С точки зрения Соклея, люди и без того двигались достаточно быстро, но Менедем подгонял их, словно командир триеры. Моряки не ворчали. Они знали, что им поневоле придется работать слаженно, если когда-нибудь и впрямь случится удирать от пиратов или сражаться с ними.
Этот ровный участок берега был значительно короче прибрежной полосы рядом с деревней. Пристально вглядевшись, Соклей возбужденно воскликнул:
- Парень был прав! Я только что видел, как черепаха уползла обратно в воду!
Свистнув, его двоюродный брат повернул судно так, чтобы корма акатоса обратилась к берегу, а нос - к морю. Пара человек спустились в лодку и подогнали ее к суше.
- Греби назад! - выкрикнул Диоклей.
Гребцы выполнили приказ. После того как "Афродита" окажется на берегу, сталкивать ее обратно в море завтра утром будет легче носом вперед.
"Афродита" покрыла еще пару плетров; Менедем все время бросал взгляды через плечо.
Зуйки, сновавшие по песку, взвились в воздух, когда им показалось, что торговая галера подошла слишком близко.
- Так, прекрасно, - сказал Менедем. - Сейчас все просто прекрасно. Продолжайте в том же духе, и…
Его прервал царапающий, скребущий звук.
- Что это? - спросил Соклей, а его двоюродный брат издал возглас удивления и огорчения. - Мы налетели на скалу?
Не похоже, чтобы такое случилось и акатос все еще двигался назад.
- Мы не налетели на скалу, - ответил Менедем. - А вот наше правое рулевое весло только что о нее ударилось. И почти вывихнуло мне плечо.
И впрямь - рулевое весло оказалось вырвано из паза, в котором крепилось. Тут вновь раздался треск расщепляющегося дерева, возвестивший о том, что узкая часть весла тоже не выдержала.
Скала не пробила борт "Афродиты". Мгновение спустя под фальшкилем зашуршал мягкий песок, и судно скользнуло на берег так гладко, как только можно было пожелать.
- Надо ж было такому случиться! - воскликнул Соклей.
- И не говори, - отозвался Менедем. - Я могу более-менее прилично вести судно и с одним рулевым веслом, но очень не хотелось бы этого делать. Если ты остался всего лишь с одним рулевым веслом, и что-то вдруг пошло не так…
"Он благоразумный и осмотрительный моряк, - подумал Соклей. - По крайней мере, в большинстве случаев. Почему же Менедем становится другим, когда оказывается на твердой земле?"
Снова раздался треск - и рулевое весло отвалилось и упало на песок. В руке Менедема остался только кусок рукояти, и он с ругательством бросил обломок на палубу юта, чуть не попав по ногам Соклею.
- Вот проклятье, что за невезение! - воскликнул капитан. - Это весло сделали всего год назад, и то была самая лучшая пара, которая когда-либо имелась на "Афродите".
- Хочешь заняться починкой здесь, шкипер? Или пойдешь на Кос и наймешь там корабельных плотников, чтобы они сделали работу как следует? - спросил Диоклей.
- Потом подумаю и решу, - ответил Менедем. - А пока давай вытолкнем судно из воды, тогда я смогу лучше рассмотреть, насколько все скверно.
- И то правда, - согласился начальник гребцов.
Он перекинул сходни на берег и спустился по ним, а Соклей и Менедем последовали за келевстом. Моряки, находившиеся в беспалубной части судна, просто перелезли через борт и попрыгали на песок.
Соклей, Менедем и Диоклей присоединились к гребцам, пытавшимся вытолкнуть акатос на берег. Руки Соклея вцепились в тонкую свинцовую обшивку, которая помогала защищать дерево от жучков-древоточцев; ноги его погрузились в песок.
Медленно, палец за пальцем, "Афродита" двигалась к берегу.
Эвксенид из Фазелиса тоже помогал, и было видно, что он не впервые занимается такой работой. После того как судно очутилось там, где хотел Менедем, пассажир спросил:
- У вас на борту есть плотницкие инструменты?
- Конечно есть, - ответил Соклей. - Вдруг, оказавшись в беде, мы не встретим добросердечную Каллисто, которая помогла бы нам, одолжив, как хитроумному Одиссею, тесло, топор и сверло?
- Вообще-то обычно я цитирую Гомера, - заметил Менедем. - А ты, как правило, говоришь, что я не должен этого делать и что цитата совсем не к месту. Что это на тебя нашло, раз ты сам решил к нему обратиться?
- Сейчас Гомер очень даже к месту, - признал Соклей и, чтобы удержаться от дальнейших признаний, снова повернулся к Эвксениду: - Значит, ты корабельный плотник?
- Нет-нет, - покачал головой пассажир. - Но я мастерил и обслуживал катапульты. Я хороший плотник и, если даже не смогу починить рулевое весло, наверняка смогу сделать другое, под пару оставшемуся.
Решать такое было не во власти Соклея; он посмотрел на Менедема. Его двоюродный брат потирал подбородок. Менедем не хотел быть в долгу у Эвксенида, Соклей ясно это видел.
- У нас на борту много людей, которые могут сделать такую работу, - наконец сказал капитан.
- Несомненно, - ответил Эвксенид. - Но я могу сделать ее как следует.
- Он привел веский довод, - заметил Соклей. - Трудно найти плотницкую работу сложнее изготовления катапульт.
- Верно, - подтвердил Эвксенид. - Не хочу оскорбить вас, капитан, но кораблестроение в сравнении с этим - детская игра.
Менедем поморщился.
Соклей отвернулся, чтобы двоюродный брат не видел его улыбки. Чаще всего - да почти всегда - именно Менедем рьяно настаивал на своем, вынуждая кого-то принять решение. А теперь вынуждали принять решение его самого, и нельзя сказать, чтобы Менедему это понравилось.
- Давайте обсудим все утром, - наконец произнес он. - В любом случае за ночь ничего не случится.
- Как скажешь, почтеннейший, - вежливо ответил Эвксенид.
Соклей сомневался, что сам он смог бы облечь свои колебания в слова так учтиво, как это сделал Менедем.
Команда "Афродиты" уже поняла, что им не придется сегодня заниматься починкой. Некоторые моряки собирали ветки и выброшенные на сушу деревяшки для костра, другие ходили туда-сюда по берегу, тыча в песок древками копий и палками в поисках гнезд морских черепах. В паре плетров от акатоса один моряк остановился, начал копать песок руками, а потом помахал и радостно крикнул:
- Я нашел яйца!
Соклей подбежал к нему.
- Дай мне на них посмотреть, Пасифон, прежде чем ты швырнешь их в горшок, - попросил он.
Пасифон работал гребцом на "Афродите" прошлым летом и был знаком с ненасытным любопытством Соклея.
- Само собой, - сказал он, бросая тойкарху яйцо, словно мяч.
Соклей неуклюже схватил яйцо, не разбив его лишь по счастливой случайности. Оказалось, оно во многом отличается от известных ему птичьих яиц. Во-первых, черепашье яйцо было круглым, а не заостренным с одного конца.
"Из подземного гнезда оно не может выкатиться, - подумал Соклей, - но для гнезда на дереве такая форма была бы не очень удобна".
Черепахи явно хорошо приспособились к среде, в которой обитали. Соклей раньше не думал, что это их свойство распространяется и на яйца, но почему бы и нет? Оболочка черепашьего яйца была кожистой, а не ломкой и твердой, как у птичьих. Соклей гадал - почему, но никаких объяснений в голову ему не приходило. Яйцо к тому же оказалось крупнее любого виденного им птичьего, но это как раз имело объяснение - морские черепахи и сами были большими созданиями.
Чуть позже, когда солнце окунулось в воды Эгейского моря, еще один моряк нашел гнездо, тоже с парой дюжин яиц. Теперь каждый мог получить по яйцу, чтобы съесть его с ячменным хлебом, сыром и оливками и запить вином - все эти припасы имелись на борту "Афродиты".
Эвксенид доказал, что он знаток не только в плотницком деле. Повращав палочку для добывания огня, он развел костер буквально на пустом месте быстрее, чем кто-либо другой на памяти Соклея. В поисках самых густых кустов моряки нашли источник примерно в стадии от берега, наполнили горшки пресной водой и принесли их к костру.
Когда Соклей получил свое вареное яйцо, он обнаружил пару новых различий между ним и птичьим. Белок не сворачивался так, как свернулся бы в птичьем яйце, а желток имел более глубокий, более насыщенный оранжевый цвет, что было ясно видно даже при свете костра. Черепашье яйцо оказалось превосходным на вкус.
Менедем и Диоклей поставили часовых, велев им стоять на страже всю ночь.
- Не думаю, что на Телосе кто-нибудь нас побеспокоит, - сказал Менедем, - но не хочу проснуться с перерезанным горлом, выяснив, что ошибся.
Соклея освободили от обязанностей часового; он нашел недалеко от костра углубление в песке и свернулся в нем калачиком. Песок был не таким мягким, как настоящая постель, но все равно служил лучшим матрасом, чем доски палубы, а толстая шерсть гиматия защищала от ночной свежести. Соклей немного полюбовался на звезды, а потом заснул.