Благо ни черная, ни красная разновидности этого деликатеса не возведены пока что в ранг изысканных лакомств и цена их не взмыла до астрономических высот.
Бочонок черной икры, притом не лягушачьей, а отборной, кило на семь‑восемь, я давеча выменял на рыбном рынке за мешок проса и чудесное зелье от колик в желудке. Что‑что, а снадобье я наловчился готовить будь здоров. И рецепт мой собственный, фирменный. Сам додумался. Отправляюсь в мой – двадцать первого века – мир, достаю с книжной полки справочник «ЛЕЧЕБНЫЕ ТРАВЫ СРЕДНЕЙ ПОЛОСЫ РОССИИ И МЕТОДЫ ИХ ЗАГОТОВКИ ДЛЯ ПОСЛЕДУЮЩЕЙ СДАЧИ В ПРИЕМНЫЕ ПУНКТЫ ГОРОДСКИХ И СЕЛЬСКИХ АПТЕК И СПЕЦИАЛИЗИРОВАННЫХ ПУНКТОВ ПРИЕМА» и малую медицинскую энциклопедию; составляю список, с которым посещаю аптеку: в один пакет (тот, что поменьше) складываю современные фармацевтические препараты, а во второй (значительно вместительнее) разные травы и корешки. Затем наступает самый сложный этап приготовления чудо‑зелья: травы измельчаются посредством миксера, дозируются, рассыпаются по коробочкам с соответствующими пометками: от головы, от живота и в том же духе. Проделав необходимую процедуру, я увеличиваю чудодейственные свойства снадобья, добавляя толченые таблетки и пилюли из расчета один к пяти от рекомендованного на упаковке: люди тамошние не избалованы разными антибиотиками и поэтому более чувствительны к воздействию лекарств. Вот таким нехитрым способом я и укрепил репутацию волхва – мастера на все руки. Подумываю выйти на мировой рынок – в стенах стольного града уже тесно.
По поводу удачной торговой операции я и шикую.
Вкуснотища!
Наслаждаясь каждым взрывом вкуса на языке, я мысленно поздравил себя с удачным приобретением – домовым Прокопом. Воистину без этого маленького шустрого и домовитого (извиняюсь за каламбур) духа, или кто там он по иерархии христианской демонологии, в общем, именно благодаря его стараниям в моей избе наметился явный крен в сторону порядка и обжитости. Исчезла паутина из углов – у меня все руки не доходили вооружиться веником и пройтись по потолку. Заблестел самовар...
Кот‑баюн терпеливо дождался окончания завтрака и забрал опустевшую тару.
– А я здесь это... – начал он несмело.
– Опять? – строго спросил я.
– Да я не то... не политические...
– Уже лучше.
– Про любовь стихи.
– А что, весна на дворе? Март?
– Какая весна? – удивился кот.
– Ладно, забудь, – отмахнулся я. Не стану же я ему объяснять зависимость активности гормонов от времени года.
– Я прочитаю?
– Конечно, – милостиво согласился я, надеясь, что юное дарование ограничится чтением и не станет петь.
Не суждено было сбыться моим надеждам.
Василий притащил свою двухструнную и позвал домового.
Когда внимательные зрители заняли свои места: я на кровати, то есть без изменения дислокации, а домовой, высунувшись из‑за печи и положив косматую голову на крохотные ручки, кот‑баюн прокашлялся и ударил по струнам. Причем сразу по обеим.
На окраине лесной – глухой,
Но в стороне все же моей – родной,
Безобразие нарушило устой –
Это все любовь... Там русалочку лешак
Уж и так, и так, и так! Не подступится никак.
Ох, любовь... А она хвостом махнула,
В речку с дерева нырнула,
Упустила счастье – дура!
Вот вам и любовь...
Яростное балалаечное соло, затем лапа прижимает струны, разом обрывая музыку.
Кон Василий выдерживает паузу и кланяется.
Благодарные слушатели, то есть я и домовой, естественно, зааплодировали.
А что делать?
Васька напыжился от гордости за свое гениальное творение. Его шерсть поднялась дыбом, пасть расползлась в довольном оскале, отчего усы встопорщились, и весь его облик буквально вопил: «Хвалите меня, хвалите!».