"Я расстаюсь с этим миром. Сто…"
Я расстаюсь с этим миром. Сто
столетий пройдет, а он будет такой же.
И все начнут говорить: а что?
Кто сказал, что мир спасет красота,
не понял в ней ни черта.
Стой же,
Ноябрь. Когда-то я был влюблен.
Жаль, что тогда я не видел того, что ближе,
Ступая кроссовками "Саломон"
По петербургской жиже.
Теперь иная печаль:
до смерти расставаться жаль
с лучшим моим дружком -
Ночным Снежком.
"Ах, как снега пушистого нынче много!.."
Ах, как снега пушистого нынче много!
Будто ваты на елке, и остального,
словно нет, и самому не видно,
как твоя очевидность неочевидна.Хорошо убраться назло досадам
с февралем, с разошедшимся снегопадом,
позабыв, наконец, про свои невзгоды,
про печали, заботы, тревоги, годы.Позабыть навсегда о своих свиданьях,
о своих ожиданьях и опозданьях,
о своих любимых и нелюбимых -
о своих ошибках непоправимых.Вообще – исчезнуть с последним снегом,
заодно с опустевшим своим ковчегом,
позабыв о тепле, о весне, о лете:
обо всем, обо всем, обо всем на свете.
"Никому не хочу я петь…"
Никому не хочу я петь.
Разорвав, наконец-то, сеть,
я плыву не туда, куда
все. Сверкает кругом "вода".Этот мир сочинил урод.
Все здесь нужно наоборот
понимать. Но теперь я "пас" -
обойдется кретинский класс,
и стихи, что слагались в знак,
пусть летят кто куда, кто как…Что добавить к сему? Ни здесь,
ни на небе еще не весь
спектр познанья, что мне смешны
юбилеи и дурней сны.
А уж если и жалко кого – травы
да дегенератской молвы.И иду я в густой толпе,
как в лесу по глухой тропе,
презирая сверканье звезд,
ненавидя бессилье слез,
лишь свое про себя шепча,
будто гаснущая свеча.
"С неких пор я все чаще…"
И. Бродскому
С неких пор я все чаще
с завидным упрямством куклы,
словно в мусорный ящик,
бросаю в почтовый буквыUSA. Там начинка:
я жду и бросаю снова,
как японец в пачинко,
играю с судьбой на слово.Лучше я расскажу Вам,
о чем мои письма – это
миражи стеклодува
и метапсихоз поэта,что дешевле монетки
в подвале кофейни злачной -
промороженный в ветке
пылающий шар прозрачный.Дальше бредни о грусти,
сравнимой с налетом пыли,
про настенные гусли,
поющие "жили-были",про всенощную мессу
в присутствии дамы в черном
по пречистому лесу
на детском окне узорном.В общем, темы посланья
закланного для Эриний -
"Превращенье дыханья
в поземку" и "Крови в иней",до ворсинок продрогший
квартальный отчет за зиму:
"Отношенье издохшей
собаки к теплу и дыму".В завершенье тирады -
привет от запорошенных,
от церковной ограды
и дома умалишенных,от рассеянных искр
и служенья холодной лире.
Вот и все, пан Магистр.
До встречи не в этом мире.
Приложения
Жене
Вечер. Картинки по желтым стенкам.
Два букетика незабудок
в сговоре с золотым оттенком
прядок, испытывают рассудок.Он ли, она ли его целует -
тень поцелуя под облаками.
Больше Вселенной не существует -
только щекотка под языками.Улица Е. Егоровой. В сонном
воздухе слышится: до свиданья.
Что ж от всех курточек с капюшоном
так перехватывает дыханье?Что ж обезумевшим пассажиром
против движенья в тоннеле мчится
сердце, теряя согласье с миром,
словно ему уже не влюбиться?
"Спешит Новый год к прохожим, друзьям, парам…"
Спешит Новый год к прохожим, друзьям, парам.
Все что-то хватают, все волокут елки.
А мне нипочем: еще поживу в старом -
я предпочитаю обломки и осколки.Мое настоящее, как пирожок с ядом.
А в будущем белый туман и трубы пенье.
Мне нравится прошлое: в нем ты со мной рядом,
как вечное, нежное головокруженье.Когда ты кладешь свою руку в мою снова,
я чувствую в ней весь остаток тепла в мире.
Но я от волненья боюсь проронить слово,
как с белым из жести кружочком мишень в тире.О если бы выбрать, которой судьбе сдаться!
Волшебные сумерки, сердце еще бьется…
И невероятно куда-то еще мчаться,
пока твоя шапочка между домов вьется.
"Вечер, Вечер…"
Вечер, Вечер -
мой молчаливый гость,
что за свечи
в дом ты ко мне принес?
Взял их в церкви -
не пропадут, небось.Я скучаю
нынче, как идиот.
Я ведь знаю -
милая не придет.
Выйдет в город -
с кем-нибудь пропадет.Ей, любимой,
нет никаких причин,
столь красивой,
прятаться от мужчин,
потому что
я здесь совсем один.Я, наверно,
глупо о ней сужу.
Несомненно,
зря я о ней тужу.
Будет случай -
я ей тогда скажу:Все на свете
проходит, как облака.
Только эти
останутся, как река, -
встречи,
в которых звучит: пока.Рыбка, рыбка, -
шепну я, словно вода, -
ты меня позабудешь,
а я тебя никогда.
К сожаленью, это
теперь уже навсегда.
"Какой печальный нынче Новый год!.."
Какой печальный нынче Новый год!
Так холодно, что никуда не сходишь,
сидишь и с телефона глаз не сводишь,
как с черной мыши деревенский кот.Любовь моя, как я теперь живу…
Мне кажется, что ты мне изменяла,
я прячусь с головой под одеяло
и, как ребенок брошенный, реву.Я пребываю в идиотском сне,
я не пойму, насколько ты свободна,
тебе легко пойти к кому угодно,
не думая, как это больно мне.А я глотаю ядовитый дым,
мой дом опять припахивает гарью,
мир хочет, чтоб ты тоже стала тварью,
и навсегда судьбу связала с ним.Мир нагловато верит в то, что он
сильнее, интересней и богаче -
он думает, что не получит сдачи,
что я уже не так в тебя влюблен.И я, конечно, странный человек,
раз не пойму, что все слова напрасны,
как будто бы и не были прекрасны
Апрельская и прошлогодний снег.
"Вот и подходит пора расставанья с телом…"
Вот и подходит пора расставанья с телом,
а заодно со средой обитанья плоти.
Как незаметно порой привыкаешь к стенам -
словно лягушка, стареешь в своем болоте.Грустно, конечно. А жаль, что грустить не вечно.
Грусть – это лучшее, что остается с детства.
И доживать в Петербурге, как будто, легче:
призрака призраку не навредит соседство.Вот открывается дверь моего "театра".
Входит "актриса", похожая на Джульетту.
Было ли это вчера, или будет завтра -
чем помешает ее болтовня поэту?Все интересней, чем биться весь век с "врагами".
Жаль, что ведем мы себя не особо вольно:
я ведь еще не нашел чемодан с деньгами -
Так что на этом этапе с меня довольно.Все ничего. Только сердце о чем-то ноет:
страшно, наверно, привычки свои оставить.
В общем, любить никого на земле не стоит.
А разлюбить – невозможно себе представить.
"В далеком небе кружит самолет…"
В далеком небе кружит самолет.
Смешной прохожий щурится от света.
И мы еще гуляем напролет.
Мы влюблены. Нам хорошо. И лето.Вот мы стоим. Трамвая долго нет.
Вокруг скучает пассажиров стая.
И нас с тобою бережет от бед
на свете наша песенка простая.И пусть нет строя в наших голосах,
и мы поем ее, как можно – тише.
Она звучит, как будто в небесах.
А, может, извини Господь, и выше…Где ты теперь – не спросишь у зимы.
Но что-то сердце жжет, как след подковки
на том отрезке времени, где мы
остались на трамвайной остановке.
Сонет
Мне жаль, что я тебя люблю,
что ты моей люб в и не рада,
что я с тобой постель делю,
прокравшись по аллеям сада.Что, ускользая поутру,
бужу любимого Рамзеса,
что я не вовремя умру,
ни в ком не вызвав интереса.Ты мучаешь меня за спесь,
за то, что вечно я "не здесь",
что часто мы без денег оба,за то, что я ночей не сплю,
за то, что я тебя люблю,
и думаешь: "Еще за что ба"…
"Вечером, медленно двигаясь в гуще сброда…"
Вечером, медленно двигаясь в гуще сброда,
рядом с тобой, переменчивой, как погода,
я, для которого ты – это вся планета,
прячась, как сумерки, в тень от чумного света,
не понимая, что, в сущности, происходит,
чувствую, как моя жизнь из меня уходит.
Словно обязан куда-то уехать вскоре,
я ощущаю с тобою тоску и горе,
будто слоняюсь по вымершим коридорам
в брошенном доме фантазий моих, в котором
выбиты окна, и ветер гуляет в залах,
плача, как ночью вода в городских каналах.
Можно поверить, что песенка дома спета.
Только откуда под дверью полоска света
в час, когда все, как один, разбрелись на бл. дки,
будто ты просто играешь со мною в прятки
в мире, заполненном похотью и прошедшим,
здесь, в темноте, сумасшедшая с сумасшедшим.
"За окнами завихренье снежинок – пришел Сочельник…"
За окнами завихренье снежинок – пришел Сочельник.
Жена уже засыпает: ее охраняет ангел.
Я наслаждаюсь свободой на кухне. У нас нет денег.
На улицу меня выгоняет Анкер.