- Мы дали слово французам, что он получит полную защиту и неприкосновенность. Нам казалось, что хорошо, если у нас здесь будет такой влиятельный банкир; у него имеются международные связи. Не далее как вчера, за двадцать минут до прихода ультиматума, он был в этой комнате и уверял меня, что сумеет решить проблему с кредитом в течение пары дней.
- Ты бы хотел послать за ним сейчас? - предложил Грим.
- Сомневаюсь, что он придет.
- Тогда прикажи его привести!
Фейсал покачал головой.
- Если другие нарушают обещания, это не повод следовать их примеру. Если мы сможем разбить французов и вынудить их принять другие условия, мы выдворим его из Сирии. Я уезжаю в полночь, Джимгрим.
- Чтобы разбить французов? Это будет твоя битва при Ватерлоо! Тебе объявлен шах, и у тебя есть только один ход. Я здесь, чтобы помочь тебе его сделать. Ты мне по сердцу, Фейсал, но рядом с этими иноземными хищниками и ты, и твои арабы - сущие дети. Вас с вашей честностью обставят кругом. Послушай: если завтра ты разобьешь французов, если ты сбросишь их в море, и они убегут в Бейрут вместе со всеми деньгами, ты по-прежнему останешься на милости иностранных капиталистов! Вместо независимого арабского королевства ты получишь все ту же разноплеменную толпу, где все они будут строить козни друг против друга и против тебя, на пути будут вставать консулы чужих стран, придется делать уступку за уступкой, а банкиры, твои кредиторы, усядутся на тебя, как Морской Старец в сказке о Синдбаде-мореходе! Оставь это французам! Пусть получат всю Сирию и увязнут в этом болоте! Отправляйся в Англию, где у тебя друзья. Брось политиков. Встречайся с народом и говори с ним. Открой ему правду, ибо он ее не знает! Говори с мужчинами и женщинами, у них нет политических постов, которые страшно потерять, с парнями, которые воевали, с избирателями. Они тебе поверят. Они перестали верить политикам и учатся брать их за жабры. А через пару лет ты вернешься в Багдад, получишь всю Месопотамию и превратишь ее в сад, но будешь иметь дело только с арабами. Это для тебя.
Фейсал улыбнулся с видом человека, признающего правоту собеседника, но не убежденного.
- Всегда что-то могло быть иначе, - ответил он. - Но дела таковы, что я не могу бросить армию.
- Мы спасем твою армию, - заверил его Грим. - Всех, кого сможем. Сирийцы сами позаботятся о своих шкурах, нас беспокоят только арабы - надо обеспечить аравийским полкам путь к отступлению. И тебе тоже. Еще не поздно. Ты знаешь, что я прав. Давай решим эту задачу.
Улыбка Фейсала выражала самую сердечную признательность и одобрение. Однако он произнес, покачав головой:
- Если то, что ты говоришь - правда, в Месопотамии меня ждет все та же проблема: иностранные финансисты.
- А вот тут ты заблуждаешься! - торжествующе объявил Грим. - Этот человек, - он встал и указал на Джереми, - владеет золотыми приисками.
Они находятся между Месопотамией и королевством твоего отца Геждазом, точное их местоположение мы пока храним в секрете. Мой друг здесь, чтобы вручить тебе эти прииски. А вот еще один человек, - он указал на меня. - Знаток горного дела, который расскажет тебе, чего это стоит. Прииски твои, если ты согласишься покинуть Сирию и отправиться в Багдад!
Глава 14.
"ТЫ СТАНЕШЬ МОЕЙ ПЕРВОЙ ЖЕРТВОЙ!"
Фейсалом овладело любопытство, которому было трудно сопротивляться. Он был полностью убежден в искренности Грима. Но не желал отступаться о своей цели. И даже рассказ Джереми о золотых приисках и мои профессиональные рассуждения об их ценности не поколебали его решимости. Наше предположение глубоко тронуло его, но и только.
- Во имя Неба, дружище! - возопил Грим. - Ты ввергнешь целый мир в новую войну? Ты понимаешь, что будет означать, если французы убьют или схватят тебя? Нет мусульманина из всех их миллионов в Азии, который не поклянется мстить Западу, и ты это знаешь! Прямой потомок Мухаммеда, первый истинный правитель мусульман после Саладдина…
- Союзникам следовало бы подумать об этом, прежде чем нарушать обещания, - сказал Фейсал.
- Забудь о них, - огрызнулся Грим. - К черту союзников! Слово за тобой! Будущее цивилизации в эту минуту у тебя в руках! Неужели не ясно: потерпев поражение, ты станешь мучеником, и весь исламский мир поднимется, чтобы отомстить за тебя?
- Иншалла, - отозвался Фейсал, кивнув.
- А если тебе отринуть гордыню и изобразить бегство - просто чтобы получить передышку? Азия несколько месяцев будет пребывать в недоумении, но никто ничего не предпримет, пока не станет ясно, что твой поступок достоин мудреца, и что ты придумал другой, лучший план.
- Я не гордец, я горжусь лишь своим народом, - ответил Фейсал. - И не допущу, чтобы гордость влияла на политику. Но об этом слишком поздно говорить.
- Что лучше? - спросил Грим. - Мученик, при одном имени которого начинается война, или воплощенная воля к миру с маленьким темным пятнышком на репутации?
- Боюсь, забыл о гостеприимстве, - внезапно спохватился Фейсал. - Простите меня. Обед уже ждет вас, тем более с вами дама… Какой позор.
Он поднялся и повел нас в соседнюю комнату. Разговор был закончен.
Это был обычный обед в обычной столовой. Фейсал сидел во главе стола и болтал о пустяках с Мэйбл и Хададом. Время от времени с бурными интерлюдиями выступал Джереми. Но даже его байки о неведомой Аравии не помогали. На сердце у нас с Гримом было тяжело, и за все время трапезы мы не произнесли ни слова. Я испытывал нечто подобное, когда экспедиция терпит неудачу. Надо возвращаться домой, ничего не добившись, и вы не чувствуете ничего, кроме унылой пустоты. Но Грим снова что-то задумал: он сидел с отсутствующим видом, а в глазах тлели огоньки. Он был похож на человека, который почти готов совершить убийство.
Лицо Нарайяна Сингха все это время являло собой дивное зрелище. Он был восхищен и исполнен гордости - не каждый день случается обедать с королем, дивился своей карме, благодаря которой рядовому-сипаю довелось стать свидетелем столь важных и тайных разговоров, огорчен неудачей, постигшей Грима, и был намерен не допустить, чтобы кто-то заметил эти чувства. Пару раз он пытался заговорить со мной. Но я был не в настроении болтать и походил на угрюмого старого гризли.
Как только обед закончился, Фейсал извинился, сообщив, что должен присутствовать на совещании, и ушел, а мы все вернулись в гостиную, где Грим сел на прежнее место, а мы уселись в ряд перед ним. Он снова был на коне, полон энергии и полностью владел собой.
- Чуете, чем дело пахнет? - спросил он. - Вы отдаете себе отчет, что случится, если Фейсал бросится в бой и погибнет?
Мы прекрасно это понимали… или думали, что понимали. Мало кто из посвятивших жизнь изучению проблемы Ислама во всех ее тонкостях смог бы постичь происходящее до конца. Грим в числе этого меньшинства. У Мэйбл сложилась определенная точка зрения, которой Грим смог воспользоваться - впрочем, эта точка зрения могла быть абсолютно любой.
- Этот человек слишком хорош, чтобы дать ему погибнуть! - пылко воскликнула она. - И к тому же слишком хорош собой… Полагаешь, если бы полковник Лоуренс действительно оказался здесь…
- Полминуты, - сказал Грим, - и я к этому подойду. Как насчет тебя, Хадад? На что ты готов, чтобы спасти Фейсала от разгрома?
- На многое, - осторожно ответил тот. - Каковы твои намерения?
- Прежде всего - появиться на автомобиле Фейсала на передовой с двумя людьми: один должен быть похож на полковника Лоуренса, другой - на Фейсала, и заставить французов погнаться за этой машиной. Тем временем Фейсал сбежит на другой.
- Уаллахи! Но если Фейсал не сбежит?
- Ему помогут. Слышали когда-нибудь, как услужили Наполеону при Ватерлоо? Схватили под уздцы его коня и ускакали с ним.
- Хочешь сказать, что мне снова придется играть Лоуренса? - спросила Мэйбл, побледнев, как покойница.
Грим кивнул.
- А кого назначаем на роль Фейсала? - поинтересовался Джереми.
- Тебя. Ты единственный актер в нашей банде. К тому же вы почти одного роста и сложены почти одинаково…
- Да я похож на него, как кенгуру на страуса! - рассмеялся Джереми. - Не городи чушь, Джим. Что ты пил?
- Как насчет тебя, Рэмсден? Ты готов идти до конца?
Джереми, глядя на меня, покачал головой. Полагаю, на миг ему показалось, что Грим лишился рассудка. Но он съел с Джимми куда меньше мешков соли, чем я, и имел более слабое представление о способности Грима не просто мечтать, но превратить мечту в цель, удержать ее и воплотить.
- Я готов, - проговорил я.
- Ах, черт возьми, - рассмеялся Джереми. - Тогда порядок, я тоже с вами. Ставлю золотые прииски, и Рэмми меня поддерживает. Дайте корону и скипетр, и я сыграю короля, который побьет туза Джима во флэш-ройял. Мэйбл дама, Хадад валет. А что, похож! Улыбайся, Хадад, старина, и прости меня, ради Аллаха. Рэмми десятка, сноровист, но достойно держится, имеет в кармане десяток трюков и бьет десницей в десять тонн, если его довести. А Нарайян Сингх? Двойка?
- Джокер, - поправил его Грим. - Ты с нами?
- Сахиб, нет нужды спрашивать. Что ты сочтешь правильным… Приказ сахиба…
- О приказах речи нет, - произнес Грим. - Мы не на британской территории. Дело неофициальное. У меня нет права отдавать приказы. Любой из нас волен отказаться. Если ты в игре… похоже, в итоге я потеряю свое место, а ты свое.
Нарайян Сингх широко улыбнулся.
- Ха! Место сипая - меньшая ставка, чем патент майора или золотой прииск, но у меня есть жизнь, которой можно рискнуть, так что я тоже играю!
Грим отрывисто кивнул. Времени для обмена любезностями не было.