Неоптолем смотрел на нее, изумляясь этой сказочной красоте и не понимая, как он мог только что кинуться на эту женщину с яростью и бессмысленностью животного.
- Ты тоже прости меня, Андромаха, - проговорил он тихо. - Я не нарочно бросил Астианакса в воду, я даже не видел, что он повис у меня на руке. Вообще, все было глупо…
Он посмотрел на своих воинов. Все, кто не сидел на веслах, столпились кругом и молча смотрели то на него, то на Андромаху, то на громадного золотистого пса, в это время уже начавшего шевелить лапами, оживать.
- Что вы все стали? - вдруг рявкнул мальчик. - Меня перевяжет кто-нибудь, или мне самому? И найдите какую-нибудь одежду для этой женщины.
Глава 4
Чтобы заглушить боль, он выпил полфляги крепкого вина и почти сразу заснул, с головой укрывшись плащом, уже не ощущая ни качки, ни порывистого ветра, ни влаги, пропитавшей одежду - Неоптолем даже не снял мокрого хитона.
Проснулся он уже после полудня, и взгляд сразу окунулся в белизну новенького паруса, поднятого на мачте взамен прежнего, потрепанного бурями еще в первое плавание. Полный воздуха и солнца, парус сиял, споря чистотой с редкими облаками, скользящими в небе.
Дул ровный попутный ветер. Весла гребцов были подняты и наполовину втянуты внутрь корабля. Воины-гребцы отдыхали, расстелив на досках плащи и блаженно растянувшись на них. Только кормчий был на своем месте, да на мачте, удобно пристроив ноги в веревочных петлях, сидел дозорный.
- Где Пандион? - спросил Неоптолем ближайшего к нему воина, пряча в зевке гримасу боли: при первом же движении прокушенная рука резко и мучительно заболела.
- Я здесь, - отозвался тот, подходя и протягивая базилевсу чашку воды с добавленным в нее вином. - Глотни, ты все еще бел, как этот новый парус.
- Все ли наши корабли плывут вместе с нами? - спросил базилевс. - Никто не отстал и не потонул?
- Наши все видны. Все тринадцать мирмидонских кораблей - твои восемь и четыре твоего отца. Думаю, с них нас тоже видят, - ответил Пандион. - Видны еще пять или шесть чьих-то кораблей. Остальные либо отстали, либо уже изменили направление - плывем-то уже каждый к себе… Как ты, мой господин?
- Да все нормально со мной! - без досады, почти равнодушно отмахнулся Неоптолем и сел, стараясь не опираться на раненую руку. - Слушай, Пандион… - тут он понизил голос, заговорив так, чтобы его больше никто не слышал. - Ты… Ты когда-нибудь брал женщину силой?
- Я? - изумился богатырь. - Силой? А зачем? Я им и так нравлюсь. Бывает, что какая-нибудь нарочно делает вид, что сопротивляется, так ведь это сразу видно, это просто такая игра. А силой… Тьфу! Нет.
Мальчик вспыхнул.
- Ну… А некоторые говорят, что в этом есть какое-то удовольствие.
- Хм! - по лицу Пандиона, бородатому, крупному, слева украшенному тремя небольшими круглыми шрамами, следами боевого трезубца, пробежала усмешка. - Ну да, говорят. Я не пробовал, но если хочешь знать, мой господин, то… уж прости за грубость, по мне это то же самое, что сидеть с завязанным ртом и запихивать в себя еду через задницу - мол, все равно ведь она будет у тебя внутри.
- А если я хочу женщину, а она не хочет меня? - почти со злостью спросил Неоптолем.
- Хо! Не хочет! Сегодня не хочет, а завтра захочет… Они такие. Дай-ка я сменю повязку на твоей руке - кровь вроде бы остановилась, но посмотреть не мешает. Ну и зубы у этого пса!
Вскоре после этого разговора базилевс, миновав белую зыбкую завесу паруса, подошел к своей пленнице. Андромаха, в широком мужском хитоне, подпоясанном веревкой, с волосами, заплетенными в одну толстую косу и кое-как подвязанными на затылке другим куском веревки, сидела на одной из освободившихся возле борта скамеек (гребцы отдыхали) и смотрела в солнечную бесконечность моря. Астианакс, закутанный в плащ, спал на постели из двух тюков, под охраной лежащего рядом с ним Тарка. Завидев подходившего Неоптолема, могучий пес тихо, но грозно зарычал. Его не испугал полученный ночью страшный удар, и он готов был вновь кинуться в драку.
Андромаха обернулась, услыхав рычание собаки, увидела базилевса и, встав со скамьи, подошла к псу.
- Тарк! - ее голос звучал так же мелодично и так же безжизненно, как накануне. - Не смей никогда трогать этого человека! Ты слышишь - ни-ког-да не трогай его. Его отец - Ахилл! Ахилл, понимаешь?
Когда она произносила это имя, ее голос ожил, в нем зазвучали теплота и боль. И громадный пес вдруг заскулил чуть слышно, с тоской глянув янтарными глазами в глаза хозяйке. Потом посмотрел на Неоптолема и чуть заметно мотнул большим пушистым хвостом по доскам корабельного днища.
- Он понял, - сказала Андромаха Неоптолему. - Он все понимает. Подойди к нему, не бойся.
- Я и не боюсь.
Преодолев невольное содрогание, мальчик опустился на корточки возле собаки и протянул к густому загривку здоровую руку. Тарк напрягся, но не шевельнулся и молча дал Неоптолему провести пальцами по своему золотистому меху.
- Я принес поесть тебе и Астианаксу, - сказал Неоптолем, указывая глазами на большое блюдо с лепешками, плошкой сыра и кувшином воды, которое он перед тем поставил на одну из бочек. - Вы же голодные.
- Спасибо, - Андромаха вновь опустилась на скамью. - Воин дал мне вчера лепешку, и я покормила сына. А мне есть не хочется.
- Ты больше суток голодаешь! - покачал головой Неоптолем. - Так нельзя. Поешь, прошу тебя.
- Хорошо.
Она взяла блюдо к себе на колени и принялась за еду, а он сидел на сундуке и смотрел, как она отламывает кусочки хлеба своими тонкими смуглыми пальчиками, как подхватывает в ладонь горсточку сыра и осторожно берет его розовыми губами, похожими на свернувшиеся лепестки шиповника. Никогда Неоптолем не думал, что можно так восхищаться и любоваться, наблюдая за чьей-то едой.
Молодая женщина отломила половину лепешки и протянула Тарку. Тот сразу проглотил кусок, и снова большой пушистый хвост описал полукруг по шершавым доскам.
- Дай ему еще, - сказал Неоптолем. - Я принесу побольше. Ничего другого у нас пока нет, но кормчий говорит: если не будет сильных штормов, то через пару дней мы сделаем остановку на одном из островов, что у нас на пути - там мы выменяем у пастухов молока, мяса, еще сыра.
- А куда мы плывем? - спросила Андромаха, наливая в чашку воды и поднося ее к губам.
- Мы плывем в Эпир, в мое царство, - ответил мальчик.
- Да, Ахилл говорил, что старый царь Эпира - брат его отца, и что власть над этой землей перейдет к вам. А далеко это от Фтии, в которой вырос Ахилл?
- Близко. Пелей мечтал объединить эти земли, но родственников у нас еще много. А ты, выходит, и вправду хорошо знала моего отца?
Андромаха посмотрела ему в лицо своими изумрудными глазами и проговорила тихо:
- Ты можешь не верить, Неоптолем, но твой отец и мой муж действительно были самыми близкими друзьями. И мы любили… мы любили Ахилла!
И тут силы снова ей изменили, она вскрикнула и, всплеснув руками так, что блюдо едва не соскользнуло с ее колен, закрыла лицо ладонями:
- Ахилл, Ахилл! О, если бы ты был жив, если бы оставался с нами, ничего бы не произошло… Все было бы хорошо!
Она заплакала, но тут же, совладав с собою, подняла голову, ладонью отирая слезы.
- А Гектор так и не поверил! - воскликнула Андромаха. - Он говорил, все время говорил, что Ахилл жив и вернется!
- Он думал, что богиня Фетида, которая унесла с костра его тело, вернула его к жизни? - Неоптолем был изумлен этим искренним порывом отчаяния и таким явным, таким непритворным проявлением любви к его отцу со стороны молодой троянки. - Но, если так, то мой отец испил нектара и отведал амврозии и стал божеством… Он не вернется к людям. Некоторые наши воины так и думают.
Андромаха покачала головой:
- Нет, нет. Гектор был уверен, что его друг ожил и остался человеком. Он… он говорил, что его тело взяла с костра вовсе не богиня Фетида, а царица амазонок Пентесилея, которую Ахилл любил - Гектор узнал ее… Он говорил, что есть тайна, которую он не может открыть, но суть ее в том, что амазонки иногда могут оживлять мертвых! И мы ждали… мы его ждали. Если бы он был с нами, он не дал бы ахейцам разрушить Трою!
Неоптолем нахмурился. Да, ему говорили, что его отец сделал все возможное для заключения мира с троянцами, что он не хотел и слышать о штурме города, что даже после нападения амазонок он доказал, что в этом не было вины царя Приама и что переговоры можно продолжать… Об этом говорили воины, базилевсы предпочитали не говорить. Впрочем, из базилевсов он беседовал подолгу только с Агамемноном и Менелаем, а они-то ясно, чего хотели!..
- Значит, я пошел против воли отца? - резко спросил он пленницу.
- Да, - твердо ответила Андромаха. - Но ведь ты этого не знал, верно? Они обманули тебя? Они ведь и Ахилла сперва обманывали! Менелай ему сказал, что его друга Патрокла убил Гектор, а на самом деле смертельный удар Патроклу нанес другой воин. Гектор мне потом рассказал. Мой Гектор!..
Она закрыла глаза, и на мгновение ее лицо просияло - она ясно увидела мужа. Неоптолем ощутил острую, как жало, боль, но не испытал гнева. Тем более, что выражение счастья на лице Андромахи тут же исчезло, и оно вновь потемнело.
- Я схожу с ума! - прошептала она. - Я отчетливо чувствую, что жив и мой Гектор, хотя он на моих глазах! На моих глазах…
У нее вырвалось дикое, истерическое рыдание, она вся задрожала. И вновь вместо гнева Неоптолем ощутил острую, незнакомую прежде жалость. Он не понимал, что с ним происходит.
- Андромаха! - мальчик взял ее руку и сжал, стараясь не причинить боли. - Послушай… прости меня! Я никому, никогда не дам обидеть ни тебя, ни твоего сына. Даю слово.