Улаф вкратце перевел товарищам слова Кинетрит. Норвежцы начали громко ругаться, а уэссексцы испуганно озирались по сторонам. Они положили руки на рукоятки мечей, словно ожидая, что их сейчас перебьют на месте за предательство, совершенное олдерменом.
- Я скакала всю ночь, чтобы вас предупредить, - продолжала Кинетрит, обращаясь ко мне.
Ее лицо было бледным и осунувшимся. Глаза горели болью дочери, изменившей своему отцу.
- Времени у вас очень мало.
- Олдермен далеко не уйдет, - сказал я.
Наконец до меня в полной мере дошел смысл того, что сказала Кинетрит. Я почувствовал, как в жилах вскипала кровь.
- Он заплатит мне собственной головой! - прорычал Сигурд.
Его люди тоже высказали вслух свои кровожадные планы в отношении вероломного Эльдреда.
- Ворон, послушай, - взмолилась Кинетрит и тряхнула головой.
Глаза девушки стали влажными от слез.
- Отец послал людей, чтобы вас убить. Узнав об этом, я тотчас же поспешила к вам навстречу. Как ты думаешь, почему Сигурд получил половину серебра? Отец знает, что скоро заберет его обратно. Ворон, они уже идут. Вам нужно уходить. Убийцы скоро будут здесь!
- Но ведь с нами Веохстан, - напомнил я.
Сигурд хмуро смотрел на девушку. Он словно гадал, какие еще плохие известия у нее припасены.
- Как насчет вот этих людей? - добавил я, указывая на Пенду и последних уэссексцев, оставшихся в живых.
Кинетрит устало пожала плечами.
- Не думаю, Ворон, что отец верил в успех вашего предприятия. - Она взяла брата за руку. - Как и в то, что Веохстан жив. Сам подумай, кого он послал с тобой. - Девушка посмотрела на Пенду, но тотчас же отвела взгляд, полный стыда за отца. - Среди этих людей была лишь горстка его дружинников.
Пенда услышал эти слова и сплюнул, хотя вынужден был признать их справедливость. Эльдред не собирался жертвовать своими лучшими воинами из-за безумной затеи глупца.
"Подмастерья, ученики и женщины станут мельниками, кузнецами и оружейниками", - мысленно напомнил я себе.
- Другие сейчас спешат сюда, чтобы помешать Сигурду возвратиться в Уэссекс, - продолжала Кинетрит. - Священники заверили отца в том, что такова воля Господа. Они сказали, что землю необходимо очистить от языческой скверны.
Сигурд скорчил гримасу, тряхнул тяжелое копье и сказал:
- Собаки по-прежнему мочатся на деревья, Ворон. Жизнь продолжается как ни в чем не бывало. Мы завоюем славу и честь.
- Сигурд, убей англичан! - взвизгнул Асгот и ткнул копьем в сторону уэссексцев.
Те попятились прочь от скандинавов, а Пенда с вызовом сверкнул глазами на Сигурда.
- Асгот, эти люди достойно показали себя в бою, - сказал я, вперив в жреца кровавый глаз. - Неужели ты готов убивать все живое, если это не норвежцы?
- Ты же знаешь, Ворон, что это так, - оскалился старый годи, показывая черные зубы.
- Мы возвращаемся в Уэссекс, - объявил Сигурд.
Ярл посмотрел сначала на Улафа, затем на Кнута, рулевого "Змея". Оба кивнули.
- Мы возвращаемся в Уэссекс, - повторил ярл. - Нам надо забирать свои корабли, пока этот английский пес их не сжег.
- Эльдред не станет этого делать, господин, - сказал я по-английски, сжимая рукоятку меча, висящего на поясе, и оглядываясь на Веохстана. - Он возьмет их себе. Разве есть на свете суда, на которых можно переплыть море быстрее и безопаснее, чем на этих?
- Ворон прав, - согласился Веохстан и бросил взгляд на сестру. - У моего отца есть пара плоскодонных барок, но ничего такого, чем можно было бы гордиться, что вскружило бы голову королю.
Нас переполняла испепеляющая ярость. Мы секирами прорубили брешь в стене короля Оффы. Ведь Кинетрит переправилась через Уай выше по течению и сейчас не хотела оставлять свою кобылу. Мы покинули Уэльс и повернули на юг, в сторону леса Хвикке, двинулись в западню, приготовленную для нас вероломным уэссекским олдерменом.
* * *
- Они уже близко, - предупредил через какое-то время Бьярни и повернулся к Асготу.
Старый годи стоял, прижимаясь ухом к стволу дуба, расщепленного молнией.
- Он прав, Сигурд, - пробормотал жрец. - Теперь уже совсем скоро.
Ярл угрюмо кивнул и поцеловал железный обод своего круглого щита. Он поместил шестерых оставшихся в живых уэссексцев внутрь волчьей стаи, чтобы в случае необходимости его люди могли их быстро перебить. Асгот и Улаф умоляли ярла разоружить англичан, но Сигурд решительно отказался. Он не позволил и Пенде развернуть знамя олдермена Эльдреда со скачущим оленем. На копье Хакона трепетало красное полотнище с оскаленной волчьей головой.
- Возможно, этим англичанам еще придется сказать свое слово, - пробормотал Сигурд, сжимая плечо старого друга Улафа. - Пока что пусть они останутся со своими мечами.
Мы шли тихо, надев кольчуги и шлемы, держа наготове щиты и копья. Каждый воин был поглощен мыслями о предстоящей битве. Норвежцы не знали этих мест, а Сигурд не доверял англичанам настолько, чтобы просить их о помощи. Поэтому мы шагнули прямиком в западню. Из зарослей бузины и сладкого шиповника на нас обрушился град стрел. Хакон, сраженный в глаз, упал. Он нес знамя Сигурда в самом сердце отряда. Именно тем, кто находился рядом с ним, досталось больше всего. Уэссексцев разили стрелы их земляков, а волчья стая образовала круг, закрылась от невидимого врага раскрашенными щитами. Стрелы свистели между деревьями, сбивали ярко-зеленые листья, впивались в липовые доски или отлетали от кольчуг.
Наверное, людям Пенды хотелось докричаться до своих соплеменников, но они понимали, что в этом случае норвежцы, стоявшие вокруг, прикончат их. Что же касается самого Пенды, то в воздухе запахло кровью, начался бой. Для него только это и имело значение.
Тут и там слышались крики тех, кого поражали стрелы, однако лес оставался на удивление тихим. Наконечник отскочил от края моего щита, и я вполголоса выругался. Не так давно я проводил целые дни напролет в таком же лесу, выбирал и валил деревья топором Эльхстана. Но теперь сталь, сжатая в моей руке, предназначалась для того, чтобы валить людей. В моем желудке царил ледяной холод, порожденный страхом.
- Ребята, держим щиты высоко поднятыми, - словно со стороны донесся до меня собственный голос.
Но кто я был такой, чтобы давать советы этим воинам? Они знали свое дело, терпеливо переносили смертоносный дождь стрел, дожидались возможности встретиться с врагами лицом к лицу. Даже уэссексцы кипели, укрываясь за щитами, и проклинали сородичей. У меня мелькнула мысль о том, обнажат ли они мечи против своих. Такое будет вполне возможно, если их хорошенько разозлить. Вероятно, именно на это и рассчитывал Сигурд, когда говорил, что англичанам еще предстоит сказать свое слово. Постепенно поток стрел стал редеть, а затем и вовсе иссяк.
- Если бы не наши кольчуги, то мы уже распивали бы мед в зале Отца всех, - заметил Бьярни, выковыривая сломанную стрелу из колец бриньи.
Все же несколько норвежцев и трое англичан лежали на земле, утыканные стрелами. Лес ожил криками и звериным воем, вырывавшимися из густой листвы и призванными сбивать нас с толку и вселять ужас. Я напрягся, оглядел тех, кто стоял рядом. Слева от меня был Бьярни, справа - Пенда. Наконец англичане выскочили из-за деревьев. Они метнули в нас копья и навалились на строй скандинавов со всех сторон с топорами, мечами и своими щитами. Пенда сделал выбор и вонзил меч в горло воина, напавшего на него. Теперь речь шла о том, чтобы сражаться или умереть.
Шум битвы разорвал женский крик, подобный орлиному. Я быстро оглянулся и увидел Кинетрит, застывшую на коленях над Веохстаном, распростертым на земле. Она была перепачкана ярко-алой кровью. Я изрыгнул проклятие, ударил по щиту врага и рассек его пополам. Затем я рубанул противника еще раз и еще. Потом Бьярни воткнул копье в щеку англичанина с такой силой, что оно вышло с другой стороны. Кто-то оттащил убитого назад, и его место занял другой воин. Начался смертельный танец с мечами, который должен был завершиться гибелью одного из нас.
Странно, но в самый разгар боя воины иной раз говорят друг с другом. Порой царит безмолвие отдельных поединков, но так бывает не всегда. Мы с Пендой навалились на щиты, стараясь хоть немного отпихнуть англичан, чтобы можно было орудовать мечами.
- Видишь того выродка вон там, в зарослях? - спросил Пенда, стиснув зубы от напряжения.
У него на затылке под кожей толстыми нитями вздулись вены.
- Не могу сейчас оглянуться, Пенда, - прорычал я, втянул голову в плечи и увернулся от острия копья, прошедшего над щитом.
- Это Маугер. - Пенда сплюнул. - Любимчик Эльдреда. Ты ведь его знаешь, так?
- Знаю, - подтвердил я. - Если выберусь из этой передряги, то обязательно его убью.
- Он мой, парень! - оскалился Пенда.
Я слышал, как Сигурд подбадривал норвежцев, стоявших рядом с ним, и осыпал оскорблениями англичан. Ярл призывал волчью стаю заставить врага заплатить за предательство большой кровью. Когда давление на нас стало особенно сильным, он начал выкрикивать имена жен и невест, оставшихся дома, призывал воинов совершить во славу их великие подвиги. Норвежцы сражались, как демоны. Предводитель не мог ждать от них меньшего, ибо привел с собой не обычный военный отряд. Это были лучшие воины, когда-либо пересекавшие сердитое серое море. Сигурд отобрал их за мастерство, храбрость и любовь к кровавой славе.
Скандинав, стоявший слева от Бьярни, отлетел назад. Из рассеченной шейной артерии хлынул фонтан ярко-алой крови. Я наступил на копье, целившееся мне в голень, и обломил ему острие.
- Дикобраз! Дикобраз! - взревел Сигурд.