- Второй способ - это удар ножом, сир.
- Ба! Таких, как я, не убивают!
- Однако Цезаря убили.
- О! Обстоятельства были тогда другие, а потом для Цезаря быть убитым было большое счастье: ему было что-то около пятидесяти трех лет, то есть возраст, когда гений мужчины начинает слабеть. Он был всегда удачливым. Как говорил Людовик Четырнадцатый господину де Вильруа, "Фортуна любит молодых", а она, возможно, уже отворачивалась от Цезаря. Одно-два поражения, и Цезарь уже не был бы Александром - это был бы Пирр или Ганнибал. Ему повезло: он нашел десятка два глупцов, не понявших, что Цезарь не был лишь римлянин - это был дух Рима; они убили императора, но из самой крови императора родилась империя! Будь спокоен, я еще не достиг возраста Цезаря, Франция в тысяча восемьсот девятом году тоже не та, каким был Рим в сорок четвертом году до Рождества Христова: меня не убьют, господин Шлик.
И Наполеон засмеялся над этой исторической параллелью, которую он привел баденскому крестьянину, правда отвечая скорее своим мыслям, чем своему собеседнику.
- Все это вполне возможно, - возразил Шлик, - но я все же призываю ваше величество обращать внимание на руки тех, кто слишком приближается к вам, особенно если эти руки будут принадлежать членам Тугендбунда.
- Я думал, что все эти ассоциации вымерли.
- Сир, немецкие государи, и особенно королева Луиза, возродили их. Таким образом, в настоящее время в Германии имеется около двух тысяч молодых людей, поклявшихся убить вас.
- И у этой секты есть свои пункты сбора?
- Конечно, не только свои пункты сбора, но еще и свой устав, обряд посвящения, свой девиз, свои опознавательные знаки.
- Откуда ты это знаешь?
- Я ее член.
Наполеон невольно сделал шаг назад.
- О! Не бойтесь ничего, сир! Я вхожу в секту, но в качестве щита к доспехам: чтобы парировать удары!
- И где они собираются?
- Повсюду, где есть подземелье или развалины. Немцы - большие любители всего живописного, как это хорошо известно вашему величеству. Они во все привносят поэзию. К примеру, поедет ваше величество в Абенсберг и посетит старый разрушенный замок, что венчает гору и возвышается над Абенсом, - так это тот самый, в одном из залов которого я и был принят неделю тому назад…
- Хорошо, - сказал Наполеон, - я не придаю этим сведениям больше значения, чем они того заслуживают, но не буду этим пренебрегать. Ступай, я прослежу, чтобы о тебе позаботились…
Шлик откланялся и вышел в ту же дверь, через которую вошел.
Наполеон, оставшись один, задумался.
"Удар ножом, - размышлял он. - Он прав, нанести удар - это так же быстро, как и получить его! Генрих Четвертый тоже готовил экспедицию против Австрии и был убит ударом ножа, но Генриху Четвертому было уже пятьдесят семь лет; как и Цезарь, он выполнил задуманное, а я же не закончил своего дела, и потом - большие неприятности случаются только после пятидесяти лет - примеры тому Ганнибал, Митридат, Цезарь, Генрих Четвертый… Правда, Александр умер в тридцать три года, - вспомнил он. - Но умереть, как Александр, это же счастье…"
В эту минуту вошел адъютант.
- Что там еще? - спросил Наполеон.
- Сир, - сообщил адъютант, - прибыл офицер из Итальянской армии, от вице-короля. Ваше величество желает его видеть?
- Да, конечно, и тотчас же, - сказал Наполеон. - Пусть он войдет.
- Входите, сударь, - произнес адъютант.
На пороге появился офицер, держа в руке треугольную шляпу.
Это был молодой человек двадцати пяти-двадцати шести лет в форме офицера штаба вице-короля, то есть в голубом мундире с серебряными аксельбантами и воротом, шитым тоже серебром.
Что же касается его внешности, то, наверное, в ней было что-то особенное, так как Наполеон, при его появлении уже собравшийся было заговорить, вдруг умолк. Оглядев его с ног до головы, он спросил:
- По какому случаю этот маскарад, сударь?
Молодой человек оглянулся, чтобы узнать, к кому относился этот вопрос, но, видя, что с императором он был один, смущенно сказал:
- Сир, извините меня, но я не понял.
- Зачем этот голубой мундир вместо зеленого, который был на вас только что?
- Сир, вот уже два года, как я имею честь служить в главном штабе его высочества вице-короля и никогда не носил другого мундира, кроме того, в каком имею честь предстать перед вами.
- Вы когда прибыли?
- Я только что спешился, сир.
- Откуда вы?
- Из Порденоне.
- Как вас зовут?
- Лейтенант Ришар.
Наполеон посмотрел на молодого человека еще более пристально.
- У вас есть письмо от Евгения, адресованное мне?
- Да, сир.
И молодой человек достал из кармана письмо с гербом вице-короля Италии.
- А если бы у вас отобрали это письмо? Или если бы вы его потеряли?
- Его высочество приказал мне выучить его наизусть.
- Ах, так! Сударь, - спросил Наполеон, - не могли бы вы мне объяснить, почему это час назад вы прибыли из Регенсбурга в мундире гвардейских егерей, а теперь, десять минут назад, вы, одетый в форму офицера штаба Евгения, явились из Порденоне? И каким это образом вы имеете поручение сообщить мне одновременно известия и от Даву, и от вице-короля Италии?
- Извините, сир, вы сказали, что час назад офицер гвардейских егерей прибыл от маршала Даву?
- Да, час назад.
- Двадцати пяти-двадцати шести лет?
- Вашего возраста.
- И похож на меня?
- Удивительно похож!
- И его зовут?.. Пусть ваше величество меня извинит за расспросы, но я так счастлив!
- Его зовут лейтенант Ришар.
- Это мой брат, сир, мой брат-близнец! Вот уже пять лет, как мы не виделись.
- А, понимаю… Ну что ж, вы его сейчас увидите.
- О сир, я только обниму моего дорогого Поля и тотчас же уеду.
- Вы в состоянии снова уехать?
- Сир, я надеюсь, что буду иметь честь получить от вас поручения.
- Ну что же, ступайте обнимите своего брата и будьте готовы отправиться в путь.
Молодой человек, вне себя от радости, попрощался и вышел.
Наполеон, оставшись один, распечатал письмо.
С первых же строк лицо его омрачилось.
- О Евгений! Евгений! - произнес он. - Моя нежность к тебе меня ослепила: ты хороший полковник, средний генерал, плохой главнокомандующий!.. Итальянская армия отступает к Сачиле, весь арьергард потерян в результате просчетов генерала Саюка. Еще один, уставший от войны. К счастью, мне не нужна Итальянская армия… - Бертье! Бертье!
Появился начальник главного штаба.
- Я разработал мой план. Пусть будут наготове десять курьеров, чтобы отправиться с моими приказами. Каждый приказ должен быть в трех экземплярах, и курьеры отправятся к месту назначения по трем разным дорогам.
IV
РАЗВАЛИНЫ АБЕНСБЕРГА
Пока Наполеон отдает десяти курьерам приказы, результат которых нам вскоре будет известен; пока братья Ришары, Поль и Луи, не видевшиеся уже пять лет и своим удивительным сходством вызвавшие странное недоразумение, которое произошло на наших глазах, обнимают друг друга с нежностью родных, которых на каждом шагу могут разлучить навсегда пуля или пушечное ядро, - мы расскажем о том, что происходило в городе Абенсберге, расположенном в семи или восьми льё от Регенсбурга.
Четверо молодых людей от шестнадцати до восемнадцати лет, студенты университетов (один - из Гейдельбергского, другой - из Тюбингенского, третий - из Лейпцигского, а четвертый - из Гёттингенского), прогуливались, держась под руку и распевая марш майора Шилля, только что поднявшего в Берлине знамя восстания против Наполеона.
При звуках этой песни молодой человек лет двадцати, сидевший в комнате около шестнадцатилетней девушки, вышивающей на пяльцах, тогда как ее девятилетняя сестра в уголке играла в куклы, вздрогнул, поднялся и подошел к окну.
Проходившие мимо четверо певцов заметили его лицо, прильнувшее к оконному стеклу и вдруг слегка побледневшее. Они сделали ему еле заметный знак, и он так же ответил им - почти неуловимо.
Девушка с беспокойством проследила взглядом за тем, как он встал, и, как бы ни был неуловим знак, на который он ответил, увидела его.
- Что с вами, Фридрих? - спросила она у него.
- Пустяки, моя дорогая Маргарита, - ответил молодой человек, снова садясь рядом с ней.
Девушка, которую мы только что назвали Маргаритой, во всех отношениях была достойна носить это имя, если сопоставлять ее с поэтическим творением Гёте, вызвавшим тогда шумный успех в Германии.
Она была белокура, как истинная дочь Арминия; голубые глаза ее напоминали цвет неба; когда же она распускала свои длинные волосы и склонялась над водами Абенса, чтобы посмотреть, как ундина, на свое отражение в прозрачной воде, то река, неся свои воды в Дунай, журчала от удивления, думая, что отражает образ какой-то женщины, превратившейся в цветок, или образ какого-то цветка, превратившегося в женщину.
Ее сестра была еще только одной из тех очаровательных девочек, хорошеньких и чистых, резвящихся на золотом песке, который судьба полными пригоршнями бросает на восхитительную тропу, ведущую их в жизнь.