- Не совсем так, мой генерал, - трудно сглатывая комок в горле, криво усмехнулся майор. - Идея направить к вам уполномоченного по связи с японской стороной была выдвинута еще при правительстве господина Рейно, так что, с известной натяжкой, меня можно рассматривать как посланца сражающейся Франции, хотя и запоздавшего. В день подписания капитуляции в Компьенском лесу я болтался где-то между Сардинией и Суэцем… Извините, мой генерал.
Пожилой тонкинец в белых перчатках и безукоризненном смокинге бережно вкатил столик, уставленный всевозможными кушаньями.
- Чувствуете, какое благоухание? - генерал поднял сверкающую крышку, под которой в нежном облачке пара туманилась искусно нашпигованная курица. - Пулярка по-бресски! - Он довольно потер руки и приоткрыл следующий колпак. - А здесь?.. О! Креветки с ростками бамбука и проросшими пшеничными зернами! И еще изумительно нежные пирожки с мясом! Сразу видно, что Тхуан постарался ради гостя. Верно, Тхуан?
Скуластое, изъеденное оспой лицо повара озарилось мгновенной улыбкой. Он издал довольное ворчание и, не переставая что-то бормотать, ловко принялся сервировать стол: французские блюда на севрских тарелках, вьетнамские - в глубоких, украшенных голубыми драконами чашках.
- Не слишком ли обильно для завтрака? - поинтересовался Фюмроль, жадно вдыхая пряные запахи незнакомых блюд.
- Привыкайте к тропикам, мой дорогой. Днем вам будет не до еды. В жару спасает только зеленый чай. Сто раз успеете проголодаться, пока на землю снизойдет вечерняя прохлада… Лично я предпочитаю начинать день с фо - крепкого и острого мясного супа с рисовой лапшой. Это настоящая зарядка!.. Что будете пить, маркиз?
- Полностью полагаюсь на ваш вкус.
- Тогда "Мутон Ротшильд", Тхуан, - распорядился генерал. - Да, подай рыбный соус и чили. Будьте осторожны, - он пододвинул Фюмролю блюдечко с нарезанным крохотными кружочками красным перчиком. - Это настоящий тротил! Рекомендую смешать его с рыбным соусом. Кстати, Вьетнам - единственное место в мире, где употребляют рыбный соус. Мне нравится, хотя, скажу честно, эта штука на любителя. Тхуан получает его с острова Фукуок. Только там готовят настоящий янтарный ныок мам из мелкой рыбы нук, которая преет в соляных чанах под жарким солнцем. Вас это не смущает?
- Ничуть, - сжал зубы Фюмроль, почти теряя сознание от одного запаха рыбного соуса.
- Пожалуй, не стоит для первого раза, - пощадил его хозяин. - Камон, - поблагодарил он по-вьетнамски повара. - Можешь идти, Тхуан. Нет, постой! - Он повелительно щелкнул пальцами и указал на радиоприемник, стоявший на низком столике в окружении фарфоровых старичков с шишковатыми головами.
Перед тем как уйти, Тхуан поймал какую-то китайскую станцию и повернул колесико на полную мощность.
- Привыкайте, - снисходительно пояснил Катру. - Иначе здесь нельзя. Как говорится, даже стены имеют уши. Подслушивают все поголовно: японцы, немцы, голландцы, китайцы. Ну, как вам показалась пулярка?
- Превосходна! - чистосердечно похвалил Фюмроль. - Лучше, чем у "Максима".
- Не сомневаюсь! Моему Тхуану цены нет. В Париже он мог бы зарабатывать десятки тысяч франков.
- Надеюсь, он не знает об этом? - пошутил Фюмроль.
- Я твержу ему о прелестях заморской родины чуть ли не ежедневно. - Катру рассмеялся. - Только он никуда не поедет. У туземцев, знаете ли, необычайно развито чувство патриотизма. Слишком, я бы даже сказал, развито, гипертрофировано. Европейцу этого не понять. Такова специфика нашей проклятой страны. - Он помрачнел и замолчал. Потом закончил, вздохнув: - Меня Тхуан, кажется, любит почти так же сильно, как и свою родину.
- Вас это не радует?
- Я о другом, маркиз, - генерал раздраженно отбросил вилку. - Просто мы катимся в пропасть. Все ускользает из рук: Франция, Париж, проклятый и трижды благословенный Индокитай. Ничто уже не имеет смысла и не стоит усилий. Вы не согласны?
- В принципе вы правы, мой генерал, - деликатно понизил голос Фюмроль. - Но человеку свойственно надеяться на лучшее. Пока живешь, надеешься…
- В вас говорит молодость, - горько усмехнулся Катру, - неистребимая и слепая сила. А со мной все кончено, маркиз, - еле слышно выдохнул он и бессильно опустил руки.
Гремела странная музыка, отрывистый мужской голос выкрикивал речитативом слова на незнакомом языке, и надсадно гудел кондиционер, овевая затененную комнату благодатной прохладой. Фюмроль сделал вид, что всецело поглощен жареными креветками.
- Уже известен мой преемник, маркиз?
- Простите, ваше превосходительство?
- Мой молодой друг, здесь все только о том и говорят. Да и может ли быть иначе? В Виши никогда не простят мне голлистских симпатий, и если не сам маршал, то адмирал Дарлан уже подыскал более подходящую кандидатуру. Из чисто человеческой суетности мне хочется знать, кто он. Только не пытайтесь меня уверять, что в Париже об этом не было речи. В высшем колониальном совете, на Кэ д’Орсэ.
- Но Парижа нет, сударь, - прервал генерала Фюмроль.
…До боли отчетливо вспомнился день исхода, когда солнце, похожее на лунный диск, неслось в жирных клубах горящей нефти и лохмотья копоти засыпали каменные мосты Сены. Свой старенький "пежо" они с Колет бросили прямо на дороге. Ни за какие деньги нельзя было купить бензин. Пошли куда глаза глядят и с толпой беженцев добрели до Жанвиля. Чего искали они в этом жалком, запруженном людьми городишке, где их ждала лишь холодная ночь в придорожной пыли? Странно, но он почти ничего не помнит. Зачем? Почему? Даже лицо Колет с трудом удается извлечь из темноты. Как медленно, как непокорно возникает целостный образ. Его приходится собирать, словно разорванную в клочки фотографию. И вообще, все, что было до Тура, спрессовалось в неразличимую клубящуюся массу: встречи, дороги, ночевки, постоянные слухи о каком-то немецком десанте, мокрые от слез щеки Колет. "Где сегодня правительство? В Бордо? В Пуатье?" Сквозь крик и плач, сквозь гул самолетов в ночном небе, озаряемом лихорадочным лучом прожектора, до него донеслась непонятная, разорванная на слоги речь и звон гонгов.
Угрожающе зеленел огонек приемника. Чьи-то темные с искалеченными ногтями руки водрузили на белую скатерть блюдо с сырами: бри, пон-л’эвек, камамбер.
-…Не удивлюсь, если это случится уже завтра, - продолжал развивать свою мысль Катру, - или через неделю, когда в Сайгон придет "Пикардия". Это всего лишь случайность, приятная бесспорно, что вы обогнали фельдкурьера, который везет мне отставку… Попробуйте бри, он со слезой.
- Нет Парижа, - повторил Фюмроль, поежившись, словно в ознобе, и отчужденно сказал: - В Бордо или уже в Виши я встретил Мориса Палеолога. Если я не ошибаюсь, он говорил мне о Жане Деку.
- Так я и думал! - Катру раздраженно смял салфетку. - Адмирал Деку! Ну, разумеется, прихвостень Дарлана. Из той же шайки капитулянтов. - Он оживился, словно испытал внезапное облегчение, и заговорил совершенно свободно, не прибегая к двусмысленностям и недомолвкам: - Я стыжусь надевать генеральский мундир. Немцы положили нас на обе лопатки за какие-нибудь полтора месяца. Позиционная война, разумеется, не в счет. Для меня исход кампании стал ясен уже через две недели. Когда противник совершил прорыв у Седана и вышел к Ла-Маншу, все было кончено.
Подумать только: дважды за последние семьдесят лет судьба Франции решилась в одном и том же месте.
- Я тоже думал об этом роковом совпадении, мой генерал. После Седана семидесятого года была создана Третья республика, после Седана нынешнего ее умертвили.
- Да, сударь, комедия сыграна… А жаль!
- Сыграна ли, ваше превосходительство? - Фюмроль смочил пальцы в полоскательнице. - У нас еще осталась Северная Африка, которая на протяжении десятилетий была основным центром империи. Мы держим в руках Мадагаскар, обширные территории в Южной Америке, Сирию и Ливан, весь Индокитай с его рисом и минеральными ресурсами.
- Не знаю, как обстоят дела в Алжире или Тунисе, но Индокитай нам долго не удержать. Вы это знаете не хуже меня. В противном случае я бы не имел удовольствия принимать вас здесь, в Ханое. - Катру предупредительно раскрыл ящичек с манильскими сигарами. - Прежде чем мы пройдем в кабинет и займемся делами, - на его лице мелькнула пренебрежительная улыбка, - расскажите мне немного о подоплеке вашей миссии. Почему именно вас, а, скажем, не другого маркиза, носящего громкое имя византийских императоров, отправили за океан? Как это получилось? Только откровенно! Я готов первым подать пример. Признаюсь, что просил колониальный совет откомандировать в мое распоряжение Клода Морена, бывшего военного атташе в Токио. Но прибыли почему-то вы.
- Морен погиб от фугасной бомбы. И вообще в Туре была такая неразбериха, что сюда могли прислать кого угодно, первого попавшегося офицера из второго бюро или даже вовсе какого-нибудь консьержа из дома, где живут японские дипломаты.
- Тем не менее выбор пал на вас. Видимо, это не случайный выбор. Насколько я знаю, вы тоже находились на дипломатической службе в Японии, знаете язык… Притом вы, кажется, авиатор?
- Это не в счет. Летал на стареньком "амио"…. двести километров в час. Не удивительно, что меня подбили в первом же воздушном бою над Па-де-Кале…
- Мы уходим от темы, майор, - властно остановил его Катру. - Меня интересует Тур.
- В самом деле? Ну что ж, откровенность за откровенность. - Фюмроль замолк, собираясь с мыслями, затем, играя гильотинкой для сигар, спросил: - Про пощечину, которую получил Лаваль, знаете?
- Мы здесь как на краю вселенной, - уклонился от ответа Катру. - Расскажите.