23. 2011, январь
Расшифровка телефонного разговора между фигурантом "Очкарь" и Суровикиным.
"Очкарь": Кто тебе сказал, что он на Лесной? Мы тут, его нет.
Суровикин: Как ты проверил?
О: (С издевкой.) Внешним наблюдением.
С: Не может быть!!! Он сейчас там, телефон работает, разговаривает.
О: Координаты???
С: Отслеживаем…
С: Дом номер…
О: (После паузы.) Ну, подъехали, смотрим все вместе. Нет тут никого.
С: Внимательно проверьте, осмотрите все. (После паузы.) Проверьте подъезды, может, он в подъезде задницу греет!
О: Тут подъезды все закрываются, с домофонами.
С: (Возмущенно.) Тебя учить, что ли???
О: Ладно, убедил. Сейчас проверим.
О: (Через 5 минут.) Нет никого… Погоди… Блин…
С: Что?
О: Ничего. Приеду, расскажу. Сворачиваемся. Будь на связи!
С: Не понял?
24. Подмосковье. Пятница
Дорога Корсакову нравилась. Широкая, просторная, она шла через лес и меняла свое направление деликатно, будто вежливо огибая неудобные места и помехи.
Поначалу, простояв минут десять на станции, он замерз и разозлился: играю тут в шпиона, зад отмораживаю! Потом, разогревшись от ходьбы, успокоился, тем более что рассказ Льгова убеждал больше других известий и свидетельств. Что-то во всем этом было, надо лишь понять - что!
Нужный ему дом Корсаков нашел сразу: описание и инструкции Льгова были очень точны. Он постучал в ближний ставень, уверенный, что ждать придется долго, но почти сразу же в сенях что-то скрипнуло, потом широко распахнулась дверь и старческий голос спросил:
- Кто?
- Гуцул тут живет?
- Я - Гуцул, а ты кто?
- Привез вам привет, - не стал затягивать Корсаков, и был зван в дом.
Там, при свете рассмотрели друг друга. Перед Корсаковым стоял старик лет восьмидесяти, сморщенный, но с глазами молодыми, пытливыми.
- Вот вам, - Игорь протянул хозяину дома часы.
- От Володи, стало быть, - сразу признал хозяин и протянул руку. - Ну а я и есть Иван Богданович Гуцул. А тебя как звать-величать?
Имя Корсакова он произносил без мягкого знака на конце, "г" - с придыханием, и имя "Игорь" в конечном счете, переплавилось у него в "Игора", а точнее, в Егора.
- Чаю хочешь, Егор? С травами. Или с дороги? - он провел пальцем по шее.
- Это - нет, - повторил Корсаков движение Гуцула. - А чаю с удовольствием. Мята есть?
- Ишь ты! - восхитился Гуцул. - Разбираешься.
И начал шаманить возле плиты.
- Нам с тобой спешить некуда. Что-то я машины не слышал. Ты на велосипеде, что ли? - вроде как пошутил Гуцул.
- Я? Я на электричке, - удивился Корсаков.
- Ну, а новая электричка только утром будет, не раньше. Так что времени у нас много. Пока я чай готовлю: введи в курс дел, расскажи, зачем пожаловал.
Корсаков еще только готовил первую фразу, когда Гуцул снова заговорил:
- У тебя с Володей-то какие дела?
"Ну, так проще будет", - подумал Игорь и начал свой рассказ с самого приезда в Питер.
- Вот так и получилось, что у нас с вашим товарищем общие дела появились.
К этому времени они уже успели выпить по стакану ароматного чая с сушками и медом.
- Интересно, - заключил Гуцул. - Я-то сам об эти бумагах узнал и часть их увидел своими глазами только в конце шестидесятых. Меня, видишь ли, часто считали украинцем из западных областей. Гуцулыцина-то все-таки там и находится. Слышал такую песню "Гуцулка Ксеня, я тоби на трембите лишь одной в целом свите расскажу про любовь"? Хорошая песня, красивая. Так вот меня как западного украинца долгое время к серьезным делам на работе не подпускали, хотя знали, что родился я под Омском, а в Сибирь переехали еще мои деды, которые с той поры в украинских краях и не бывали. Ну, в общем, так вот было, ага. А потом в органах началось обновление и стали собирать верных людей, уже без этих… этнических запретов. До той поры я и не предполагал, что дела двадцатилетней давности могут оказаться такими важными и опасными.
Гуцул снова занялся чаем. Кружась возле плиты, спросил через плечо:
- Ты давно этим-то занимаешься?
Молчание Корсакова он понял по-своему, сел к столу:
- Ты, Егор, пойми, если ты от Володи Льгова, да еще и часы показал, значит, проверять тебя я не стану. А вопрос я задал для того, чтобы определить, сколько ты уже знаешь, чтобы не повторяться. Хоть времени у нас с тобой много, а терять его все равно негоже.
"Резонно", - отметил Корсаков про себя, а вслух попросил:
- Лучше, я буду вопросы задавать, а уж вы сами смотрите, о чем говорить, добро?
- Ну, давай, - согласился Гуцул. - Только чаю налью.
- Мне удалось узнать, что в двадцатые годы продолжались работы по изучению каких-то таинственных методов воздействия на человеческий мозг. Работы эти были начаты давно, еще до революции, но велись, можно сказать, кустарно. Знаю, также, что в основе их лежали методики тибетских монахов. Считалось, монахи обладают неким сокровенным знанием, которое передано им прямо из космоса, - Корсаков пожал плечами, будто желая сказать "сам-то я не верю в такую чепуху, но ведь говорят…".
Гуцул улыбнулся и закивал головой:
- Я тоже поначалу ничего не понимал и сам над собой посмеивался, - он отхлебнул чаю. - Но, между прочим, посмеивался только на людях, а в глубине души кипела у меня очень напряженная борьба. Бабки-то у меня верующие были, и, конечно, воспитывали мальца по-своему… Это я для ясности тебе сказал.
- Так вы работали с "этими"?
- Работал. В конце шестидесятых Брежнев выдавил из КГБ Семичастного, который вместе с Шелепиным сыграл важную роль в свержении Хрущева, и аппарат, конечно, следовало тоже подчистить. Вот я туда И попал. Но как человека нового меня сперва посадили на дело бумажное - вроде как пустое. Начали работать с архивами. Не знаю, правда ли, но ходили слухи, будто Хрущев в свое время архивы здорово прочесал, чтобы не осталось и следа, что он в репрессиях замешан. Дескать, увозили документы мешками, а привозили обратно тощими портфельчиками, да еще частью новыми. Правда, меня к таким архивам не подпускали, потому, как, повторяю, проверяли тогда. Ну, а те бумаги, они вроде как совсем уж старые и все решения по ним приняты. Касались они простенькой такой организации "Единое трудовое братство", слышал?
- Слышал, - признался Корсаков. - Об этом деле мне рассказывал Зенин.
Гуцул удивленно глянул на Корсакова.
- Не верите? - усмехнулся Игорь. - Понимаю, но с Зиновием Зениным, точнее, с Александром Сергеевичем Зелениным, я был лично знаком, и…
- А я все голову ломаю, где я тебя видел? - выдохнул Гуцул. - Ты же на похоронах Зямы командовал.
- Вы там тоже были?
- Ну а как же?!
- Меня же с ним познакомили потом. Он и после лагеря жил с чувством вины, причем профессиональной, чекистской.
- Да, я знаю, он мне рассказывал.
- Ну, понятно, понятно, - согласился Гуцул. - Значит, это мы пока пропустим, перейдем к другому. Между прочим, после разговоров с Зениным я стал на это дело смотреть иначе. Как бы сказать - через человека. Зяма ведь очень страдал даже через много лет, так ему тогда досталось, и досталось, считай - ни за что! В общем, взялся я за это всерьез, тем более что после проверки стали меня продвигать, и возможностей появилось уже больше. Вот ты ведь тоже считаешь, что занимались этим Блюмкин и Бокий?
- Ну, да. Как руководители - эти двое. Потом - после расстрела Блюмкина - Бокий, - четко доложил Корсаков. - Так?
- Так, да не так, - поправил Гуцул. - Они, ты прав, были наверху. Что касается практической деятельности, так сказать, реальности, то там - совсем по-другому.
- Это как?
- А вот как. Каждый из этих двоих свою работу не афишировал и старался свои контакты не демонстрировать. Встречался только с небольшим числом работников, так сказать, с руководством научной группы.
- Да, я знаю о Росохватском, например.
- Вот, через него-то мы с Володей и познакомились. Но Росохватский был не один, как ты понимаешь. Изучая все хитросплетения, понял я важную специфику научного исследования. Сейчас расскажу, - Гуцул разлил чай по стаканам. - У нас, у обычных людей, представления о научной работе какие?
- Какие? - повторил Игорь.
- Ну, там, институт, лаборатория, чистота, ученые в халатах, лаборантки длинноногие и все такое прочее, так?
- Ну, в принципе… - согласился Корсаков, не понимая, куда клонит собеседник.
- Вот-вот, и я так же думал поначалу. А когда стал с людьми встречаться, нарисовалась совсем другая картина. Стал я задавать окольные вопросы, и выяснилось, что какую-то часть работы делали люди совсем неизвестные. То есть руководитель формулирует проблему, дробит ее на части и задания по всем этим частям отдает сотрудникам. Например, директор какого-то института работает над некоей проблемой. Директор - он же научный лидер, авторитет. Стало быть, весь институт решает проблему так, как этот самый "гений" ее понимает, ясно?
- Ясно.
- И результаты передают ему же.
- Ну, там же бывают разные… семинары, конференции, симпозиумы!