– Не случай посвятил меня в тайну ваших затруднений. Замыслив одно важнейшее дело, я подумал о вас. У вас есть энергия и чуткость – два качества, которые обычно исключают друг друга; стало быть, вы тот человек, который мне нужен.
– Хотя я еще не вполне понял вас, граф, я счастлив, что имел честь заслужить ваше расположение.
– Более того, мое доверие.
– Не понимаю.
– Сейчас объясню.
Филипп удвоил внимание.
– Вы понимаете в делах, господин Бейль?
– Немного понимаю, граф.
– Сумеете ли вы проникнуть в лабиринт моих дел? Они страшно запутаны, и по этой причине, равно как и по множеству других причин, я не хотел бы обращаться к юристам. Вы не можете себе представить, какое отвращение вызывают у меня эти законники! С ними пришлось бы войти в некоторые подробности, и мне пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы моя честь не пострадала и чтобы, выражаясь языком старых наших писателей, руки мои остались незапятнанными. Я этого не желаю; в моем возрасте люди не любят краснеть в присутствии других лиц; для меня вполне достаточно моего зеркала, когда я остаюсь с ним наедине. Но друг, молодой и потому более снисходительный, преданный мне, как сын… или как зять… лучше, чем кто бы то ни было, сможет помочь мне разобраться в обстоятельствах, в которых я очутился.
– И ваш выбор пал на меня, граф?– спросил Филипп, ошеломленный тем, что он сейчас услышал.
– Да, мой друг.
– Но кому я обязан тем, что вы так высоко меня оценили? Я горжусь этим, но мое удивление столь же безгранично, сколь и моя гордость!
– Можем ли мы объяснить, как зарождаются наши симпатии, господин Бейль? И неужели вы еще рассчитываете на поддержку света после удара, который был нанесен вам в прошлом году? В этом случае вы в ваши тридцать лет оказались бы наивнее пятилетнего ребенка. Но если вам так уж необходимо знать причину, в силу коей я питаю к вам дружбу, то да будет вам известно, что при первой Реставрации весьма близкие отношения связывали меня с вашим дядюшкой с материнской стороны. Этого достаточно для того, чтобы я если и не покровительствовал его племяннику, то, во всяком случае, пришел к нему на помощь, когда ему грозит неотвратимая катастрофа.
– О граф! Вы неправильно меня поняли!– воскликнул Филипп.
– Примите же руку, протянутую вам искренно и чистосердечно.
Филипп горячо пожал руку графу д'Энгранду.
– Я к вашим услугам,– сказал он.
– Без исключения?
– Без исключения.
– Отлично! В таком случае первой вашей обязанностью будет принять эти сто луидоров, которые вам необходимы,– сказал граф, вынимая из кармана своего жилета небольшой сверточек.
– Сударь!…– покраснев, воскликнул Филипп.
– Ваш дядюшка частенько ссужал мне деньги,– поспешно прибавил граф.
Филипп улыбнулся.
– Вы умеете оказать услугу так умно и благородно, что ваша деликатность трогает душу больше, чем сама услуга. Я принимаю ее, граф, и благодарю вас.
– В добрый час!
– Но вы заговорили о каком-то деле…
– Как раз к нему-то я сейчас и подхожу Вы, конечно, знаете, что мы с графиней д'Энгранд произвели раздел имущества?
Филипп утвердительно кивнул головой.
– Когда разделение состоялось – а было это пятнадцать лет назад,– состояние, которым обладала графиня и которое заключалось как в ценных бумагах, так и в недвижимом имуществе… Кажется, это так называется?– со смехом перебил себя граф.– Так вот, это состояние было в три раза больше моего. С тех пор она вела самый скромный образ жизни, расходуя едва ли треть своих доходов. Меньшего я и не ожидал от ее благоразумия. А сейчас…
– Сейчас?– переспросил Филипп.
– О, это поручение весьма щекотливое! Оно потребует всего вашего умения!… Так вот, сейчас, перед тем как обратиться за ссудой к чужим кошелькам, я хотел бы знать, заперт ли для меня кошелек моей жены окончательно и бесповоротно. А для этого я описал с наивозможной ясностью мои обстоятельства вот на этой бумаге, которую вы передадите от меня графине.
– Я?
– Вы, господин Бейль.
– Графине?
– В собственные руки. Это одновременно даст вам и полномочия, и введет вас в ее салон.
Филипп погрузился в размышления.
– О чем вы задумались?– спросил граф.
– Я думаю о бесчисленных затруднениях, связанных с этим шагом, а главное, я думаю, что графиня будет не слишком мне доверять.
– Вы – человек светский; не приличнее ли будет послать к ней светского человека, нежели какого-то нотариуса или же какого-нибудь нескромного, корыстного родственника? Именно на отсутствии всякой официальности я и основываю большую часть моих надежд.
– Не примите мои сомнения за колебания, граф,– поспешно ответил Филипп.– В любом случае я берусь за это поручение с величайшим усердием.
– О большем я вас и не прошу… по крайней мере, сейчас. Моя жена приехала в Париж неделю назад, и, как всегда, она живет в своем особняке на улице Сен-Флорантен.
Он встал со стула.
Филипп Бейль последовал его примеру.
– Ее приемный день как раз завтра,– прибавил граф.
– Что ж, в таком случае завтра я буду иметь честь представиться госпоже д'Энгранд.
– До скорого свидания, мой юный друг! Если вы не возражаете, мы встретимся в Клубе; теперь я бываю там почти ежевечерне.
– Как вам угодно, в Клубе, так в Клубе,– провожая графа, ответил Филипп.
Граф уже вышел было из комнаты, как вдруг в голову ему пришла некая мысль, и, повернувшись к Филиппу Бейлю, он сказал:
– Ах, да!… Если вы случайно увидите там мою дочь… мою дочь Амелию… скажите ей, что я постоянно о ней думаю. Это прелестное дитя… И скоро я подумаю о том, чтобы выдать ее замуж.
VIII
АМЕЛИЯ
Входя в особняк графини д'Энгранд, Филипп Бейль испытывал необычайное волнение.
От его здравомыслия не ускользнуло то, что этот шаг был весьма необычным; но, с другой стороны, внезапный интерес, который проявил к нему граф, открывал широкое поле для его замыслов.
Он чувствовал, что в его жизни начался важнейший период.
Всего-навсего два-три человека собрались у графини, когда вошла Тереза и вполголоса сообщила, что какой-то господин хочет поговорить с ней по поручению его сиятельства графа д'Энгранда.
– Проводите этого господина в гостиную на первом этаже и попросите его подождать,– ответила графиня, скрывая удивление.
Хотя на вид могло показаться, что Амелия всецело поглощена разглядыванием цветов в жардиньерке, она прекрасно слышала и то, что сказала горничная, и то, что ответила графиня.
Амелия поспешно нарезала цветов и, сделав букет подошла к маленькой двери и выскочила на лестницу
Она остановилась только у порога той гостиной, о которой говорила мать. У нее забилось сердце, и застенчивость, присущая ее полу и ее возрасту, приостановила ее горячий порыв. Она знала, что, повернув ручку двери, она очутится лицом к лицу с человеком, и этот человек может рассказать ей об отце, известий о котором она так долго была лишена; но другом или врагом является тот, к кому она хочет обратиться с расспросами?
Амелии нельзя было терять ни секунды: графиня могла застать ее на месте преступления.
Амелия вошла в гостиную.
С живым изумлением увидела она молодого и красивого человека, который, не менее изумленный, но более сдержанный, чем она, поклонился ей с безупречным изяществом.
– Сударь! – заговорила Амелия.– Вы видели моего отца?
– Да, мадемуазель.
– И давно?
– Вчера утром.
– Вы счастливее меня,– со вздохом прошептала она.
– Ваш отец, мадемуазель, предвидел нашу случайную встречу сердцем, которое редко ошибается. Он поручил мне передать вам, что всегда вас помнит и что вся его любовь, смешанная не только с грустью, по и с надеждой на будущее, принадлежит вам.
– О, спасибо вам, сударь!– воскликнула Амелия.– Он прекрасный отец, не правда ли?
На этот наивный вопрос Бейль ответил:
– Не сомневайтесь в этом, мадемуазель.
– А вы скоро с ним увидитесь?
– Думаю, что сегодня же.
– В таком случае, сударь… если вы его друг… ведь вы его друг?– с обворожительным замешательством спросила она.
– Один из самых преданных!
– О, тем лучше! – воскликнула Амелия.– А раз так, вы не откажетесь передать ему от меня эти цветы? Не откажетесь?
– Разумеется, не откажусь, мадемуазель! Он получит их сегодня же вечером.
– Я очень, очень давно его не видела! Скажите ему, что нехорошо с его стороны так редко видеть свою дочь.
– Могу вас уверить, что он только и думает о том, как бы поскорее обрести это счастье.
– Ах, если бы это было так!– вскричала Амелия, с непередаваемым выражением глядя на Филиппа своими прекрасными глазами.
Послышался шум, который заставил ее поспешно удалиться.
Она исчезла в двери, противоположной той, которая служила входом в гостиную.
Филипп Бейль все еще находился под обаянием этой встречи, когда, обернувшись, очутился лицом к лицу с графиней д'Энгранд, холодной и величественной.
Выражением твердости и непреклонности она напоминала некоторые старинные портреты.
Он выполнил поручение так успешно, как только мог. Если он и не пытался оправдать расточительность графа, то охарактеризовал ее как элегантную традицию семьи. Графиня слушала его бесстрастно.