Приказы Серова отражали печальную действительность. Воинство Атаманской дивизии, что называется, сбросило напряжение. Оторвавшись от чекистов и регулярных сил Красной армии, бандиты решили пожить "недолго, да громко". Картежничество, драки, сабельные дуэли на скотных дворах, отравления дурным спиртом, грабежи, битье оконных стекол стали уильским бытом. Бандиты чувствовали, что передышка у них последняя, уильская стоянка стала для них пиром во время чумы. Мало кто думал о последствиях, управляли пьяные страсти. Замкомдив Мазанов особенно отличился. Этот дуревший от крови уральский урядник, способный за раз выпить четверть самогону, успел за полмесяца избить начштаба Буржаковского (его, правда, слегка), комполка Кириллова (сломал переносицу) и накостылял члену РВС Митрясову. Мазанов был смещен. Серов кричал "расстрелять", но угрозы начальства потеряли вес. Яков Обухов, который во время похода спустил под лед Урала десятки красноармейцев, на этот раз убил двух киргизов и молодую женщину, показавшуюся ему "шибко советской". Он до одури пил сейчас, этот русокудрый парень по кличке "Кат", и наверняка его жертв было бы больше, да обессиливал палача хмель.
Невелик Уил. Обойти его Глеб мог бы за час, объехать - за полчаса. Как будто и несложно отыскать нужного человека среди праздношатающихся бандитов и приезжих киргизов. Но куда бы Глеб ни заглянул - ни в комиссии по изъятию имущества у неблагонадежных элементов, ни в продкомиссии, ни в агитотделе, ни в Киргизском эскадроне, он нигде не встретил Байжана. Оставалось всего два места: Долматовская конференция, проходившая в казарме, и площадь. Глебу казалось, что скорее всего Байжан попытается проникнуть на конференцию. Кончится война с бандитами, начнется мирная жизнь, и ВЧК небесполезно будет знать, кто и как относится к советской власти в киргизских степях. Другое дело - не обратить на себя внимания. Как еще посмотрят на незнакомого киргиза-одиночку, не входящего ни в одну из волостных делегаций? Долматов поставил выборы на широкую ногу: вывесил намалеванные агитпунктом плакаты, всех делегатов обеспечил мандатами. Байжана могут просто-напросто не пустить. Конечно, если он не умудрится что-нибудь предпринять. На выдумки он мастер.
"Мне лучше всего занять позицию между казармой и площадью, - решил Глеб. - Делегаты непременно пожелают посмотреть казачьи игрища. Байжан будет наверняка среди них…"
Он пересек больничный двор, обуглившиеся останки больничного здания, в котором много часов оборонялся от бандитов Уильский гарнизон, и выехал к воинскому городку. Навстречу неверной походкой брел человек в полушубке и в ватных штанах, нависших над высокими хромовыми сапогами. Глеб узнал Кузьму Овчинникова, начальника комендантской команды. "Только бы не у него оказался Байжан", - подумал Ильин.
- Американец! - обрадованно воскликнул Овчинников. - На ловца и зверь… Ищу тебя, чертушку, ноги сбил.
- В сторонку! - крикнул Глеб.
Мимо них на брызжущих пеной конях промчались два казака. До скачек еще оставалось минимум час, но этим, видно, не терпелось. По красным лицам и выпученным глазам можно было судить, что хлебнули всадники уже изрядно.
- Вот паскуда! - весело ругнулся Овчинников, которому комок грязного из-под копыт снега угодил в лицо. - Тебя, Ильин, Буров ждет. Срочно нужен. На скачки успеешь.
- Буров? - Глеб удивленно поднял брови. - Не говорил, зачем?
- Не… Я тоже туда. Вроде как конвоиром, - и он захохотал.
"Настроение у Кузьмы отменное, - отметил Глеб. - Вчера расстрелял дружка-собутыльника, и словно бы ничего не случилось. Но зачем я Гаюсову?"
- Держись за стремя, конвоир! - Губы Ильина смешливо дернулись.
У входа в домик следственной комиссии блаженствовал на солнышке Капустин, очень сейчас похожий на сытого кота.
- С прибытием вас! - Он ернически сорвал с себя кубанку. - Борис Аркадьевич уж грызет кулаки. Скачки скоро…
"Дались им эти скачки, - с досадой подумал Глеб, спрыгивая с седла. - Если появится еще и Яшка Обухов, то плохи мои дела. Пахнет жареным".
Овчинников и Капустин прошли следом за ним по полутемному коридору. "В самом деле - конвой", - понял Глеб.
Гаюсов сидел за столом, уткнувшись в серую картонную папку. Когда Глеб и остальные остановились в дверях, он захлопнул ее и встал.
- Кузьма, - бесцветным голосом сказал он. - Возьми-ка у него маузер. Так. Положи на стол. Капустин, обыщи одежду. Бумаги, документы - все на стол.
- Что происходит? - гневно сдвинув брови, крикнул Глеб. Тем не менее не сделал и малейшей попытки помешать лапищам Федора, которые шарили по его карманам.
- Происходит пока что обыкновенный обыск, - тем же невыразительным тоном пояснил Гаюсов. - Человек ты горячий, вдруг тебе что-то не понравится в моих вопросах. Пусть машинка у меня полежит.
Он открыл ящик стола и смахнул туда маузер вместе с кобурой и ремнем.
- Ты, Капустин, у дверей постой… Нет, лучше не здесь - на солнышке погрейся. А Кузьма пусть на всякий случай квартирку товарищу подготовит. Свободные есть?
- Найдем, товарищ Буров, - ухмыльнулся Овчинников. - Самую наилучшую, матцевскую.
- Тогда идите пока, а ты, Ильин, пересядь на лавочку. И учти, она к стенке прибита, не оторвешь.
Глеб стер ладонью пыль с лавки и сел. Закинул ногу за ногу.
- Ломаешь комедию? - презрительно спросил Глеб, когда они остались вдвоем.
- Комедию? - задумчиво повторил Гаюсов. - Нет, для тебя это, пожалуй, несколько другой жанр. Пока - драма. Возможна и трагедия. Многое зависит от тебя самого.
"Револьвер у него прямо под рукой, - соображал Глеб. - Не успею. Даже если упасть на пол и рвануть его за ноги… Да и крюк на дверь накинут. Сложно".
Поплевав на пальцы, Гаюсов раскрыл папку и поднял холодно спокойные глаза на Ильина.
- Ты удивишься, Глеб, моей осведомленности насчет твоей жизни и деятельности в последние месяцы. Ты будешь поражен, пардон, неприятно поражен. Но такова моя служба… Да!
- Если ты, Буров, сможешь обойтись без словоблудия, я буду тебе признателен. Советую заниматься риторикой перед зеркалом, а мне твои…
- Ладно! - хлопнул по столу ладонью Гаюсов. - Буду лаконичен. Ты, я вижу, торопишься. Хотя туда, - он хмыкнул, - редко кто спешит…
- Опять? - Губы Глеба брезгливо покривились.
- Пардон! - Самолюбие Гаюсова было все же задето, глаза зло сузились. - Буду почти телеграфно краток. Итак, что у нас в папке? Первое: фантастические побеги Никифора Долматова из чекистских застенков. Что его спасало? Могущество Айлина-Ильина, рядового сотрудника АРА? Через верных людей мы узнали, что господин Шафрот понятия не имел о существовании какого-то Никифора. То есть всесилие АРА ни при чем. Зато Ильин, удивительное дело, может буквально все.
Гаюсов распечатал пачку "Катыка", поднес зажигалку к папиросе. Прикурил другую и бросил через стол Глебу: "Лови!"
Глеб словно и не заметил, хотя курить захотелось мучительно. Тонкий дымок, извиваясь, поднимался к лицу, раздражал обоняние.
- Ах, какие мы гордецы! - усмехнулся Гаюсов. - Слушай дальше. Как ты и предполагал, тебя обласкал Федор Долматов, наш великий политик… Коммунистическую щуку он бросил в реку, полную тупых карасей. У меня есть, правда, обрывочные, записи того, что политпропагандист Ильин внушал серому мужичью Атаманской дивизии. Например, такие речи: "Плевать на то, что советская власть отменила разверстку. Она хочет подкупить крестьянина, сделать сытым. А нам с вами важнее другое! Даешь Учредительное собрание! Даешь связи с мировой демократией!"
Глеб иронически зааплодировал. Гаюсов усмехнулся.
- Разумеется, на митингах ты выкрикивал лозунги малограмотного эсера Долматова. Но как ты их преподносил? Солдаты матерились. И задумывались: а может, Ленин прав? Так-то!
Он сунул недокуренную папиросу в бронзовую пепельницу, невесть как очутившуюся в этом сарае. "Возит с собой, что ли?" - подумал Глеб.
- Теперь о чекисте, которого спасли твои люди. Ануфриев и Красюк так и вились вокруг тебя. А я, невинная душа, поверил, что ты хочешь собственной рукой застрелить осквернителя семейной чести… Сплоховал, каюсь.
- Долго еще? - Глеб кулаком подавил зевок.
- Теперь недолго. Шуба. Что вздрогнул? Думаешь, я поверю, что ты - маньяк, сорвавший злость на этом замечательном сооружении из овчины? Ты и не заметил, конечно, что мои люди осматривали ее? Верно, они ничего не нашли, карманы ты успел очистить. А ведь вся она из карманов! Еще раз покаюсь: не придал внимания совпадению, что и ты, и чекистские листовки появились одновременно. А вывод-то на поверхности лежал, вот что обидно!
Гаюсов резко захлопнул папку, пепел из бронзовой тарелочки порхнул по столу. Он изо всех сил хотел казаться довольным своим монологом. Но Глеб видел: серовский следователь недоговаривает. Что-то ему было нужно, кроме признания. Что же?
- Как видишь, товарищ Буров имеет основания кое о чем поразговаривать с товарищем Ильиным. Не так ли?
Гаюсов забарабанил пальцами по столу. "Нет, - убедился Глеб, - твое спокойствие - показуха. Надо наступать!" Он потянулся и скрестил на груди руки.
- Разговор между Буровым и Ильиным не состоится, - сказал он. - Разговаривать всерьез могут лишь чекист Рудяков и дутовский контрразведчик Гаюсов.
"Плохо он, однако, владеет собой", - подумал Глеб, наблюдая, как расширились зрачки и сразу, на глазах, посерело лицо Гаюсова.
- Что-о? - громким шепотом протянул Гаюсов, - Да ты понимаешь ли, что теперь… Что теперь… У тебя же не стало и последнего шанса…
- Возьми нервы в кулак, Гаюсов, - посоветовал Глеб. - Выпей воды. И слушай. Теперь говорить буду я.