Мольер переменился в лице и сказал: "Это неслыханно! Должно быть, опять назойливые кавалеры!" - и поспешно вышел.
Он спустился в театральные сени и нашел здесь, к своему изумлению, не толпу молодых кавалеров, но серьезное, весьма положительное собрание докторов: Валло, Сегена и Аллио, двоих или троих придворных, лета и звание которых внушали почтение, а вдобавок какого-то высокого мужчину в черном. Хотя Мольер не мог опасаться назойливости со стороны таких почтенных лиц, однако вид этих мрачных посетителей испугал его. Ему было известно, что врачи, которых он не щадил никогда, настроены против него враждебно. Чего же могли добиваться здесь эти люди во время представления пьесы, на которой присутствовал король?
Поэт в сильном волнении приблизился к группе и спросил:
- Вы желали видеть меня, господа?
- Да, господин Мольер, - ответил ему высокий мужчина аристократической наружности, одетый во все черное. - Меня зовут Ганивэ де Сэн-Лорен, и я прошу от имени этих господ, от имени женщины, которая была Вашей благодетельницей, дозволить нам пройти из Вашего театра по маленькой лестнице в ложу короля.
- Господа, я удивлен и сбит с толку; не обманывает ли меня слух? "Благодетельница"?.. "Говорить с королем"?.. Надеюсь, вы найдете иной путь к его величеству, вместо того, чтобы идти через мою сцену!
- Вы ошибаетесь. Граф де Лозен решительно отказывается беспокоить короля. Между тем время не терпит. Вдовствующая королева борется в данный момент со смертью.
Мольер в испуге попятился назад.
- Ее величество королева Анна Австрийская? - воскликнул он. - Моя благодетельница?
- К сожалению это так, господин Мольер. Мы боимся самого худшего. Дьявольское снадобье, которое дал государыне внутрь один шарлатан, по-видимому ускоряет ее конец, и больная хочет поговорить со своим августейшим сыном; устройте так, чтобы мы могли тотчас добраться до его величества.
- Как? Неужели о вас не хотят доложить королю? - подхватил Мольер. - В такой момент, когда дело идет об умирающей матери… об умирающей королеве?
Тут в дверях показался младший Бежар.
- Мольер, - крикнул он, - скорее! Балет кончился; надо начинать шестую сцену. Поспеши, тебя ждут. Сейчас выход "Толстяка Ренэ" в роли Панкраса вместе со Сганарелем.
Поэт находился в лихорадочном волнении.
- Я сейчас приду, - ответил он. - Пусть египтяне переодеваются поскорее для последнего танца, Бежар. Пожалуйте, господа; прошу вас подняться вот по этой лестнице.
Мольер повел вестников смерти сквозь толпу танцовщиков и танцовщиц, которые как раз хлынули по окончании танца за кулисы со своими темными лицами, вымазанными коричневой краской. На сцене больной "Толстяк Ренэ" только что произнес первые слова своей роли, и громкий хохот потряс зрительный зал, когда любимый комик появился перед рампой; сам король аплодировал ему.
- Вот лестница в ложу его величества! - сказал Мольер Сэн-Лорену.
- Хотите Вы идти, доктор Валло? - спросил тот.
- Прошу Вас, потише, господа, - шепнул им драматург, - не надо сбивать актеров раньше времени.
Валло и Сэн-Лорен поднялись по лестнице к ложе короля.
Пока происходило все это, публика не переставала следить с напряженным вниманием за превосходным представлением.
- "Толстяк Ренэ" великолепен в роли Панкраса, - шепнула госпожа д‘Альбрэ маркизе де Бренвилье.
- Конечно, - ответила Мария, - только, по-моему, он чересчур гримасничает сегодня. Дюпарк коверкает себе лицо, точно он принял яд.
- Пьеса превосходна, - сказала герцогиня Орлеанская. - Король, наверное, похвалит Мольера сегодня вечером. Чужестранные гости почувствуют уважение к актерам Вашего высочества, - прибавила она, обращаясь к своему супругу.
Герцог надул губы и пожал плечами.
- Э… что это значит? - внезапно воскликнула Монтеспан, делая движение веером. - Разве Вы не видите? Как?.. Его королевское величество поднимается в своей ложе… В самом деле… Ну, конечно! Кто-то вошел к нему со сцены. Ах… король задвигает свою решетку!
- Посреди действия? Тому должна быть серьезная причина. Черт возьми, неужели давешний доклад был действительно важного свойства?
В самом деле король запер свою решетку. Это обстоятельство, бросившееся всем в глаза и почти прервавшее ход спектакля, не замедлило произвести впечатление на публику. По всем ложам и скамьям распространилось беспокойство. Некоторые лица поднялись; актеры пришли в явное замешательство и потеряли присутствие духа.
Игра прервалась, и внезапно распространилась весть: "Король уезжает". По залу пронесся слух, что королева-мать значительно ослабела. Мольер, готовый к своему выходу, увидал со сцены поднявшуюся суматоху и подал знак задернуть занавес.
- Слава Богу! - пробормотал "Толстяк Ренэ". - Я выбился из сил. Поддержи меня, Бежар!
Подоспевший Бежар усадил на стул несчастного комика, еле державшегося на ногах.
Как раз в этот момент король спускался с лестницы.
- Подать карету к задним садовым воротам! - приказал он. - Я не хочу попасть в толкотню. Пусть продолжают спектакль.
- Ваше величество, - произнес подоспевший Мольер, - актеры так потрясены, что едва в состоянии играть.
- Да… да, Мольер! Вы правы! Господин де Сэн-Лорен и врачи принесли мне сейчас известие, что королева-мать сильно захворала.
- И неужели, государь, - вмешался Сэн-Лорен, - злодей, шарлатан должен еще хоть час оставаться на свободе? Убедительно прошу Вас, Ваше величество, дать немедленно приказ о его аресте.
Тут к ним протиснулся Лозен.
- Вот видите, граф, - воскликнул король, - каков обманщик - этот итальянец! Чудодейственный доктор Экзили отравил мою мать.
В углу раздался отрывистый крик. Сэн-Лорен снова приступил к государю.
- Ваше величество, - настаивал он, - извольте дать приказ, иначе мошенник ускользнет. Роковое известие распространится с быстротой беглого огня.
- Скорее бумагу, перо! - распорядился король.
Все кинулись исполнять его требование.
Мольер поспешно схватил сценарий и вырвал из него листок; Клерен прибежал с чернильницей и пером кассира, тогда как Бежар держал под бумагой доску. Король стоя написал приказ об аресте итальянца, после чего прошел через сцену, поклонился Мольеру и, дойдя до садовых ворот дворца, сел в ожидавшую его здесь карету. Мушкетеры тотчас окружили королевский экипаж, и лошади помчали его в Лувр.
Пораженные актеры герцогской труппы долго не могли опомниться от своего испуга. Мольер был в сильном волнении. Суетясь и бегая взад и вперед, он услыхал громкий зов из одной уборной. В лихорадочном возбуждении от всех событий, так быстро следовавших одно за другим, поэт кинулся в ту сторону. Ему навстречу уже выбежал Клерен.
- В сегодняшний вечер наш театр - настоящее средоточие бед, Мольер! - воскликнул он. - Посылай скорее за доктором; "Толстяк Ренэ" еле жив.
Испуганный Мольер громко вскрикнул при таком известии и бросился в уборную.
Там, на плохом кресле, он увидал "Толстяка Ренэ" скорее в лежачем, чем в сидячем, положении. Комик был бледен как труп и дрожал, словно обложенный льдом.
- "Толстяк Ренэ"! Дюпарк, мой милый, старый друг! - воскликнул Мольер, хватая холодную руку актера. - Что с тобой? Говори же, что ты чувствуешь.
- Отправь меня домой, Мольер, - с усилием промолвил комик, потому что зубы у него стучали от озноба. - Я обречен на смерть. Не дай мне умереть тут. Отвези меня к жене!
- Умереть, Дюпарк? Заклинаю тебя, выбрось это из головы! Сейчас явится доктор.
- Я умираю, Мольер. Разве ты не слышал вопля, когда король писал приказ об аресте Экзили и крикнул о случившемся Лозену?
- Да, мне помнится что-то в этом роде.
- Ну, так вот, отравитель должен каяться и в моей гибели.
- Каким образом?
- Я тяжко страдал. Никто не был в состоянии помочь мне. Тогда Галюшэ, мой квартирный хозяин, уговорил меня обратиться к знаменитому итальянцу, которого рекомендовал ему аптекарь Глазер. Зловещий человек явился, изготовил свои напитки и подал мне. С того времени я почувствовал себя лучше… Ах… мне тяжко! Но мало-помалу боли усилились и сделались ожесточеннее прежнего. Экзили отравил королеву-мать и меня. Говорят, будто он пробует свои яды на живых. Милый Мольер… я умираю… прощай.
Добыли носилки, и "Толстяк Ренэ" покинул театр. Три дня спустя, знаменитого комика не стало.
II
Попался
В лаборатории на площади Мобер дымили и клокотали реторты.
- Еще немного часов - и действие моих средств скажется, - сказал итальянец Экзили, отступая от очага, после чего оградил колбы и стеклянные сосуды от опасности взрыва и пошел из лаборатории в квартиру Гюэ.
При входе в гостиную итальянец увидал группу из троих лиц, которые обнаруживали сильное волнение; то были Гюэ, его дочь и красивый, как картина, молодой человек. Последний очень горячился; он шагал по комнате, размахивая руками, и говорил весьма решительным тоном.
- Доктор, вы навлечете беду на мой дом, - сказал старик Гюэ. - Поэтому прошу Вас: избегайте его. Мы исполнили Ваше желание, пошли на докторскую пирушку, и чем же это кончилось? Мне пришлось насмотреться и наслушаться ужасных вещей.
- Но, господин Гюэ, - подхватил гость, - не можете же Вы свалить на меня ответственность за горячность несчастного Камилла Териа?
- Конечно нет, отец, - вмешалась Аманда.
- Молчи, Аманда! - рассердился старик. - Ты опять сердишь меня. Ты совсем переменилась с того вечера, как доктор показался с тобой на пирушке. У меня нет никакой охоты, чтобы ты вместе со знатным господином сделалась предметом сплетен.