревне, названия которой он не знал.
— Я выстрелил по ним, фургон остановился. Я не видел, но думаю, что они выскочили из него.
…Тропическое солнце и влажность. Листья зловеще шуршат справа. Дышать трудно…
— Они спрятались в шлюзе. Их было двое или даже трое. Господи! Я плохо помню!
Правда могла спасти его. Сэму чудилось, что ему снится кошмарный сон: он в аду, время исчезло…
— Спокойно, спокойно, — говорила Соня, массируя ему шею. Сэм не помнил, как она встала и подошла к нему. Он запрокинул голову. Медленно приходило расслабление.
— Я убил мерзавцев, — прошептал он. — Прикончил их…
— Все в порядке. Тебе ничего больше не оставалось.
— Элла была внутри фургона. — Сэм потихоньку приходил в себя. — Ее накачали наркотиками, но там было противоядие, антидот… в руке того человека…
— Он был мертв? — мягко спросила Есилькова.
— Да.
Сэм смотрел прямо перед собой. Ее рука легко скользнула с его шеи на плечо. Он задержал ее там своей ладонью.
— Эллу завернули в одеяло, а тот человек… у него не было лица…
Он видел, как плазма ударяет в борт фургона: вспышка, металл испаряется, краска вздувается пузырями.
— Когда в тебя стреляют, думаешь только о том, как спастись. Любым способом. — Йетс не оправдывался, а рассуждал вслух. Он смотрел прямо перед собой, словно Есилькова продолжала сидеть за столом напротив.
— Некоторые люди предпочитают убежать, спрятаться, другие — отвечают ударом на удар.
Он поднял голову.
— Я отношусь к последним. Я всю жизнь…
— Я знаю, что ты делал всю жизнь, — невесело усмехнулась Есилькова. — Читала всю ночь твое досье. Тебе, наверное, трудно забыть?
— Да, — сказал он и медленно привлек ее к себе для поцелуя.
Она не сопротивлялась, так что его губы коснулись уголка ее рта.
— Ты думаешь, что, не сумев вывернуться с помощью обмана, сможешь добиться своего другим способом?
Он мог взбеситься или начать спорить, но его тело уже было неподвластно ему, а она, ее руки, уже отвечали ему. Он осторожно коснулся ее груди.
— Как ты думаешь, почему я, подобрав твою карточку, никому об этом не сказала? — спросила Есилькова, выпрямляясь.
Йетс подумал, что она хочет отстраниться от него, но она коснулась пальцем сенсорной застежки на голубой форменной рубашке и сняла ее. Сэм положил ладони на ее груди.
Они были вовсе не плохи — очень белые, с бежевыми сосками, почти такого же цвета, как кожа в других местах. Он коснулся их языком и понял, что на ней надет тончайший пеньюар — такой прозрачный и тонкий, что его невозможно было почувствовать руками.