Она разглядывала их десятки раз, на той странной картинке в книге «Волшебныя Сказки». Это были маргаритки, а вокруг не гигантские тростники, а травинки, а сама она — очень-очень маленькая.
Тиффани находилась в том ненормальном рисунке. Рисунок был сном, или сон — рисунком. Как ни поверни, все равно, потому что Тиффани была прямо посреди него. Если вы упали со скалы, то неважно — летите вы к земле или земля к вам. Так и так у вас большие неприятности.
Где-то вдали послышалось громкое «крак» и нестройные крики одобрения. Кто-то зааплодировал и проговорил дремотным голосом:
— Хорошая работа. Молодец. Оч хорошая работа…
Не без усилия Тиффани протолкнулась вперед среди травы.
На плоском камне мужчина колол орехи, которые были величиной в половину его собственного роста. Он колол их двуручным молотом. Это зрелище созерцала толпа народу. Тиффани подумала «народ», потому что ей не пришло на ум более подходящего слова. Но и его пришлось чуточку растянуть, чтобы оно вместило весь этот… народ.
Они все очень различались по размеру, во-первых. Некоторые выше Тиффани — впрочем, учитывая, что любой тут был меньше травинки. Но другие — совсем уж крошечные. У иных лица были — раз глянешь, второй не захочешь. У иных — никому не захочется видеть и раз.
Это же сон, в конце концов, говорила Тиффани себе. С какой стати он должен иметь смысл или быть приятным. Это не та греза, в которой средь бела дня витают. Это та, в которую впадают. Кто говорит: «пускай сбудутся твои грезы», пожил бы в одной из них минут пять.
Она шагнула на залитую светом, удушающе жаркую прогалину в тот миг, когда мужчина занес молот снова, и сказала:
— Простите?
— Да? — отозвался он.
— Здесь нет Королевы?
Он отер лоб и кивнул в сторону другого края прогалины.
— Ее Величество удалились в кущу.
— Это значит — уютный уголок в лесу или в саду?
— Вы снова правы, мисс Тиффани.
Не спрашивать у него, как он узнал мое имя, сказала Тиффани себе.
— Благодарю, — проговорила она вслух и, поскольку ее учили быть вежливой, прибавила: — Удачи вам с орехами.
— Вот этот самый крепкий остался, — ответил он.
Тиффани неторопливо пошла прочь, стараясь сохранять такой вид, будто сборище странных как-бы-людей не отличается от любой другой толпы. Наверно, страшнее всех были две Большие Женщины.
На Мелу крупных женщин ценили. Фермерам по душе такие жены. На ферме работать надо, и кто же позовет в жены ту, которая двух поросят не подымет или сноп сена. Но эти две могли бы поднять по лошади. Они высокомерно глянули на проходящую мимо Тиффани.
У них были маленькие, дурацкие крылышки на спинах.
— Славный денек пойти посмотреть, как орешки колют! — весело сказала Тиффани на ходу.
Их большие бледные лица наморщились, как будто от усилия понять, что она такое.
Рядом с ними сидел на земле и с подавленным видом наблюдал за щелканьем орехов невысокий человечек с большой головой. У него была седая бородка бахромой, заостренные уши. Одет он был очень-очень старомодно. Его взгляд следовал за Тиффани, когда она шла мимо.
— Доброе утро, — сказала она.
— Снибс! — проговорил он, и в ее разуме возникли слова: «Спасайся отсюда!»
— Простите? — сказала Тиффани.
— Снибс! — произнес человечек, стискивая руки. А слова появились, всплывая в ее мозгу: «Здесь очень опасно!»
Он махнул бледной рукой, как будто выметая Тиффани прочь. Она отрицательно покачала головой и пошла дальше.
Здесь были лорды и леди, публика в нарядной одежде, даже несколько пастухов. Но некоторые выглядели так, словно их из кусочков составили. Похоже на другую книжку с картинками, которая осталась у Тиффани дома в спальне.
Та книжка была из плотного картона, по углам обтрепанного в лохмотья поколениями Болитовых детишек.