.. – оборвав себя на полуслове, я с ужасом уставился на показавшегося из леса гиганта.
Ростом хорошо за два или, если быть точным, чуть меньше трех метров, отшельник обладал соответственно широченными плечами, из которых без видимых признаков шеи торчала голова, и непропорционально короткими и кривыми ногами. Переваливаясь с ноги на ногу, словно дрессированный медведь, он неспешно двигался к нам, лениво поигрывая лежавшим на плече топором.
Перед моим взором промелькнуло видение изрубленных в щепу материнских древ. С таким орудием это не должно составить труда, при его‑то силище.
Приблизившись, гигант стал, как бы это сказать, еще монументальнее. Литые бугры мышц, мощная челюсть, глубоко посаженные глаза, тускло мерцающие из‑под густых бровей...
– Гости пожаловали, – проинформировал он сам себя. – Эт напрасно...
– Доброго вам дня, – выдавил я из себя, не в силах оторвать взгляд от завораживающего покачивания сверкающего лезвия.
– Ну‑ну... – С угрюмой миной отшельник покачал головой, опровергнув мои предположения о полном отсутствии у него шеи.
– Мы тут мимо проходили...
– Пролетали, – поправил меня гигант, выразительно кивнув в сторону скромно стоящей ведьмы с метлой в руках.
– Пролетали.
– И подумали – дай‑ка зайдем. – Топор взлетел и с глухим треском вошел в толстую колоду, могущую служить как для колки дров, так и для разделки туш.
– Если мы не вовремя, – попятился я, – мы уходим.
– Нет.
– А?
– Раз пришли, то проходите.
– Не хотелось бы беспокоить...
– Уже. Проходите.
Одного взгляда на сияющее лезвие, ушедшее на добрых семь‑восемь сантиметров в колоду, мне хватило, чтобы потерять всякое желание спорить.
Отворив дверь, в смысле приподняв шкуру, отшельник пропустил нас вперед и вошел следом, сложившись для этого пополам. Указал на ворох шкур, мол, присаживайтесь, а сам куда‑то вышел.
Кэт наклонилась к моему уху и, щекоча его губами, предложила:
– Может, сбежим?
Ответить я не успел, поскольку вернулся хозяин. Он придвинул деревянный чурбан и выложил на него угощение: румяные яблоки, отборную землянику, жбанчик маринованных грибочков и мокрый бочонок с резко пахнущим содержимым.
Сев напротив нас прямо на пол, он извлек затычку из бочонка и замер.
– Извините, – выплевывая пробку и опуская бочонок, сказал он. – Совсем одичал.
Нырнув в сундук, он долго там «чевой‑то» рылся и наконец извлек три деревянные кружки со стершимся от времени резным узором.
– Вот.
После третьей я немного расслабился, поняв, что убивать нас сейчас не будут. Но подозрения не отбросил... еще не опросив даже остальных возможных подозреваемых и свидетелей, я занес отшельника в «черный» список под номером один. И если случится так, что мои подозрения подтвердятся, то – «ой‑ей‑ей!». Даже не знаю, что противопоставить его топору... меч‑кладенец, конечно, штука серьезная, но в этом мире не дальнобойная.
Напившись ядреной медовухи и закусив маринованным грибочком – надеюсь, при всем сходстве это все же не поганка, – я засобирался. Без всяких там винни‑пуховских: «А что, у вас еще что‑то есть?», сердечно поблагодарил хозяина за гостеприимство и откланялся.
Уже устроившись позади Кэт, спросил отшельника:
– Зовут‑то тебя как?
– Отшельник.
– Я в смысле имени...
– В имени моем смысла нет. Зови отшельником.
– Хорошо.
Кэт пришпорила помело. Последнее, встав на дыбы, как резвый скакун, понесло нас к поселению волкодлаков.
Не то чтобы я их подозревал в совершении серийных убийств, да и из рассказов Катарины выходило, что они на подобное не способны.