Жигулин Анатолий Владимирович - Летящие дни стр 2.

Забытый случай, дальний-дальний,
Мерцает в прошлом, как свеча…
В холодном БУРе на Центральном
Мы удавили стукача.

Нас было в камере двенадцать.
Он был тринадцатым, подлец.
По части всяких провокаций
Еще на воле был он спец.

Он нас закладывал с уменьем,
Он был "наседкой" среди нас.
Но вот пришел конец терпенью,
Пробил его последний час.

Его, притиснутого к нарам,
Хвостом начавшего крутить,
Любой из нас одним ударом
Досрочно мог освободить.

Но чтоб никто не смел сознаться,
Когда допрашивать начнут,
Его душили все двенадцать,
Тянули с двух сторон за жгут…

Нас кум допрашивал подробно,
Морил в кондее сколько мог,
Нас били бешено и злобно,
Но мы твердили:
"Сам подох…"

И хоть отметки роковые
На шее видел мал и стар,
Врач записал:
"Гипертония", -
В его Последний формуляр.

И на погосте, под забором,
Где не росла трава с тех пор,
Он был земельным прокурором
Навечно принят под надзор…

Промчались годы, словно выстрел…
И в память тех далеких дней
Двенадцатая часть убийства
Лежит на совести моей.

1964

ЭПОХА

Что говорить. Конечно, это плохо,
Что жить пришлось от жизни далеко.
А где-то рядом гулко шла эпоха.
Без нас ей было очень нелегко.

Одетые в казенные бушлаты,
Гадали мы за стенами тюрьмы:
Она ли перед нами виновата,
А может, больше виноваты мы?..

Но вот опять веселая столица
Горит над нами звездами огней.
И все, конечно, может повториться.
Но мы теперь во много раз умней.

Мне говорят:
"Поэт, поглубже мысли!
И тень,
И свет эпохи передай!"
И под своим расплывчатым "осмысли"
Упрямо понимают: "оправдай".

Я не могу оправдывать утраты,
И есть одна
Особенная боль:
Мы сами были в чем-то виноваты,
Мы сами где-то
Проиграли
Бой.

1963–1964

* * *

В округе бродит холод синий
И жмется к дымному костру.
И куст серебряной полыни
Дрожит в кювете на ветру.
В такие дни

В полях покатых
От влаги чернозем тяжел…
И видно дали,
Что когда-то
Путями горькими прошел.

А если вдруг махры закуришь,
Затеплишь робкий огонек,
То встанет рядом
Ванька Кураш,
Тщедушный "львiвський" паренек.

Я презирал его, "бандеру".
Я был воспитан - будь здоров!
Ругал я крест его и веру,
Я с ним отменно был суров.

Он был оборван и простужен.
А впереди - нелегкий срок.
И так ему был, видно, нужен
Махорки жиденький глоток.

Но я не дал ему махорки,
Не дал жестоко, как врагу.
Его упрек безмолвно-горький
С тех пор забыть я не могу.

И только лишь опустишь веки -
И сразу видится вдали,
Как два солдата
С лесосеки
Его убитого несли.

Сосна тяжелая упала,
Хлестнула кроной по росе.
И Ваньки Кураша не стало,
Как будто не было совсем.

Жива ли мать его - не знаю…
Наверно, в час,
Когда роса,
Один лишь я и вспоминаю
Его усталые глаза…

А осень бродит в чистом поле.
Стерня упруга, как струна.
И жизнь очищена от боли.
И только
Памятью
Полна.

1964

КОЛЫМСКАЯ ПЕСНЯ

Я поеду один
К тем заснеженным скалам,
Где когда-то давно
Под конвоем ходил.
Я поеду один,
Чтоб ты снова меня не искала,
На реку Колыму
Я поеду один.

Я поеду туда
Не в тюремном вагоне
И не в трюме глухом,
Не в стальных кандалах,
Я туда полечу,
Словно лебедь в алмазной короне -
На сверкающем "Ту"
В золотых облаках.

Четверть века прошло,
А природа все та же -
Полутемный распадок
За сопкой кривой.
Лишь чего-то слегка
Не хватает в знакомом пейзаже -
Это там, на горе,
Не стоит часовой.

Я увижу рудник
За истлевшим бараком,
Где привольно растет
Голубая лоза.
И душа, как тогда,
Переполнится болью и мраком,
И с небес упадет -
Как дождинка - слеза.

Я поеду туда
Не в тюремном вагоне
И не в трюме глухом,
Не в стальных кандалах.
Я туда полечу,
Словно лебедь в алмазной короне -
На сверкающем "Ту"
В золотых облаках…

1976

Полярные цветы

РЕЛЬСЫ

Минус сорок
Показывал градусник Цельсия.
На откосах смолисто
Пылали костры.
Становились молочными
Черные рельсы,
Все в примерзших чешуйках
Сосновой коры.

Мы их брали на плечи -
Тяжелые, длинные -
И несли к полотну,
Где стучат молотки.
Солнце мерзло от стужи
Над нашими спинами,
Над седыми вершинами
Спящей тайги.

С каждым часом работы
Они тяжелели,
Синеватую сталь
В наши плечи вдавив.
И сочувственно хмурились
Темные ели,
Наше дружное "взяли!"
Сто раз повторив.

Нас по восемь на рельс.
А под вечер - по десять,
По четырнадцать
Ставил порой бригадир.
И казалось нам:
Будь рукавицы из жести,
Все равно бы за смену
Протерлись до дыр.

Вы когда-нибудь знали
Такую работу?
До соленого пота,
До боли в костях!
Вы лежнёвые трассы
Вели по болотам?
Вы хоть были когда-нибудь
В этих местах?

Приходилось ли бревна
Грузить с эстакады вам,
Засыпать на снегу,
Выбиваясь из сил?..
Я не циркулем тонким
Маршруты прокладывал,
Я таежную топь
Сапогами месил!

Не на ватмане строил я
Фермы бетонные.
Но своею работой
Горжусь я вдвойне:
Я пронес на плечах
Магистраль многотонную!
Вот на этих плечах.
Позавидуйте мне!

1959

ОБВАЛ

Обрушилась глыба гранита -
И хрустнула прочная каска.
Володька лежал в забое,
Задумчив и недвижим.
Лишь уцелевшая чудом.
Лампа его не погасла
И освещала руки
С узлами набухших жил.

И освещала кровлю -
Нависшие черные своды.
Бежали на помощь люди
По штреку из темноты.
Искрился кристаллами кварца
Огромный кусок породы,
Перечеркнувший Вовкины
Радости и мечты…

Володька был славный малый,
Задиристый и упрямый.
Он даже в большие морозы
Ходил - нараспашку душа.
А из далекого Курска
Володьке прислала мама
Красивый, с оленями, свитер
И вязаный теплый шарф…

Мы вышли из клети молча,
Словно бойцы на поверке,
Откатчики, машинисты,
Бурильщики, мастера.
И в свете полярного утра
Шахтерские лампы померкли.
Свистел обжигающий ветер
В обмерзших стропилах копра.

Я думал о том, что все мы -
Хорошие, сильные люди,
Что здесь мы еще построим
Прекрасные города.
Отыщем счастливые жилы
И золота горы добудем,
Но вот возвратить Володьку
Не сможем мы никогда…

Прощальным салютом взрывы
Гремели средь белых сопок.
Эхо неслось, отдаваясь
В штольнях, карьерах, стволах,
И улетало в небо,
Где над копром высоким
Упрямо боролся с ветром
Маленький красный флаг.

1959

СОСНЫ НА СКАЛАХ

Я часто слушал утром росным,
Когда долины спят во мгле,
Как шумно с ветром спорят сосны
На голой каменной скале.

И непонятно, странно было:
Здесь даже травы не растут.
Откуда жизненные силы
Деревья гордые берут?

И не ботаник в мудрых строчках -
Пастух,
Что здесь с рожденья рос,
Помог найти мне самый точный,
Простой ответ на мой вопрос:

Они в гранит вросли корнями,
И зной и холод с ним деля.
Суровый, твердый этот камень
Для них -
Родимая земля.

1959

* * *

Тайга за рекой пылала,
От сопок тянуло гарью.
Большущее медное солнце
Жевало последний снег.
И только сугробы палаток
В медвежьей глуши Заангарья
Никак не хотели таять
Назло запоздалой весне.

Хрипели сырые ветры.
Нам было плевать на погоду.
Мы строили новый город
В краю, где безмолвие спит.
Мы писем из дома порою
Не получали по году
И, чтобы согреться, глотали
Крутой, обжигающий спирт.

Хрипели сырые ветры…
Я там простудился немного.
И то, что случилось позже,
Обидно и глупо до слез.
В зловещей тиши кабинета
Сказал рентгенолог строго:
- Да, это очень серьезно.
Запущенный туберкулез.

И вот за окном больницы -
Город, расплывчатый, мглистый.
Он тих и почти безлюден
В ранний рассветный час.
Ветер асфальт захаркал
Кровью осенних листьев.
Не потому ль так горько,
Так тяжело сейчас?