Спустившись с гор, пять наших групп веером двинулись через месу, бесконечной полосой простиравшуюся к востоку. Я шел в центре, вместе с Мангасом и Дельгадито, и вовсе не сожалел, что Раззява с Быстрым Убийцей попали в одну из юго-восточных шаек – этих парней мне меньше всего хотелось видеть у себя за спиной, когда наступит час уносить ноги. В лучах утреннего солнца, казавшегося в тумане бледным светящимся диском, мы бодрой рысью двинулись на восток. За тот первый день мы покрыли добрых миль сорок, и меня порадовал факт, что араб не выказал признаков усталости. На равнине нам не встретилось ни единой живой души, но ближе к вечеру мне довелось пережить одно из сильнейших в жизни потрясений, поскольку перед нами на горизонте открылось вдруг зрелище, которое нельзя было охарактеризовать иначе, нежели панорама города. Причем столь крупного, что в этой глуши его быть никак не могло. Симметричными рядами из месы вздымались высокие здания, сложенные, насколько можно было судить, из коричневого кирпича. Они были намного больше самых крупных построек Санта-Фе. Я оторопел, но мои спутники не обратили на увиденное ни малейшего внимания, продолжая в молчании скакать. И только когда мы оказались в миле или даже ближе, я понял, что это не здания вовсе, а удивительно прямоугольные и вытянутые скалы – как будто некий великан взял и разбросал свои игрушечные кубики в самом сердце этой пустынной страны. Мы обогнули скопление камней, не доехав до него с полмили. Эти столь аккуратно расположенные валуны страшно напомнили мне некий гигантский Стоунхендж, и я решил, что это дело рук диких солнцепоклонников. Хотя каким образом ухитрялись они перемещать эти гигантские глыбы, мне даже не приходило в голову.
На ночь мы остановились в заросшем тополями русле пересохшей реки, а поутру двинулись по пересеченной местности, начинавшей приобретать небольшой уклон. Волнение мое усиливалось, поскольку мы, видимо, приближались к долине Дель-Норте. И точно: к концу дня позади осталась последняя гряда холмов, и в наступающих сумерках перед нами открылись знакомые ряды тополей, сквозь которые тут и там поблескивало зеркало реки, а за ними – низкие обрывистые скалы. Над водой расползался дым очагов крупного селения, выглядевшего таким мирным в лучах заходящего солнца. Мы спешились, и сердце в груди заколотилось так, будто вот-вот разорвется – я понял, что это цель нашего похода и лучшего шанса улизнуть не представится.
Укрывшись в небольшой лощине, мы разделись, натерлись жиром и подновили боевую раскраску. Безумие, не правда ли – цивилизованный белый человек размалевывает себя, как дикарь. Но проведя шесть месяцев среди этих красных скотов, я даже глазом не моргнул. Мангас изложил Дельгадито план действий. Перед самым наступлением темноты нам предстояло вброд перебраться через реку, напасть на деревню, ограбить и поджечь ее, угнать всех лошадей и мулов, а затем вернуться на прежнюю позицию для ночевки. Взятие пленных в расчет не входило, так как следующим утром нам предстояло двинуться на север, на соединение с пешими отрядами, по пути разоряя все поселения вдоль реки.
Мангас не собирался вести нас на деревню лично. У него было много общего со мной, и он никогда не рисковал своей шкурой без крайней нужды. Но при его железной репутации никто и бровью не повел. Да возьмите и цивилизованных генералов – многие из них ходят в рукопашную вместе с солдатами? Пока Дельгадито – тощий негодяй с мерзкой рожей, напоминавший скорее испанца чем апача, проводил инструктаж по тактике, Мангас прохаживался среди нас, проверяя готовность. Прекрасно помню, как расплывающаяся в сумерках громадная туша остановилась передо мной. Черные глаза блестели из под налобной повязки, а шершавый палец проехался по моей щеке, стирая кляксу из краски. Вождь похлопал меня по плечу, обдав тем смрадным ароматом, который неразрывно связан в моем восприятии со словом "апач".
– По-тихому через брод, потом рассыпаемся и скачем на деревню, – бухтел Дельгадито. – Сначала убиваем, потом грабим, потом поджигаем. Это для всех, кроме Железных Глаз, Пускающего Ветры и Кавальо, которые огибают селение и берут под охрану корраль.
"Все четко и профессионально", – думаю.
– Все ясно, мимбреньо? – восклицает Дельгадито. – Тогда вперед!
В разные времена мне доводилось воевать в весьма причудливых кавалерийских подразделениях. Я был в составе Легкой бригады под Балаклавой, скакал с иррегулярной пуштунской конницей Ильдерима, ходил с кокандской ордой Якуб-бека под форт Раим – о Кастере и чокнутом Джебе Стюарте вообще молчу, – но тот переход с апачами через Дель-Норте является, наверное, самым странным случаем из всех. Вообразите, если угодно, ораву дикарей с размалеванными физиономиями, в ободранных килтах и мокасинах, поигрывающих копьями и томагавками, и в самой гуще их – стройную фигуру английского джентльмена, гордости Одиннадцатого гусарского, с белой полосой поперек лица, волосами, ниспадающими до плеч, в замшевой куртке, от которой несет, как от Флит-Дич, с копьем в руке и ножом на поясе. Вам не верится, что этот самый человек играл в крикет в "Лордс", болтал с королевой или получал от доктора Арнольда выволочки за грязь под ногтями (ну, в это вы, наверное, поверите) и удостоился похвалы милорда Кардигана за отличную выправку: "Ну-ну, Фвэшмен скачет удивитевьно хорошо, не так ви, Джонс?"? И вот теперь краса и гордость кавалерии, вонючий, как окружающие его аборигены, прокладывает себе путь по отмелям Дель-Норте, а потом, едва в деревне начинается тревога, пускает коня во весь опор. Ведомая Дельгадито свирепая банда с воплями обрушилась на скопление хижин.
Я свернул за Железными Глазами к растущей за деревней тополиной рощице. Взор мой уже устремлялся вдаль, в направлении невысоких обрывов. Если удастся потеряться из виду в сутолоке и улизнуть под покровом ночи, могут пройти часы, прежде чем меня хватятся, а я к этому времени уже буду мчаться во весь дух по восточному берегу Дель-Норте на север. Ей-богу, до самого Сокорро даже не подумаю остановиться…
Слева от меня вдруг раздался крик. Кавальо натянул поводья и вскинул лук, целясь в пожилого мексиканца, вынырнувшего из одной лачуги. Старик растерянно стоял, когда стрела вонзилась ему в грудь, и он повалился, цепляясь за древко. Из двери появилась женщина, прижимавшая к себе младенца. При виде Кавальо она издала нечеловеческий вопль, а грязный ублюдок завопил и устремился к ней. Наклонившись в седле, индеец ухватил жертву за волосы и полоснул по горлу ножом; ребенок выкатился из разжавшихся рук матери. Кавальо отпустил жертву, перекинул в руке нож и направил мустанга прямиком на беспомощный пищащий комочек. Не сознавая, что делаю, я выхватил кольт и выстрелил. Апач покачнулся в седле, нож выпал; сжимая живот, Кавальо недоуменно вытаращился на меня. Я навел револьвер на отвратительный размалеванный череп и разнес его в клочья.
Все произошло буквально за секунду, и я с тревогой оглянулся, ища взглядом второго спутника, но Железные Глаза исчез в темноте. Выстрелы мои слились с жутким шумом, доносившимся от хижин, где красные дьяволы принялись за свою кровавую работу. Предсмертные крики смешивались с военными кличами и командами, на соломенных крышах уже начали заниматься алые огоньки, разгоняя тьму. Я развернул араба и поспешил под прикрытие кустарника за рощей. И вовремя, так как из проулка выскочили два мексиканца. Увидев зарезанную женщину, один из них истошно закричал, другой же нацелил древний мушкет на вынырнувшего из тени Железные Глаза. Выстрел прошел мимо, и пронзенный копьем мексиканец рухнул на землю. Второй даго оторвался от тела женщины и бросился на апача. "Момент настал, мальчик мой, – сказал я себе. – Беги, пока им есть чем заняться". В этой суматохе никто не хватится старины Флэши; я соскользнул с седла, взял коня за повод и провел через кусты. Там я снова вскочил на араба и во весь дух поскакал к зияющему не далее как в фарлонге прогалу в обрыве.
Заросли скрывали меня. Обернувшись, я увидел алое зарево и живо представил ужасы, творящиеся в деревне. Но стоило достигнуть провала, как кошмарные звуки битвы остались позади, и я устремился по узкому коридору к смутно виднеющейся впереди месе. Через пять минут я был уже на равнине. Но впереди снова замаячили утесы, и пришлось принять к востоку, потому как попытка обогнуть их со стороны реки могла подвести меня на тревожно близкое к моим краснокожим приятелям расстояние.
Я был свободен! После шести месяцев среди этих демонов я летел, как ветер, и через день – самое большее два – окажусь в безопасности среди себе подобных. Как быстро ни перемещалась бы шайка Мангаса по западному берегу, она должна была остаться далеко позади. Я едва не вопил от радости, переходя на быстрый галоп и чувствуя, как мой араб набирает ход. Опускалась темнота, и на багровеющем еще своде небес загорались яркие звезды, но я решил проделать до ближайшей остановки хотя бы миль двадцать. Завтра поутру меня хватятся, и, зная мастерство этих следопытов, я не сомневался, что следы моего араба найдут как нечего делать. Только к тому времени между нами будет целый дневной переход. За это время мне даже может встретиться какое-нибудь поселение – достаточно крупное, чтобы быть безопасным.