Я проснулась около полуночи. Меня уложили на мешке набитом сухим мхом в шатре предводителя; он храпел в двух шагах от меня. По его бокам лежали короткоствольное ружье с раструбом и широкий ятаган. Вверху на крючке, прибитом к центральной стойке висела стеклянная лампа с горевшей внутри свечей. При ее дразнящем мерцающем свете я попыталась разглядеть обстановку. Глаза храпевшего предводителя показались мне полуоткрытыми. Будто спит и подглядывает. У его ног спал еще один гитан. Совсем молодой, почти мальчик, он по-собачьи свернулся в кольцо и храпел ничуть не меньше чем его предводитель. Я не знала, куда они дели Анри, и никак не могла понять, когда и почему уснула. Похоже, это произошло после слов Флоры: "Сейчас тебе нужно спать!" Рядом со мной сопела старая гитана. Она при мне была сторожем: лежала под прямым углом, уткнув голову в мое плечо, а для большей надежности стискивала мою ладонь своими дряблыми узловатыми руками. Мало того, снаружи доносились мерные шаги караульных. Судя по звукам, их было двое. На земле у самого входа, напоминая взметнувшийся на дыбы рыбий пузырь, стояли песочные часы. Количество песка было рассчитано на двенадцать часов. Когда уровень в верхней колбе задрожал на отметке час пополуночи, я услышала легкий шорох у входа и повернулась, чтобы посмотреть. От этого малого движения тут же зашевелилась моя дуэнья. Что то, прошамкав полусонным ртом, она опять размеренно засопела. У входа в шатер я ничего не заметила, а шорох затих. Правда, теперь снаружи доносились шаги только одного караульного. Через четверть часа и они прекратились. Вокруг палатки наступила полная тишина. Вдруг ткань между стойками входа слегка задрожала, потом отошла в сторону, и в отверстии появилось озорное, улыбающееся личико, в котором я сразу узнала Флору. Немного пригнувшись, она бесшумно проскользнула в палатку. Глаза ее победно сверкали, но при этом она прижимала палец к губам, давая знак, чтобы я нечаянно не закричала.
– Самое трудное сделано! – произнесла она беззвучно одними губами.
Я не смогла удержать возгласа удивления, и дуэнья опять проснулась. Флора замерла. Пока старуха опять уснула, прошло не меньше трех минут. Я, помню, подумала: "Чтобы освободить мое плечо и руку от костлявой хватки богемской бонны, нужно быть феей". Я не ошиблась, – Флора была настоящей феей. Она осторожно сделала шаг, потом другой. Нет, не ко мне, а к циновке, на которой лежал умевший спать с открытыми глазами бородатый предводитель. Остановившись над ним, она несколько мгновений сосредоточенно смотрела ему в лицо. Его дыхание сделалось ровнее, глубже и он перестал храпеть. Затем Флора наклонилась и, растянув свои большой и указательный пальцы в скобку, прикоснулась к вискам спящего. Веки бородача опустились.
Флора радостно сверкнула глазами, – этот, мол, готов, пора браться за-другого. Юноша спал, свернувшись клубком, так, что его голова почти касалась колен. Флора положила ему ладонь на лоб, а повелительный взгляд направила куда-то в затылок. Мало-помалу его ноги стали распрямляться, а голова отклоняться назад. Через несколько минут на циновке, вытянувшись во весь рост, лежал глубоко спящий молодой человек.
– И этот в порядке! – шепнула Флора.
Теперь на очереди была моя страшная дуэнья. На ее "усмирение" Флоре пришлось затратить больше усилий, чем на всех предыдущих, включая двоих часовых. Вытянувшись на земле, она медленно-медленно к ней подползла, не спуская с нее широко раскрытых глаз. Так, прежде чем схватить, змея зачаровывает птицу. Когда Флора оказалась достаточно близко, она протянула руку к лицу старухи и, не прикасаясь, остановила ладонь на уровне глаз. После этого Флора напряглась и задрожала, от чего старуха вздрогнула и в свой черед так же затряслась. Внезапно она пошевелилась, будто собираясь встать.
– Я не хочу просыпаться! – властно внушала Флора. – Не хочу. Не хочу. Я хочу спать!
Старуха глубоко вздохнула и расслабилась. Рука Флоры спустилась ото лба к животу, и здесь она вытянула свой средний палец и, сосредоточив в нем какую то неведомую силу, будто через него начала испускать в тело дуэньи колдовские флюиды, я сама почувствовала на себе их силу. Мои веки стали наливаться и слипаться.
– Не спать! – приказала Флора, устремив магический взор в мою сторону. Уже было начавшие мелькать перед глазами тени, и образы дремы рассеялись; но все равно происходившее в дальнейшем наяву мне представлялось сновидением, – настолько оно было невероятно.
Рука Флоры опять поднялась и на этот раз коснулась лица старухи, после чего та обмякла и как будто сделалась тяжелее. Потом Флора, отведя ладонь на расстояние, сделала движение, будто хотела пригоршней плеснуть в лицо дуэньи водой. Голова старухи сразу сделалась тяжелой как свинец.
Вдруг к моему ужасу Флора с ней заговорила:
– Ты спишь, Мабель? – спросила она шепотом.
– Да. Сплю, – ответила та.
Помню, на какой-то момент мне даже показалось, что обе гитаны притворяются, чтобы меня разыграть.
Перед тем, как мы попали в табор, Флора срезала у меня и у Анри по маленькому пучку волос, которые она спрятала в висевшей на шее медальон. Теперь она открыла медальон и вложила в расслабленную руку дуэньи волосы Анри.
– Я хочу знать, где он, – сказала Флора.
Старуха зашевелилась и забормотала. Я испугалась, что она проснется. Но Флора грубо лягнула ее ногой, чтобы дать мне понять, как глубоко та спит; и продолжала:
– Ты слышишь, Мабель? Скажи, где он.
Я услышала, как Мабель ясно произнесла:
– …Ищу, ищу, ищу место… пещера… грот… под землей. На нем нет плаща… нет кафтана. О! Я вижу, где это. Это гробница.
При этих словах я похолодела.
– Он жив? – допытывалась Флора.
– Жив, – ответила Мабель. – Он спит.
– А гробница? Где она?
– За табором с северной стороны. Уже два года, как в ней покоится старый Адхи. Голова спящего лежит на мертвом.
– Я хочу найти эту гробницу, – сказала Флора.
– За табором на север, – повторила старуха. – Первая расселина между камнями. Три ступени вниз. Камень. Его нужно отодвинуть.
– Как его разбудить?
– Твоим кинжалом.
– Пошли! – сказала мне Флора и без всяких предосторожностей отбросила голову старухи, которая с шумом грохнулась на моховую подушку. Я в полном изумлении поглядела на ее раскрытые глаза.
Мы вышли из шатра. Вокруг догоравшего костра спало несколько гитанов. Флора, покидая шатер предводителя, прихватила горящую лампу, которую сейчас прикрывала полой своей мантильи. Она указала мне другую палатку и прошептала:
– Там спят эти, что хотят убить Анри.
"Бедный мой, любимый мой Анри. Я спасу тебя, или умру сама!" – подумала я.
Мы приближались к северной окраине табора. По дороге Флора велела мне отвязать три лошади. Совсем молодые, едва не жеребята, привязанные к стволам, они жевали нижние ветви деревьев. Гитаны редко пользуются мулами.
Через несколько шагов мы обнаружили между скалами расселину; пройдя сквозь нее, увидели под ногами три гранитные ступени и, спустившись по ним, оказались перед гротом. Вход закрывал высокий поставленный на торец камень. Похоже, когда то он был четвертой ступенькой. Мы вдвоем надавили на камень сбоку, и он неожиданно легко отвалился в сторону. Вход был открыт. Свет принесенной Флорой лампы осветил небольшой грот. На сырой земле полураздетый глубоким сном спал Анри. Его голова упиралась в человеческий скелет. Я бросилась к нему и, обвив руками его шею, попыталась разбудить. Но напрасно. Анри был словно мертвый. Мне даже показалось, что он не дышит. Флора, глядя на нас, сказала:
– Ты его очень любишь, Аврора. Наверное, теперь будешь любить еще больше.
– Разбуди его! Разбуди же! Умоляю! – взывала я сквозь слезы.
Она поставила лампу на землю и, приподняв руки спящего, пристально разглядела его ладони.
– Мои чары здесь не помогут! – произнесла она. – Он выпил сонного зелья шотландских джипси и будет спать до тех пор, пока раскаленное железо не коснется его ладоней и подошв.
– Раскаленное железо? – в смятении повторила я.
– Надо торопиться, – сказала Флора. – Если опоздаем, то погибнем все трое!
Она подняла подол своей длинной утяжеленной свинцовыми висюльками клетчатой юбки и из потайного кармана вытащила маленький стальной кинжал с костяной ручкой.
– Разуй его! – скомандовала Флора.
Я поспешно выполнила ее приказ.
В то время Анри носил сандалии, которые надевал на мохеровые гетры. От волнения мои руки тряслись так, что я с трудом справилась с застежками.
– Скорее! Скорее! – торопила Флора.
В эту минуту она держала на огне свечи лезвие кинжала. Внезапно я услышала короткий слабый стон. Это она прикоснулась накаленным до красна металлом к ладони Анри. Потом она опять поднесла лезвие к огню и прижгла Анри другую ладонь. На сей раз он даже не застонал.
– Скорее, к ногам! – сказала Флора. – Нужно, чтобы он почувствовал боль сразу в четырех местах.
В очередной раз, накалив кинжал, она вдруг нараспев затараторила какое-то заклинание и затем быстро прикоснулась к голым подошвам Анри.
Губы спящего искривились гримасой боли. Глаза Флоры засветились радостью. Наблюдая за пробуждением, она сказала:
– Я должна была его спасти. Вам я обязана жизнью. Ему и тебе, моя дорогая Аврора. Если бы не вы, – мне пришлось бы умереть в придорожной канаве от голода. Если бы не я, – вы не попали бы в эту западню.