- Нет, так как, прежде всего, мне нужен один предмет, который здесь никак нельзя иметь.
- Что же это за предмет?
- Невинная девушка, граф.
Лозен сделал удивленное лицо и спросил:
- О, доктор, Ваши средства ужасны. Что же должна сделать эта девушка?
- Мне нужно только две унции ее крови; кровь чистой, невинной девушки, на чести которой нет ни малейшего пятнышка, является главной составной частью этого напитка.
- Как странно и интересно! Вы думаете, что этот напиток подействует?
- Я в этом твердо уверен.
- Решено, доктор. Вы скоро покинете стены этой тюрьмы.
- Я надеюсь увидеть доказательства Вашего могущества, для того, чтобы я мог доказать Вам свое.
Мрак постепенно спускался на землю, из стен Бастилии стали вылетать летучие мыши; пахнуло ночной свежестью и из туч выглянула луна.
- Номер второй, - крикнул Экзили уходя. - Граф, я рассчитываю на Вас.
- А я - на Вас, доктор! - крикнул ему вслед Лозен.
Несколько времени спустя, за графом пришел тюремщик.
- Граф, - сказал он, - пожалуйте вниз, Вас ждет господин де Геврэ.
- Иду - сказал граф.
* * *
Придворные трубачи только что сыграли туш, предшествующий выходу короля. Придворные кавалеры и дамы выстроились в два длинных ряда, сквозь которые должен был пройти королевский двор.
- Как долго тянулось сегодня! - сказал герцог Сэн-Реми стоявшему рядом с ним де Фьенну.
- Надо сознаться, что с тех пор, как Лозен не распоряжается всем этим, стало ужасно скучно.
- Да? Вы несправедливы к господину Геврэ, - господа, - раздался вдруг женский голос.
- Госпожа де Тианж! - с изумлением воскликнули мужчины.
- Подождите, - ядовито проговорила де Тианж, - я расскажу это своей сестре. Она думала как раз найти поддержку среди более почтенных людей, так как Лозен уже очень зазнался.
Мужчины смутились; де Тианж была сестрой маркизы Монтеспан.
- О, - пробормотал Фьенн, - ведь Вы не думаете, что мы…
- Успокойтесь, - засмеялась де Тианж. - К чему беспокоиться и спорить о человеке, который сидит в Бастилии?
- Пусть он посидит там подольше! - воскликнул Сэн-Реми, - я согласен еще подождать.
В эту минуту пажи распахнули дверь. Все ожидали увидеть де Геврэ, но каково же было всеобщее удивление и испуг, когда на пороге с вызывающей улыбкой на губах появился граф Лозен, которого все считали погребенным в стенах Бастилии. Он громким голосом возвестил:
- Его величество король.
Де Тианж со страха уронила драгоценный веер, а Фьенн от смущения выронил шляпу и поспешил приветствовать Лозена; но он опоздал, так как граф был уже окружен тесным кольцом придворных. Те, которые усерднее других бранили его, пока он был в тюрьме, теперь высказывали ему самые горячие благопожелания. Лозен, знавший цену всему этому, встречал все приветствия очень холодно и был очень доволен всеобщим изумлением, когда по залу пронеслась весть о том, что король назначил его маршалом и комендантом всех своих дворцов, чтобы вознаградить его за потерю места начальника артиллерии. Лозен, приняв равнодушный вид, отправился к тому месту, где сидели Монтеспан, старый герцог Мортемар, госпожа де Тианж и другие родные и приверженцы маркизы. Граф, увидев около Монтеспан старого герцога Шимэ, и, не удостоив маркизы ни одним взглядом, направился прямо к последнему и протянул ему руку.
- Простите, герцог, что Вам пришлось так долго ждать сегодня, - сказал он, - теперь я снова вступил в исполнение своих обязанностей и этого больше не случится.
Атенаиса, повернулась к ним спиной и вступила в оживленный разговор с отцом.
- Сегодня король долго не выходил, - сказал Шимэ. - Вероятно его величество был задержан важными делами?
- Не столько важными, как деликатными, - с ударением проговорил Лозен.
Все обступили его и с нетерпением ожидали новостей. Граф, бросив уничтожающий взгляд на Атенаису, внятно и медленно проговорил:
- Его величество замедлил появиться в зале, так как получил отрадное известие: герцогиня Лавальер благополучно разрешилась от бремени дочерью.
Атенаиса чуть не упала в обморок. Все взоры обратились на нее. Лозен пошел дальше.
- Берегись, - шепнула де Тианж Атенаисе, - ты не должна показывать вид, что это трогает тебя.
- Я уже овладела собой, - ответила Монтеспан. - А, этот нахал вызывает меня на бой? Хорошо, посмотрим, кто кого!..
Она взяла своего брата под руку и пошла через зал.
"Я восторжествую над всеми, - сказала она себе. - Людовик стыдится меня, он знает, что мне все известно, и не смеет взглянуть на меня; это - признак моей власти".
Действительно, король поспешно потупился, заметив подходившую Монтеспан.
IX
В кухне Сэн-Круа и в больнице Отель-Дье
Мы введем читателя в маленькую мрачную комнату, находившуюся в заднем флигеле старого дома на улице Бернардинцев. Этот дом принадлежал аптекарю Глазеру, с которым мы уже не раз встречались в продолжение нашего рассказа. Квартира Глазера находилась в первом этаже и представляла собой ряд темных, неуютных комнат, заваленных книгами и заставленных всевозможными инструментами, аппаратами, различными коллекциями и чучелами животных.
Была ночь. Медная лампа тускло освещала упомянутую нами комнату; угли, тлевшие в химической печи, бросали на все предметы красноватый отблеск. Две фигуры, мужчина и женщина, опершись на печку, внимательно смотрели на вещество, находившееся в реторте. Читатели без сомнения узнали Сэн-Круа и Марию де Бренвилье; их лица также были освещены зловещим красноватым светом печки. Поручик налил в реторту один из своих ужасных ядов и тщательно перегонял его, чтобы усилить действие. Маркиза не отрывала взора от реторты. Она в течение непродолжительного времени сделалась ярым химиком, пожелав изучить эту науку, и уже знала вес и действие многих веществ. Стремление сделаться властителями человечества воодушевляло Сэн-Круа и Марию.
Дальше виднелась безобразная фигура Мореля, регулировавшего жар печки и следившего за градусником. Сэн-Круа все рассказал маркизе, а она, пожав плечами, сказала: "Возьми его, нам нужны опытные люди", - и таким образом Морель стал их сообщником.
Сэн-Круа еще раз тщательно просмотрел все рецепты. Сегодня он решил подвергнуть химическому исследованию те капли, которые Мария дала своему отцу. Он предположил, что сделал какую-нибудь ошибку, так как, по описанию Марии, яд имел вовсе не такое действие, какое должен был иметь.
- Торопись, - сказала маркиза, - мои братья в Париже, Вы должны начать свои действия.
- Это возбудит подозрения, - возразил Годэн.
- Мы не должны колебаться. Они хотят поместить мое состояние в Шателэ, чтобы я была навек связана. Они должны умереть, пока не исполнили своего намерения.
Сэн-Круа повиновался и стал усиливать и совершенствовать капли.
- Выходи, дух смерти, и поселись в этой реторте, покажи себя достойным твоих освободителей. Пусть исполнятся предсказания кающегося! - говорил он.
Вещество долго находилось в прежнем состоянии, маркиза не отрывала взора от реторты; вдруг жидкость зашипела, поднялась до горла склянки и полилась в трубку; ужасные капли собрались в приемнике! Сэн-Круа осторожно снял его и, закрыв отверстие, поместил сосуд в мелкий песок.
Во время этой процедуры таинственные работники не обменялись ни словом. Только после продолжительного времени Сэн-Круа, вынув сосуд из песка, проговорил:
- Наша работа не пропала даром.
Глаза Марии загорелись зловещим блеском.
- Дай мне эти капли, Годэн!.. Я хочу испробовать их.
Сэн-Круа содрогнулся, но повелительный тон маркизы не допускал возражений.
- Могу ли я узнать, каким образом ты думаешь испытать их? - спросил он.
- Я хочу показать Вам, что избрала верный путь, и не дрогну, если мне придется совершить великое дело. Дай мне капли!
Сэн-Круа взял сосуд и вылил смертоносную жидкость в бутылочку; затем он крепко закупорил ее и подал Марии. Последняя тщательно спрятала бутылочку, а через несколько времени уже была на пустынной улице.
На следующий день в доме д‘Обрэ никто не видел маркизы. Она заперлась в своей комнате, где погрузилась в разработку своих ужасных планов. Маркиз Бренвилье несколько раз осведомлялся о своей супруге, но неизменно получал в ответ, что она никого не принимает. Он видел, что слуги носили в комнату его жены вино, хлеб, бульон, стаканы с желе и т. п., и сообразил, в чем дело; значит, Мария собиралась в какой-нибудь приют для бедных. Действительно после возвращения в Париж она стала усердно заниматься благотворительностью, посещала больных и бедных и не пропускала ни одной обедни, чем заслужила себе в обществе прозвание "кающейся Магдалины".
Маркиз Бренвилье очень скептически относился к благотворительным занятиям своей жены; презрительно улыбнувшись, он отправился гулять.
Маркиза стояла посреди своей комнаты; перед ней находился стол, уставленный бутылками с вином и бульоном и стаканами с желе; двери комнаты были заперты, а занавеси на окнах задернуты. Мария достала из резного шкафчика склянку, повязала себе рот и нос салфеткой и, откупорив бутылку с вином, накапала в нее из склянки три капли, а в стаканы с желе капнула четыре капли. Затем, спрятав флакон с ядом в шкаф, она позвала слугу и приказала ему:
- Снесите все это в экипаж! А что, барин, дома?
- Нет.
- Скажите ему, чтобы он не ждал меня с ужином, я еду по делу.