* * *
Мне было уже около сорока, когда у меня появился ноутбук и интернет. Так, через восемнадцать лет разлуки я нашел дочь. Нашел буквально за пару месяцев до свадьбы. Свадьба была всем на зависть. А потом вторая приятная новость – летом буду дедом. Бывшая предложила дожить жизнь вместе, воспитывая внуков. Я согласился. Собрал свой нехитрый скарб, вызвал утром такси и вечером в Москве меня встретил зять. Приехали, а у меня на душе тоска – встречать меня никто не вышел. Дней через пять со мной перестали здороваться. Мне не понять, что происходит, благо удалось быстро устроиться на работу. В июле у меня родился внук Ратмир. Что делать в этой семье мне, понять не могу. А тут звонок из Питера, звонит знакомый, нет, не друг, но жизнь меня давно с ним связала. Я ему обо всем рассказал.
– Если надумаешь вернуться, моя дверь для тебя всегда открыта.
У меня за спиной выросли крылья. Спокойно доработав до ближайшей зарплаты, купил билет и тем же вечером уехал в Питер. В пять утра я на Московском вокзале. Он меня встречает, сумки в машину, и я, счастливый, разваливаюсь в кресле. Мы едем, а куда, мне уже не важно…
– Тут такое дело, завтра надо платить аренду, а заказов на печати пока нету. Поможешь такой суммой? А через неделю я тебе их верну.
– Хорошо, – отвечаю я.
– Старик, тут такая загвоздка… Короче, ко мне нельзя.
Картина маслом. Я не верю своим ушам.
– А куда мы тогда едем?
– В Славянку. Может, Ирина на даче.
– А если ее там нет?
– Тогда не знаю.
Ирина, наша общая знакомая, была на даче. Маленькая летняя дача стала мне временным убежищем. Деньги не вернулись ни через неделю, ни через две. С работой тупик, вроде и берут, но сразу предупреждают, что задержка зарплаты в среднем два месяца. Перебиваюсь случайными заработками. Заканчивается ноябрь, заканчиваются дрова. Авария на подстанции и кончается свет. Дело движется к Новому году и на дачу приезжает сын Ирины. Разговор краток: дачу освободить, но вещи могу оставить до лучших времен.
Днем брожу по городу, греюсь в больших магазинах, читаю в "Буквоедах", ночью шатаюсь по спальным районам, подворовываю еду в магазинах. И занесло меня раз на Ржевку. Иду-бреду, а тут стройка, будка охранника. А вот появляется и сам охранник, мужчина лет шестидесяти, в бушлате нараспашку, под которым тельняшка десантника.
– Здорово, десантура. Охранник требуется?
– Да и срочно. Зарплата не ух ты, но вовремя, стройка тихая, в охране одни деды. Завтра выйти сможешь?
Последняя ночь на морозе. Встретились утром, разговорились. Он бывший афганец, ну и я не промах.
– Послушай, Петрович, сам я колпинский, т. е. прописан там.
Вот полаялся со своей позавчера, ноги домой не идут. Давай сделаем так – я дежурю сутки за себя и сутки за тебя, но бесплатно, а ты воркуешь со своей зазнобушкой в своем Янино? Идет?
– По рукам.
Прошла моя смена. Все тихо и спокойно. Утром темень и стук в ворота. Выхожу, смотрю, Петрович подъехал. Ну, думаю, все, передумал. И в руках сумка к тому же.
– Что случилось?
– Да неловко как-то. Вот супа тебе привез, сала и поллитру. Когда узбеки работу закончат, хлопнешь.
* * *
После ряда переездов по городу судьба полностью поселяет меня на Серебристом бульваре в коммуналке, точнее наркопритоне. Отребье со всего района находит здесь себе приют и удовольствия. Остается только терпеть и ждать призрачных перемен к лучшему.
И перемены настали. Как-то неожиданно, с разницей в три месяца, в коммуналке появились два молодых человека. Один из них светлый добрый бродяга из Сибири. Художник, мастер тату, философ. Я взялся за кисти и дело пошло. Второй просто снял свободную комнату, был спортивен и молчалив, но отношения по-соседски были хорошими. И вот в одно прекрасное утро решил взять консультацию по живописи, но до художника не дошел. Перехватил спортсмен со стаканом в руке.
– Глотни, – сказал он.
Не успел еще сделать первый глоток, как понял – яд. Сознание потерял сразу. И вот я опять умер. Меня встретили отец и мать. Мама смущенно улыбнулась. Отец еле сдерживал эмоции. Его любимого сына, прошедшего все круги земного ада, отравили на доверии.
– Если ты скажешь "Нет", этот мир будет стерт с лица земли. Если ты скажешь "Да", то будут войны, но будет и мир, будут друзья и любимые женщины…
Я сказал "Да". Он что есть силы подтолкнул меня вверх.
– Ты сам найдешь нужные слова, чтобы найти начало начал.
Я нашел эти слова.
Глаза открылись, и я увидел себя в ванной. Художник, чтобы открыть мне рот, выбил мне половину зубов и заливал меня водой. Все прошло, никаких признаков отравления. Спортсмен пропал. А через пару недель в соседнем дворе был найден труп художника…
* * *
Все вроде хорошо, да что-то нехорошо. Надел на руку часы, именной подарок деда Николая на мое пятнадцатилетие, и все встало на свои места. Он ушел из жизни с мнением, что я просто длинноволосый шалопай, без стержня, пустой и ветреный.
Сел, закрыл глаза, и сразу пришло видение: последний серьезный разговор деда с отцом, где он впервые дал волю эмоциям. Отец спокойно пытался спустить разговор на тормозах: "Да не переживайте вы, дядя Коля, так. Ну, молодой, перебесится". Но дед выпалил: "Да я в свою молодость был лично…" и резко осекся.
Фразу закончил я сам: "… был лично награжден товарищем Сталиным!"
На этом видение окончилось.
Сижу, вспоминаю деда, его рассказы. Я до сих пор поражен его храбростью, хладнокровием, твердостью. Что делать не знаю. А в коммуналке редкая для лета тишина. Вечереет. А если бы сейчас дед сказал мне – встань и иди, уйди хотя бы на двое суток из дома, найди в городе место, где сможешь прожить никем не замеченным и чтобы это место было идеальным для засады. Докажи, что можешь.
Быстро накидал в сумку все необходимое, взял паспорт, денег на двое суток, закрыл дверь, выключил телефон, и ноги сами понесли меня в парк на Удельной. Побродил по парку и вот оно, то, что искал: моя пещера абрека. Вещи оставил рядом, посмотрел на часы – до утра выходило четыре полноценных часа на подготовку. Собрал в округе крупные ветки, завалил ими часть тропы, превратив ее в подобие бурелома. Из мусорных куч извлек жестяные банки и разложил в тех местах, где могут появиться люди. Взял сумку и уже собирался отнести ее в "пещеру", как понял, что между мной и ней стоит невидимая стена. Ночь, хоть и белая, но уже не то – конец июля. Достал из сумки коврик, постелил его на тропу, надел тюбетейку, подарок странного таджика, встал на колени и коснулся земли головой.
Вся моя жизнь с рождения пролетела перед глазами, именно те моменты, когда я делал больно самым близким мне людям, все переживания отца, деда, бабушек. Я думал, что еще немного и со слезами вытекут мои глаза. Как я потом представить смог свое появление перед ними. Прошу простить? Так это детская отговорка.
Сел, задумался, глаза просохли, а невидимая стена исчезла. Но что-то все равно держало. Посмотрел вниз на дорогу – никого, ночь ведь. Оглянулся на бурелом – никого. Справа корт и стадион – полная тишина. Тихо встаю, смотрю на светлое небо над стадионом. Ну подумаешь, вертолет летит, и снова взгляд на дорогу, а голос внутри говорит: "Не обманывай себя". Посмотрел еще раз: ну подумаешь, самолет летит. И снова взгляд на дорогу. "Не обманывай
себя", – прозвучало еще раз. Оборачиваюсь, смотрю в небо и замираю, не веря и веря своим глазам. Ущипнул себя – больно. Смотрю на руку – часы "Ракета", подарок деда, секундная стрелка бежит, начало пятого. И вдруг, где-то внутри меня, словно выстрел салюта: "Да это же Победа! Мы продержались, теперь наступит новая жизнь, в стране грядут большие перемены".
Боги спустились на Землю.
Смотрю на часы – почти полпятого. Смотрю в небо – все; небо как небо.
Вживаюсь в пещеру: рюкзак стал подушкой, коврик матрасом, а на душе эйфория. Хочется бежать к людям, закатить пир на весь мир. Победа. Кручу головой по сторонам – забыл купить по дороге воду. Возвращаю себя к обычной жизни: иду в "Карусель", покупаю сигареты, зажигалки и упаковку "Соса-cola" максимального объема.