– Невежество, если не стремиться в нем погрязнуть, является стимулом для процесса познания. Вам не за что просить прощения. Ну что ж, как я вам говорил, профессор Гумбольдт натолкнулся на важные сведения о Васко да Гаме и причинах его первого путешествия в Индию. Единственное, что мне сказал профессор Гумбольдт по этому поводу, когда мы случайно встретились с ним на какой-то вечеринке, – это то, что он вот-вот сделает грандиозное открытие относительно тех рукописей, которые Васко да Гама привез в Лиссабон. Эти рукописи, кстати, на протяжении нескольких столетий считали бесследно исчезнувшими.
– А профессор при этом не уточнял, что это за сведения, на которые он натолкнулся? – снова вступил в разговор Геркулес, выходя из состояния рассеянной отчужденности, в которое он обычно впадал, когда начинал о чем-то напряженно размышлять.
– Нет. Мне кажется, он и сам толком не знал, какое открытие вот-вот сделает.
– А что вы можете сказать о профессоре-французе Франсуа… – Линкольн, начав говорить, запнулся.
– Франсуа Аруэ, – подсказал Рамон-и-Кахаль с безупречным французским произношением.
– Ну да, Франсуа Аруэ.
– Боюсь, что о профессоре Аруэ я знаю еще меньше. Он – молчаливый и довольно замкнутый человек. Мне как-то раз довелось сидеть рядом с ним – точнее, за соседним столом – в библиотеке "Атенеума". Мы тогда с ним вежливо поздоровались, но ни о чем не говорили.
– Жаль, – вздохнул Линкольн.
– А вы случайно не обратили внимания на то, что он тогда читал? – поинтересовался Геркулес.
– Я что, по-вашему, должен был за ним подсматривать?
– Нет. Просто все научные работники отличаются большим любопытством: и все-то им всегда нужно знать, – ответил с легкой улыбкой Геркулес.
Доктор впился холодным взглядом в лицо нахального собеседника, а затем и сам улыбнулся.
– Да, я пару раз посмотрел украдкой на то, что лежало перед ним на столе. Там были книги и какие-то документы. В основном это были фундаментальные труды, посвященные индоевропейскому языку – как, например, "Über die Sprache und Weisheit der Inder" фон Шлегеля.
– Извините, как называлась эта книга? – переспросил Линкольн.
– "О языке и мудрости индийцев", – перевел с немецкого название книги профессор.
– А какие еще книги там были? – спросил Геркулес, что-то записывая в маленький блокнотик.
– Труд Пикте, – "Les origines indo-européennes",– а также несколько документов и рукописей. Мне показалось, что это были копии каких-то текстов на санскрите.
– На санскрите говорят в Индии, да? – спросил Линкольн.
– Санскрит – а точнее, самскритам – это язык, принадлежащий к индоевропейской семье языков. Он играет в современной Индии примерно такую же роль, какую играет в современной Греции древнегреческий язык: санскрит до сих пор используют в религиозных ритуалах – индуистских, буддистских и джайнистских. А вообще в Индии разговаривают более чем на двадцати двух языках. Само слово "самскритам" буквально означает "искусно созданный": "сам" – это "искусно", а "Крита" – "созданный".
– А-а, понятно, – сказал Линкольн, с трудом переводя в уме произносимые профессором слова.
– Итак, этот профессор занимался какими-то исследованиями в области индоевропейских языков, – подытожил Геркулес. – Я что-то не вижу никакой связи между исследованиями профессора Аруэ и профессора фон Гумбольдта.
– А что исследовал третий профессор? – спросил Рамон-и-Кахаль.
– Профессор Майкл Пруст – антрополог.
– Антрополог? Интересно. Меня забавляют эти антропологи: их послушать – так никто до них даже и не пытался изучать человека.
– Вы, похоже, не в восторге от антропологии, да? – спросил Геркулес.
– Кто, я? Да я, если разобраться, одной лишь ею всю жизнь и занимаюсь. Человек и только человек является источником всех научных знаний и всего того, что придает жизни смысл. Но что же конкретно изучал наш досточтимый профессор?
– У него в комнате лежали книги нескольких американских антропологов и одного немецкого.
– А вы не помните их названий, дон Геркулес?
– Мое знание немецкого языка явно уступает вашему, а названия тех книг состояли большей частью из каких-то мудреных слов. Я только помню, что среди них имелись произведения Чемберлена, в том числе его главный труд – "Основы XIX века". Я также заметил там несколько статей Фрэнсиса Гальтона.
– А-а, социальный дарвинизм.
– Что-что? – не понял Линкольн.
– После того как Чарльз Дарвин разработал теорию эволюции, некоторые ученые попытались применить эту теорию к человеческому обществу. Особенно отличилась на данном поприще американская йельско-чикагская школа. Чемберлен и Гальтон – то есть те два мыслителя, произведения которых читал профессор Майкл Пруст, – являлись сторонниками теории превосходства одних человеческих рас над другими и евгеники.
– Евгеника – это форма социальной философии, – добавил Геркулес. – Ее сторонники считают, что с развитием человеческого общества нарушился процесс естественного отбора, поэтому для улучшения наследственных признаков людей необходимо производить такой отбор искусственным путем.
– Вы, дон Геркулес, я вижу, весьма хорошо ориентируетесь в данной теме, – усмехнулся профессор.
– В последнее время труды, авторы которых являются сторонниками евгеники, активно обсуждались в кругах мыслящих людей.
– Вы и сами, думаю, не станете отрицать, что некоторые из их идей являются весьма интересными.
– Извините, господа, но я вообще ничего не понимаю. Чем занимаются те люди, о которых вы только что говорили? – спросил Линкольн.
Его собеседники переглянулись, а затем Геркулес жестом показал профессору, что предоставляет ему право дать разъяснения. Профессор, взглянув на Линкольна, подумал, что этому чернокожему вряд ли понравятся идеи, которые выдвигаются в евгенике относительно различия человеческих рас.
– Фрэнсис Гальтон, о котором упоминал ваш товарищ, попытался определенным образом развить теорию, выдвинутую его двоюродным братом Дарвином…
– Не знал, что они родственники, – вырвалось у Геркулеса. – Ой, извините, я вас перебил.
– Так вот, как я вам уже сказал, Гальтон попытался развить теорию эволюции человека и создал на ее основе новое учение, которое назвал евгеникой. Этот термин в переводе с греческого означает "хорошего рода", "породистый". Многие философы и прочие ученые поддержали идеи Гальтона, который считал, что более развитые человеческие сообщества должны отделиться от менее развитых, потому что нельзя позволять им друг с другом смешиваться. Подобные идеи выдвигал еще Платон, и они были реализованы на практике в Древней Спарте. Гальтон подверг жесточайшей критике христианство и его идею милосердия, потому что считал, что это приводит к тому, что слабые люди потребляют то, что предназначено природой для людей сильных. Некоторые подобные идеи реализовывались в Соединенных Штатах: там стерилизовали людей с физическими и психическими изъянами. А еще запрещались браки между здоровыми и больными людьми.
– Но ведь это же недопустимо! – воскликнул Линкольн. – Кто может присвоить себе право решать, у кого есть изъяны, а у кого – нет?
– В Германии совсем недавно появилась организация, называемая Общество защиты расовой чистоты. Подобные организации существуют также в Англии, США и Франции.
– А что по поводу этой евгеники думаете лично вы, профессор? – спросил Линкольн.
– Я невролог. Вскрывая череп пациента, я вижу те или иные повреждения и симптомы тех или иных заболеваний, но у меня нет возможности определить, отстает ли мой пациент в развитии, есть ли у него какие-либо врожденные расовые изъяны. Человеческое тело – даже самое нескладное на вид – представляет собой отлаженный механизм, очень хорошо приспособленный для выживания. Меня учили продлевать человеческие жизни, а не прерывать их.
– У меня, дорогой профессор, не идет из головы одна мысль: почему три умных высокообразованных профессора совершили членовредительство? Они ведь, кстати, занимались исследованиями в абсолютно разных научных сферах. Что может быть общего в этих инцидентах?
– Уважаемый Геркулес, эти события нужно проанализировать в противоположном направлении.
– В противоположном направлении?
– Именно так. Мы ведь не можем идентифицировать болезнь, если нам неизвестны ее симптомы.
– Я вас не понимаю.
– Дорогие друзья, членовредительство – это не болезнь, а ее симптом.
– Я все еще ничего не понимаю, профессор.
– Членовредительство было совершено в результате тяжелой психической травмы, которая оказала сильное воздействие на этих трех профессоров. Что, по-вашему, у них есть общего?
– Во-первых, все они занимались какими-то исследованиями. Во-вторых, все они – иностранцы. В-третьих, все они проводили свои исследования в Национальной библиотеке, – перечислил Линкольн.
– Нет, уважаемый Линкольн. Это, если можно так выразиться, симптомы. То, что у них действительно есть общего, – это их страсть к научным исследованиям, страсть к знаниям. И к чему же привели их исследования?
В лаборатории воцарилось напряженное молчание. И вдруг в это полутемное помещение ворвался утренний свет, отчего пробирки с реактивами начали поблескивать и по столу забегали разноцветные блики.