От ратуши мы двинулись к Дворцовой площади, где должно было происходить народное пиршество. Посредине площади на особом возвышении уже заняли места три комиссара Национального собрания, прибывшие накануне из Парижа, чтобы провозгласить присоединение Авиньона к Франции. Все окна, балконы, даже крыши были усеяны людьми. Фарандола гигантским кольцом оцепила обе площади - Дворцовую и Башенных часов. Народ посредине этого живого кольца приплясывал и хлопал в ладоши. Раздавались крики: "Да здравствует Франция!", "Да здравствует нация!", "Долой папского легата!"
Но вот комиссары поднялись с мест и знаками стали призывать всех к тишине. Дудки и тамбурины мало-помалу затихли, плясуны разомкнули круг, толпа замолчала. Тогда один из комиссаров прочел декрет Национального собрания, провозглашавший присоединение Авиньона и Венессенского графства к Франции.
И ответ народ снова восторженно закричал: "Да здравствует нация!", "Долой легата!"
Представители Национального собрания обернулись к папскому дворцу и подали знак рабочим, стоявшим между зубцами его башен. Крики мгновенно смолкли, и наступила торжественная тишина. Рабочие - кузнецы и слесари - приблизились к колоколенке, возвышавшейся посредине дворца, и сняли с крюка маленький серебряный колокол, звонивший только в честь пап. Затем они привязали его к длинной веревке и осторожно спустили вниз на площадь.
Глава четвертая
БРИГАДИР ВОКЛЕР
Спуск колокола означал конец папской власти над Авиньоном. Народ приветствовал этот символический жест восторженными криками. Тамбурины и флейты вновь заиграли, пение и пляски возобновились. В это время на площадь принесли праздничное угощенье. Носильщики сгибались под тяжестью корзин, наполненных доверху свежим белым хлебом и тяжелыми горшками с маслинами. Они тащили также корзины с орехами и гроздьями золотистого винограда. Все эти припасы были разложены на помосте. Каждый мог подойти и получить ломоть хлеба, семь маслин, шесть орехов и большую кисть винограда.
Нелегко было пробраться к помосту. Мне едва не отдавили все пальцы на ногах. Все же в конце концов я получил свою долю и стал искать местечко, где можно было бы присесть и спокойно полакомиться угощеньем. На ступеньках дворца я уселся рядом с бравым национальным гвардейцем, который пришел на празднество с женой и ребенком. Гвардеец потеснился немного, чтобы дать мне место. У него были длинные светлые усы, голубые глаза и розовые щеки, какие редко можно встретить у южан. Вначале он не обращал на меня внимания, но, увидев, что я щелкаю орехи зубами, он не выдержал и вскричал:
- Вот так челюсти! Настоящие клещи!
Сам он колол орехи булыжником.
Я хотел улыбнуться и как-нибудь ответить на эту шутку, но, не найдя слов, покраснел и потупил глаза в землю. Да и не удивительно: этот солдат был так великолепен в своем синем мундире на красной подкладке, на шляпе его красовался такой пышный султан, а длинная изогнутая сабля так сверкала, что всякий на моем месте смутился бы. В эту минуту я ничего не пожалел бы за право назваться его сыном, братом, на худой конец даже просто знакомым!
Внезапно красавец-гвардеец поднялся с места.
- Ага, - сказал он, - уже открывают винные бочки!
Он обернулся к жене; та подала ему манерку. Солдат поглядел на мою фляжку и спросил:
- А твоя наполнена? Если она пуста, давай, я заодно и тебе принесу вина!
Я безмолвно протянул свою фляжку. Гвардеец стал протискиваться в толпе к месту, где раздавали вино. Там была невероятная толчея. У самой стены дворца над головами возвышались шесть огромных бочек. Бочки только что просверлили, и весь народ хлынул к ним. Легко себе представить, что творилось вокруг. Первые несколько мгновений я видел, как национальный гвардеец, работая локтями, прокладывал себе дорогу к бочкам; потом я следил за мелькавшим над толпой красным султаном и, наконец, вовсе потерял его из виду среди моря голов.
Через четверть часа гвардеец вернулся, неся доверху наполненные вином котелок и фляжку. Усы у него были влажны от вина.
- Отец! - вскричал мальчуган, завидев отца. - Я хочу еще винограда.
- Винограда больше нет, хочешь, выпей глоток вина?
- Нет, я хочу винограда.
- Да ведь тебе говорят, нет винограда.
- Выпей вина, мое сокровище, - уговаривала мальчика мать, поднося к его рту полный котелок. - Оно вкусное.
- Нет, я хочу винограда.
Я не успел еще съесть свою порцию винограда. Протянув ее ребенку, я сказал:
- Возьми, ешь.
И снова почувствовал, что краснею до ушей.
- Это очень мило с твоей стороны, - сказала мне мать.
- О, - сказал национальный гвардеец, - вы оба потакаете этому маленькому лакомке. Не надо его баловать!
- Позвольте ему съесть этот виноград, - попросил я. - Он славный малыш.
- Ладно, только пусть он поблагодарит тебя.
И, возвращая мне фляжку, гвардеец добавил:
- Ты как будто не здешний, паренек? Откуда ты?
- Я из Мальмора.
- А что ты делаешь здесь?
- Я не знаю… Мне дали письмо к кононику Жоссерану, который должен помочь мне устроиться на работу. Если бы вы могли указать, где находится его дом…
Солдат нахмурил брови и сурово взглянул на меня. Он повторил:
- Письмо к канонику Жоссерану? Значит, ты аристократ, папист?
- Я? Я не знаю. Нет, я не папист.
- Тогда зачем же тебе нужен каноник Жоссеран?
- Мне сказали, что он устроит меня на работу.
- Ты, что же, не знаешь, что каноники - это аристократы и что они дают работу только папистам! Впрочем, ты ничем не рискуешь, если сходишь к нему. Но так как ты славный парень, вот что я тебе предложу: если случится так, что тебя не очень-то ласково встретят, разыщи меня в кордегардии при городской ратуше, на площади Башенных часов; я найду для тебя местечко в Национальной гвардии. Ты будешь служить у меня в батальоне. Сколько тебе лет?
- Должно быть, шестнадцать.
На всякий случай, я прибавил себе целый год.
- Очень хорошо, что тебе уже шестнадцать лет. Мы сможем принять тебя на службу. Итак, это решено, не правда ли? А теперь я расскажу тебе, как найти дом каноника. Ты спустишься вот по этой уличке и повернешь налево; там, на углу, ты увидишь дом с балконом, в этом доме и живет каноник Жоссеран.
Солдат обернулся к своей жене, и я успел заметить, как он лукаво подмигнул ей. Молодая женщина, улыбаясь, подошла и, отколов от своего чепчика трехцветную кокарду, протянула ее мне.
- Ты добрый патриот, - сказала она, - и так как ты ненавидишь папистов, я дарю тебе свою кокарду.
И она приколола трехцветную ленточку к моей шляпе.
- Мальчик, видно, смышленый, - добавила она, обращаясь к мужу. - Из него выйдет славный национальный гвардеец!
Солдат похлопал меня по плечу.
- А ну-ка, - сказал он, - крикнем вместе: "Да здравствует нация! Долой папского легата!"
Мы закричали в один голос:
- Да здравствует нация! Долой папского легата!
- А теперь ступай к своему канонику, да не забудь, что я тебе сказал. Ты знаешь, где меня найти? Спросишь бригадира Воклера…
- Спасибо, я ничего не забуду, поверьте мне.
И я удалился, сам не понимая, отчего так бьется у меня сердце: от радости или от страха.
Мне стоило большого труда пересечь Дворцовую площадь и прорваться через цепь танцующих фарандолу. Но когда я добрался до указанной Воклером улички, меня уже никто не толкал. Навстречу мне попалась одна лишь кошка, переходившая через дорогу. Это был аристократический квартал. Все двери и ставни здесь были на запоре. Однако, из-за плотно закрытых ставней доносились звуки голосов, и слышно было, как молились женщины.
Наконец, я увидел на правой стороне дом с балконом. Я постучал. Окошечко над дверью открылось, но едва я успел поднять голову, как его уже снова захлопнули. Вслед за этим где-то в глубине дома захлопали двери, потом раздались шаркающие шаги, заскрипели засовы, ключ два раза повернулся в замке, щеколда поднялась, и дверь слегка приоткрылась.
- Кто вам нужен?
- Господин каноник Жоссеран.
Дверь открылась шире. Но едва я успел ступить на порог, как сморщенная старуха, открывшая дверь, пронзительно завизжала:
- Помогите! Иисус! Мария! Разбойник забрался к нам! Бандит! Помогите, люди добрые!