Засверкал апельсин, будто из-за угла
Продавец его поднял. Растаяла мгла.
Все войска поднялись. Их ряды заблистали.
Львы опять на охоту готовиться стали.
И мечом, и копьем, и тугой тетивой
Мир явил много силы своей боевой.
Всюду стон поднялся. Повод выпал у многих.
Из стремян выскользали наездников ноги.
Были два полководца у Дария. Жив
Был в них жар услуженья, но был он и лжив.
Эти двое измучились гнетом царевым, -
Он не раз оскорблял их несдержанным словом.
И взалкали они его крови, свой гнев
Утолить пожелали, его одолев.
К Искендеру явясь, злому замыслу рады,
У румийца они попросили пощады:
"Мы у Дария служим, встречаемся с ним,
Он доступнее нам, чем вельможам иным.
Всех он жалит неправдою и поношеньем.
И вонзить в него меч стало нашим решеньем.
Мы намерены завтра пролить его кровь,
Чтоб великий Иран сделать праведным вновь.
Продержись этот вечер на этом же месте,
Завтра враг твой падет, он узнает о мести.
Водрузит он свой стяг, но не сможет пресечь
Он удара. Готов наш отточенный меч.
А за помощь великую, - слуг своих верных
Наградишь ты ключом от сокровищ безмерных.
Мы богатства хотим. Нам богатства вручишь.
Золотое деянье ты златом почтишь".
Обещал Искендер их исполнить желанье;
Руку дал он предателям в знак обещанья,
Хоть не верил им царь, - как же статься могло,
Что проникло в их ум столь ужасное зло!
Но ведь каждый любое предпринял бы дело,
Лишь бы только несчастье врагов одолело.
Правосудием стала расправа, - и царь
Вспомнил мудрость пословицы, сложенной встарь:
"Зайца в каждом краю - это ведает всякий -
Только этого края поймают собаки".
И когда молвил тот, чей рассудок велик,
Тем, в чьем разуме умысел черный возник,
Что вручит он им ключ от сокровищ, что может
Их порыв оценить, что их делу поможет, -
И для низких ничем стали верности дни,
И к убийству готовиться стали они.
В час, когда жаркий лал взял безвестный грабитель
И желали дознаться, кто сей похититель, -
Заподозрив луну и узрев ее свет,
Все сказали: "Все ясно, сомнения нет".
Два враждебные войска, уставши от боя,
И в тиши распоясавшись, ждали покоя.
Но уж много неробких во мгле голубой
Начинали назавтра готовиться в бой.
ПОБЕДА ИСКАНДЕРА НАД ДАРИЕМ И СМЕРТЬ ДАРИЯ
Круговой своей чаши, о кравчий, огнем
Дай сиянье всему. Я мечтаю о нем:
Этот пламень сжигает в рубиновой чаше
Все печали, что в сердце мы приняли наше.
* * *
Хоть на этой земле нам отраден привал,
К торопливости все же нас кто-то призвал.
Две калитки в саду, столь отрадном для взора,
Но железного нет на калитках затвора.
Ты, в калитку войдя, оглядись. Впереди
Есть другая калитка. Побудь - и уйди.
Не безмерно люби ароматную розу,
Неизбежной разлуки припомни угрозу.
Береги свой счастливый, свой нынешний день.
Все былое - ничто. Все грядущее - тень.
Этот путь не для радости нам назначали,
А, быть может, для горести и для печали.
Пригласили на свадебку ослика - он
И воды натаскал и мешком нагружен.
* * *
Вот что этому вслед стихотворцем радивым
Было явлено всем в его слове правдивом:
Светлый день отснял и покровом густым
Скрыл его полыханье полуночный дым,
И луною, чтоб радовать смертные очи,
Приукрасился сумрак спустившейся ночи.
На переднем краю всех частей войсковых
До утра были зорки глаза часовых.
Караулы кружили, как жерновы. В скалах
Куропатки кричали. Немало усталых,
В тяжкой дреме узрев боевого слона,
Застонав, пробуждались от страшного сна.
Отдыхало бойца распростертое тело,
Но забвенье к нему все ж прийти не хотело.
И молились в тиши все войска, чтоб текла,
Бесконечно текла полуночная мгла,
Чтобы день заслонила она им собою,
Чтобы долго не звал он их к новому бою.
А цари размышляли, томительный гнев
Друг на друга в безмолвии преодолев:
"День взойдет, о своем вспомнив светлом начале,
Чтоб от черного белое мы отличали, -
И мы рядом поедем… На кратком пути
К примерению путь мы сумеем найти.
Повод к поводу, между войсками по лугу
Проезжая, мы дружбу изъявим друг другу".
Но советники Дарию дали совет,
Угасивший благого намеренья свет.
Не воспринял никто столь возможного блага.
Царь услышал: "Сражайся! Победна отвага!
Ведь румиец поранен. В борении с ним
Превосходство бесспорное мы сохраним.
Выйдем завтра на бой. И в сраженье упорном
Всех уложим румийцев на поле просторном".
Так сказали одни, а другие мужи
Предлагали дорогу уловок и лжи.
Два злодея за битву свой подали голос:
"Не падет ни один с повелителя волос!"
Но и царь Искендер под луной, в тишине,
По-иному подумал о завтрашнем дне.
Может статься, что двух полководцев дорога
Его храбрости - все ж неплохая помога.
И открыл он соратникам душу свою:
"День взойдет, и мы завтра в Мосульском краю,
Вновь приступим к достойному славному бою,
Мышцы нашей души укрепляя борьбою.
Если мы победим - мы над миром царим.
Если Дарий - то царство возглавится им.
Судный день всем живущим неведом грядущий,
Все ж на завтра его нам назначил всесущий",
И лежали бойцы, видя страшные сны,
Предвещаньем и ужасом темным полны.
Двери света раскрылись над ближней горою,
И блеснула вселенная новой игрою:
Просо звезд замесив, мир украсивши наш,
Испекла она в небе горячий лаваш.
И войска задрожали, что тяжкие горы,
И в смятенье пришли все земные просторы.
Царь из рода Бахмана, восстав ото сна,
Чтоб удача была ему в руки дана,
Чтоб для боя ни в чем не сыскалось помехи, -
Осмотрел все колчаны, щиты и доспехи.
Сотни гор из булата воздвиг он, и клад
Он решил сохранить между этих оград.
Кончив с правым крылом, озаботился левым:
И оно для врага станет смерти посевом.
Крылья в землю вросли. Был придержан их пыл.
Недвижим был железный, незыблемый тыл.
Царин стал в сердцевине отряда, и, вся,
Возвышалось над ним знамя древнего Кея.
Искендер взял на бой свой нетронутый меч;
К смертной схватке сумел он его приберечь.
Всем храбрейшим, овеянным воинской славой,
Приказал он идти у руки своей правой.
Многим лучникам, левой стрелявшим рукой,
Быть он слева велел. И порядок такой
Он назначил для тех, кто и службой примерной
И всей силой - охраною был ему верной:
Вкруг него встать стеною, - не то, что вчера.
Был он - словно булат, был он - словно гора
Огласился простор несмолкаемым криком.
Небеса возвестили о гневе великом.
Зарычала труба, как встревоженный лев.
Смелый змей заплясал. И заплакал напев
Исступленно вопящего тюркского ная,
Все сердца страшной дрожью дрожать заставляя.
На слонах загремели литавры, - и в Нил
Не один, ужаснувшись, нырнул крокодил.
Завопила труба, - и у лучников многих
На бегу подкосились от ужаса ноги.
Грозный треск от пустых барабанов пошел,
И качнулись все горы, зазыблился дол.
Копья были в жару, - и, как будто в недуге,
Чтобы воздух глотнуть, пробивали кольчуги.
Ливень стрел стал неистов и был он таков,
Что про дождь свой забыла гряда облаков.
Два кровавые моря взыграли. Повсюду
Видел воин тюльпанов багряную груду.
О циновке своей многоцветной земля
Позабыла, по ветру ее распыля.
Ртуть мечей засверкала в клубящейся мути,
Разбегались бойцы с торопливостью ртути.
Столько копий булатных вонзилось в тела,
Что в горах за скалою дрожала скала.
Так, врубаясь, мечи скрежетали от злости,
Что рассыпались гор загремевшие кости.
Столько стрел в колесо небосвода вошло,
Что оно быть поспешным уже не могло.
Так стремились к устам остроклювые дроты,
Что устам и дышать уж не стало охоты.
Стали копья шипами запретных оград.
А щиты - словно тесный тюльпановый сад.
Всех настиг Судный день, страшный День воскресенья!
И не стало исхода, не стало спасенья.
Столько всадники яростных бросили стрел,
Что швыряли колчан: он уже опустел.
И тела громоздились потомков Адама,
И работала смерть, и быстра и упряма.
О себе на побоище каждый радел.
Кто подумал о том, сколько брошенных тел!
Кто в одежде печали готовится к бою?
Только синий кафтан под кольчугой иною.
Речь прекрасная, помню, была мне слышна, -
Кто-то мудрый сказал: "Смерть на людях красна".
Смерть убьет одного, а заплачет весь город.
Разорвет на себе он в отчаянье ворот.
А весь город умрет где-то там вдалеке, -
И никто не заплачет в глубокой тоске.
Столько мертвых простерлось на горестном лоне,
Что пред страшной преградою пятились кони.
И на Тигре кровавом, как желтый цветок,
Отраженного солнца качался челнок.
Но румийские копья в сраженье сверкали
Горячей, чем заката багряные дали.
Меч иранский, сражаясь, так жарко сверкал,
Что согрел сердцевину насупленных скал.
Так враги развернули меж грома и гула
Судный день на прекрасной равнине Мосула!
Рассыпались отряды иранцев, и прах
Всю равнину покрыл. Был один шахиншах.
Позабыло о нем его войско. Упорно
Продолжалась борьба. В поле стало просторно.
Нелюбим был придворными Дарий - и он
Их заботою не был в бою окружен.
И внезапно, мечами ударив с размаху,
Нанесли двое низких ранение шаху.
Наземь Дарий повергся. Его не спасут,
Над смятенной землей Страшный начался суд.
Сотрясая простор, пало дерево Кея.