С какой стороны меня может интересовать этот лес, ведь царев ярыжка, зачитавший государев указ о моей поимке, говорил, что я похитил царевну? А Катарина совсем не походит на царевну... которую никто из селян и в глаза не видел, зато каждый убежден, что царевна всегда ходит в богатых нарядах и короне.
– Так вот. Меня попросили найти убийцу древесных дев.
– Н‑да... – Никодим накрутил на палец ус. – Нас это не касается. Мы люди маленькие, в мире со всеми.
– Не мог бы я поговорить с местным населением? Может, кто чего видел или слышал?
– Поговорите. Но лучше бы вам не задерживаться здесь. Мужики здесь простые, но целый ларец злата кого хошь с ума сведет.
– А вы‑то сами что об убийце думаете?
– Да ничего. Мне дела до этого нет. Что касается моих односельчан – это моя забота, а остальное...
– А много ли в селе люду?
– Мы грамоте не очень обучены... Это хата Кузьмы Кривоногого. С ним ютятся жонка явойная, Клавдия, вредная баба, детишек штук, почитай, семь будет. Старшенький‑то их, Вукол, все к моей Проське сватается. Лоботряс.
– Ага.
Прикинув со слов старосты численность населения, я определил его как три десятка взрослых и с полсотни малышни.
– То моя хата, – с гордостью указал староста на «шедевр» местного зодчества. – Я, Евдокия, Проська, Степа – младшенький мой, вот и все.
– А кто живет вон в том доме? – Я указал на кособокое строение, расписанное народными умельцами.
– Убогонький. Прибился того году. Срубил хату, так и живет. По дереву мастерит помаленьку, тем и кормится. А мне что? Человек тихий, безопасный – пускай себе живет.
– Спасибо.
– Не задерживайтесь, – посоветовал староста и удалился.
Я же направился к ближайшей хате.
Но конструктивной беседы не получилось. Собеседник отвечал неохотно, больше внимания уделяя стройной фигурке Кэт, чем моим вопросам.
Ничего так и не добившись, я вышел с подворья, пропустив ведьму вперед.
Раздался рев, и прямо на нас выскочил озверевший бык. Ведший его на поводу пастух полетел в придорожные лопухи, сопроводив свое падение гневной тирадой, оборвавшейся на полуслове.
Наклонив массивную голову, увенчанную острыми рогами, бык, злобно фыркая и вращая красными глазами, направил свою ярость на меня.
Кэт заверещала.
Выйдя из оцепенения, я дернул ее в сторону и втолкнул во двор, оставшись на пути озверевшей скотины.
Трое‑из‑Тени рванули меня каждый в свою сторону, вследствие чего я совершил головокружительное двойное сальто. Желудок подскочил к горлу, а затем рухнул в пятки.
– Ё! – только и сказал я, оказавшись на спине несущегося быка. Пальцы рефлекторно впились в грубую шерсть. Ошарашенный исчезновением объекта атаки, бык обиженно замычал и принялся крушить все вокруг. И все это со мной на спине.
Бросаемый из стороны в сторону, я тем не менее умудрялся каким‑то чудом удерживаться на беснующемся животном. А уж он‑то оттягивался по полной программе: с крушением плетней, вскапыванием земли копытами и исполнением гопака.
Если то, что я чувствовал, совпадает с тем, что чувствуют ковбои на родео, то хоть убейте – не понимаю, что заставляет их заниматься подобным самоистязанием.
Проделав очередную дыру в заборе и загнав очередную жертву в дом, бык бросился дальше.
«Что делать?» – мелькнуло в голове, когда я почувствовал, что пальцы предательски немеют и вот‑вот разожмутся.
– Держи его! – донесся чей‑то крик. Очередной скачок моего «скакуна» – и я слетаю с него, успев в последний момент ухватиться за хвост.
Не упал я только потому, что меня вовремя подхватили Трое‑из‑Тени.
Бык рванулся вперед, но боль заставила его умерить пыл.