Не узнал меня ты, что ли?
Посмотри, вглядися!
Видит Бог, что я - Катруся!"
"Дура, отвяжися!
Прочь безумную возьмите!"
"Боже ты мой, Боже!
И он меня покидает!
А клялся мне кто же?"
"Уведите! Что стоите?"
"Ой, за что ж на муку
родилась я? На кого ж ты
подымаешь руку?
На Катрусю, что с тобою
в садике ходила,
на Катрусю, что сыночка
тебе подарила?
Мой любимый, мой желанный,
ты хоть не чурайся!
Я тебе батрачкой стану...
С другою встречайся,
с целым светом!.. Я забуду,
что тебя ласкала,
народила тебе сына,
позор принимала...
Принимала-горевала,
все переносила...
Брось меня, забудь навеки -
не покинь хоть сына!
Не покинешь?.. Не оставишь,
как меня когда-то?...
Ты его сейчас увидишь..."
И кинулась в хату.
Возвращается из хаты,
несет ему сына;
заплаканный, неповитый,
смотрит, сиротина.
"Вот он, вот он! Погляди-ка!...
Куда ты девался?...
Нет... уехал... От родного
сына отказался...
Боже мой, куда ж я денусь
с малым сиротою?
Ой, москалики, возьмите,
возьмите с собою!
Не чурайтеся, не дайте
погибнуть родному.
Отвезите сиротину
к своему старшому!
Если сына он покинул.
то и я покину,
пусть отца не покидают
горе да кручина.
Сын мой! Я в грехе великом
тебя породила,
вырастай же на смех людям!"
И в снег положила.
"Поищи отца родного,
А я - наискалась..."
Да с дороги - прямо в чащу,
а дитя осталось.
Плачет, стынет на дороге,
а те ускакали.
Так и лучше б, да на горе
люди подобрали.
Бежит по лесу босая
и в сугробах тонет,
то Ивана проклинает,
то просит, то стонет.
До опушки добежала -
да к пруду... Спустилась,
возле проруби широкой
вдруг остановилась.
"Прими, Боже, мою душу,
а ты - мое тело!.."
И вода над нею глухо,
глухо прошумела.
Чернобровая Катруся
нашла, что искала...
Над прудом повеял ветер,
и следов не стало.
То не ветер, то не буйный,
что дубы ломает,
то не горе, то не злое,
что мать умирает,
пусть ее земля сырая
навек приютила -
слава добрая осталась,
осталась могила.
Пусть насмешкой сиротину
люди в сердце ранят -
он поплачет над могилой,
вот и легче станет.
А тому на белом свете -
что тому осталось,
от кого отец отрекся
и мать отказалась?
Что подкидышу осталось?
Слезы да тревоги,
да еще песок сыпучий
на большой дороге.
На что ему эти брови -
чтоб его узнали?
Подарила их, не скрыла...
Лучше б полиняли!
V
Шел кобзарь в далекий Киев,
шел и сел дорогой.
Тут же, с нищенской сумою,
мальчик чернобровый.
Головой на грудь склонился,
дремлет, засыпает.
А тем временем Иисуса
кобзарь напевает.
Кто проходит, тот не минет -
грош иль бублик кинет;
кто - слепому, а девчата -
тому сиротине.
Чернобровые дивятся:
"Голый, босый, хилый.
Мать дала такие брови -
счастье дать забыла!"
Едет пышная карета
в Киев шестернею,
господин сидит в карете
со своей семьею.
Вот она остановилась
перед бедняками.
Подбежал Ивась к оконцу,
замахал руками.
Ивасю бросает деньги
молодая пани.
Глянул пан - и отвернулся
сразу от Ивана.
Он узнал и эти брови,
он узнал и очи...
Повстречал родного сына,
только взять не хочет.
"Как зовут?" - спросила пани.
"Ивась".- "Какой милый!"
Кони тронулись, и пылью
бедняков покрыло...
Посчитали, что собрали,
потихоньку встали,
помолилися на солнце,
пошли, зашагали.
Тарасова ночь
Сидит кобзарь у дороги,
на кобзе играет;
кругом хлопцы да девчата,
как жар-цвет, сияют.
Поет кобзарь, струной вторит,
говорит словами,
как соседи - орда, ляхи -
бились с казаками;
как сходились запорожцы
поутру в кручине,
хоронили товарища
в зеленой лощине.
Поет кобзарь, струны вторят,
и горе смеется...
"Была пора гетманщины,
назад не вернется;
была пора - пановали,
да больше не будем,
только славы казачества
вовек не забудем!
Идет туча от Лимана,
а другая с поля;
затужила Украина -
такая уж доля!
Затужила, зарыдала,
как младенец малый.
Никто больше не поможет...
Казачество пало;
слава пала, отцовщина -
все гибнет на свете;
вырастают, некрещены,
казацкие дети;
милуются, невенчаны;
без попа хоронят;
запродана врагам вера -
печать на иконе!..
Как вороны, черной стаей
ляхи, униаты
налетают - не дождемся
поныне расплаты!
Поднимался Наливайко -
не стало Кравчины.
Поднялся казак Павлюга -
пропал, неповинный!
Поднялся Тарас Трясило
с горькими слезами:
"Бедная ты Украина,
сломлена врагами!
Украина, Украина!
Мать моя родная!
Только вспомню твою долю,
душой зарыдаю!
Куда делось казачество,
жупаны цветные?
Куда делась доля-воля,
гетманы седые?
Где все это? Ушло с дымом?
Или затопило
сине море твои горы,
курганы-могилы?
Молчат горы, шумит море,
курганы тоскуют,
гнутся дети казацкие
под вражьей рукою!
Спите, горы! Шуми, море!
Гуляй, ветер, в поле!
Плачьте, дети казацкие, -
такая вам доля!"
Поднялся Тарас Трясило:
за веру родную,
поднялся он, сизокрылый,
час расплаты чуя!
Поднялся Тарас Трясило:
"Довольно томиться!
А пойдем-ка, паны братья,
с поляками биться!"
Уж не три дня, не три ночи
бьется наш Трясило.
От Лимана до Трубайла
поле кровь покрыла.
Ослабел тут казачина,
духом омрачился.
А проклятый Конецпольский
вмиг возвеселился;
Собрал шляхту воедино
и всех угощает.
На ту пору свое войско
Тарас созывает:
"Товарищи атаманы -
братья мои, дети!
По совести мне скажите -
как быть нам на свете?
Упилися вражьи ляхи
казацкою кровью".
"Что ж, пускай они пируют
себе на здоровье!
Пускай ляхи веселятся
нынче до заката,
А ночь-матерь нам поможет -
найдем супостата".
Легло солнце за горою,
звезды засияли,
а казаки, словно туча,
ляхов обступали.
Как стал месяц среди неба,
пушки заревели;
пробудились ляшки-панки -
бежать не успели!
Пробудились ляшки-панки,
а встать - и не встали:
взошло солнце - ляшки-панки
вповалку лежали.
Гадюкою багровою
несет Альта вести, -
воронье чтоб налетало
вельможных наесться.
Воронье и налетело
панами кормиться.
Тут сходилось казачество
Богу помолиться.
Как закаркал черный ворон,
выпивая очи;
Как запели казаченьки
песню о той ночи -
ночи грозной и кровавой,
что славой покрыла
и Тараса и казаков,
а ляхов сгубила.
Над речкою, в чистом поле
курганы чернеют;
где казачья кровь алела -
трава зеленеет.
Сидит ворон на кургане -
каркает, голодный...
Казак вспомнит и заплачет
о жизни свободной".
Умолк кобзарь, потупился:
Руки не играют.
Кругом хлопцы да девчата
Слезы утирают.
Пошел кобзарь по улице -
да с горя как грянет!
Кругом хлопцы в пляс пустились,
а он подпевает:
"Коли сталось - значит, сталось!
Погодите, детки, малость,
а я в корчме погуляю,
свою женку повстречаю,
вместе с нею пьян напьюся,
над врагами посмеюся".