Звук хрустнувшей невдалеке ветки заставил ее оглянуться. Поляну бегом пересекал коренастый мужчина, снег упруго поскрипывал под легкими шагами. Широкая накидка скрывала очертания фигуры, в размеренных движениях таилась угроза. Сомневаться не приходилось – незнакомец направлялся к ней. Катарина застыла, не в силах двинуться. Руки безвольно разжались, выпуская седло. Как в бреду, девушка смотрела на короткий меч, появившийся из-под складок накидки. Она не могла разглядеть лица нападающего – матерчатая повязка оставляла открытыми лишь глаза. Их равнодушное безжалостное выражение шанса на спасение не оставляло – и рука Катарины инстинктивно выхватила небольшой узкий клинок, единственное взятое на охоту оружие.
– Что ты хочешь? – хрипло выкрикнула девушка, каким-то чудом отбив первый выпад и отбежав на несколько шагов.
Нападающий с момента появления не проронил ни слова. Он молча наступал, тесня ее к окраине поляны. Катарина беспорядочно махала клинком, в панике уворачиваясь от встречных ударов, каждый раз неловкими движениями спасая себе жизнь. Слабые попытки обороняться вызвали насмешку в холодных глазах убийцы.
Должно быть, она представляла жалкое зрелище – провалившаяся по колено в снег девчонка, путающаяся в длинных юбках, пытается отдалить неизбежный конец, хаотично размахивая оружием. Испуг и отчаяние довели Катарину до того, что она совсем потеряла способность соображать, и лишь тело заученно отвечало на выпады противника. В свое время отец Катарины не перечил, когда дочь наравне с сыновьями крестоносцев обучалась владению мечом. Старые уроки выручили – какое-то время она удерживала врага на расстоянии.
Наст хрустел, в прогалинах под ногами противников хлюпала талая вода. Как ни отбивалась Катарина, исход схватки был предрешен. Ей помогла случайность – вернувшийся с добычей ловчий сокол, разыскав охотницу среди ветвей, сбросил убитого зайца прямо на поляну. Бело-серая тушка упала между дерущимися, а гордая добычей птица, взмахивая коричневыми крыльями, опустилась на перчатку Катарины. Противник замешкался и отступил, девушка не удержалась на ногах и повалилась в снег.
Встревоженный жеребец Катарины издал короткое ржание, невдалеке ответил чей-то конь. Незнакомец замер, прислушиваясь, и вдруг, не обращая на лежащую в снегу девушку внимания, в несколько прыжков достиг края поляны и скрылся в ельнике.
Катарина не сразу поняла, что спасена. Противник исчез. Не веря, она оглядела поляну. Кроме следов на снегу, о схватке ничто не напоминало. Тиролец мирно переступал крепкими сильными ногами, тянулся к зеленым почкам на ветвях орешника. Сокол отдыхал, сжимая когтями кожу перчатки. В нескольких шагах от Катарины валялись перепачканная снегом и грязью тушка зайца и брошенное седло.
Девушка обессиленно привалилась спиной к сухой коряге и перевела дыхание. Опасность позади? Или убийца вернется? От пережитого ее трясло, как в лихорадке, царапина на левой руке кровоточила.
– Катарина, что с вами? – звавшие ее голоса показались знакомыми. Со стороны ручья торопил коня Ульрих, из лощины показался другой всадник, в котором она с облегчением узнала рыцаря Симона.
– Что случилось? – озабоченно склонились над ней оруженосцы графа. Ульрих достал флягу с чем-то крепким, от обжигающих рот капель к горлу подступил кашель.
Отдышавшись, она, как могла связно, рассказала о нападении. Мужчины переглянулись. Симон, взявшись за рукоять меча, исчез среди деревьев. Ульрих помог Катарине подняться и подвел к коню.
– А где седло? – удивился он.
– Оно почему-то упало, когда конь прыгнул через ручей, – пожала плечами Катарина. – Вон там лежит. – Она указала рукой на середину поляны.
Ульрих, стряхнув снег, внимательно осмотрел упряжь.
– Хм… – он задумчиво покачал головой, – смотри-ка, подпруга разорвалась. И какой ровный разрыв, как будто нож прошел… Счастье, что ты, когда падала, не сломала шею.
Вернулся рыцарь Симон. На немой вопрос Ульриха он отрицательно покачал головой. "Никого…", – поняла Катарина.
Рыцари осторожно усадили девушку на коня Ульриха. О происшествии следовало доложить графу, и Симон поскакал к охотникам, а Ульрих и Катарина повернули коней в сторону замка.
* * *
Всю ночь капли дождя смывали остатки снега с окрестных полей. А утро выдалось солнечным и ясным. Порывистый ветер отогнал облака далеко на запад, и они выглядывали из-за горных вершин, терпеливо ожидая, когда можно будет вернуться.
Пологие склоны понемногу окутывала дымка распускавшихся листьев, темная в ельнике и нежно-зеленая на поросших ольховником опушках. Выше, где начинали расти утесы, снег растаял на солнечной стороне, а стремящиеся к небу вершины полностью скрывались под сугробами.
Освещенные солнечными лучами снег и облака сливались в яркой белизне, и контрастом синело небо, заполняя просветы между горными пиками.
Флориан со вздохом отвел взгляд от распахнутого окна, совсем не обращая внимания на окрестные виды. Несколько дней на душе скверно. Нет, не так. Скверно стало давно, как только он узнал о скором браке между Лаурой и графом Хоэнверфенским.
Брачный договор составлялся Флорианом от первого пункта до последнего, при его участии собирались сведения о родословной графа. Выполняя приказ герцога, он занимался кортежем невесты и проверял бумаги с перечнем владений жениха. Все это время юноша уверял себя, что забыл свои чувства и благородно заботится о счастье любимой девушки. Несмотря на боль неразделенной любви, в душе царил покой. Все поступки соответствовали образу страдающего рыцаря, который он сам для себя создал. Флориан укрылся за этим образом, как за щитом. Душевные страдания он нес, как некий крест, упиваясь и гордясь внутренней болью.
Однако пребывание в замке непонятным образом подняло со дна души чувства, о существовании которых в себе он и не подозревал раньше. Откуда-то взялись мстительность и ревность, обидчивость и себялюбие и теперь не отпускали его, отравляя и загрязняя все светлое, что раньше позволяло Флориану гордиться собой.
К этому добавилось чувство вины за сделанное.
"Зачем я поверил ему? Как я мог?" – Флориан казнил себя, проклиная день, когда согласился на кражу кольца.
"Герцог Леопольд доверил мне миссию посланника, а я… Если все раскроется, на мое имя ляжет несмываемое пятно позора".
Зачем он рискнул всем – и добрым именем, и расположением герцога? Нужна ли такая жертва его возлюбленной? День за днем он наблюдал, как Лаура привыкала к жизни в замке. Возможно, через несколько месяцев молодая графиня почувствует себя здесь вполне счастливой.
"Кто я такой, чтобы решать за всех?" – снова и снова Флориан задавал себе вопросы, пытаясь хотя бы в собственных глазах достойно объяснить содеянное. Оправдаться не получалось – слишком многое случилось из-за того, что он поддался на уговоры этого человека.
Ревность настолько ослепила посланника, что он забыл свое происхождение, воспитание и правила. Его честность исчезла той ночью перед распахнутой дверью сокровищницы, где он забрал злополучное кольцо из шкатулки. А потом чуть было не сломал шею, спускаясь из окна по скользкой стене. Обдирая в кровь руки, он больше всего боялся, что дежурный караул заметит перекинутую через подоконник веревку. Но дождь и ветер помогли Флориану – никто не видел, как он выбирался из окна, и лишь сообщник придерживал конец веревки, поджидая на мокрой земле.
На следующий день юноша опомнился и сразу пожалел о своем поступке. Все могло быть исправлено – стоило только вернуть кольцо в сокровищницу или просто отдать Лауре. Он был уверен, что девушка поняла бы его мотивы и простила. Флориан отнял у себя эту возможность – ночью, опустившись на землю у стены башни, он сам передал кольцо этому человеку. Тот убедил, что сумеет надежно спрятать похищенное.
Флориан задумался. Наверное, лучшее, что можно сделать, – найти способ вернуть кольцо. А там Лаура пусть решает, вступать в брак или нет.
Юноша обвел глазами комнату, в которую случайно забрел, бесцельно блуждая по замку. Он невзлюбил Хоэнверфен с первых минут. Мрачные стены, растущие из утеса, круглые башни с горками железных пушечных ядер на верхних площадках, темные подземелья. После утопающего в зелени сада в поместье Лауры, где в любое время года шумно и весело, молчаливый замок навевал тоску. Птиц и тех не было видно на обширных террасах – хищные обитатели клеток, выпускаемые на охоту графскими сокольничими, позаботились о том, чтобы даже кошки обходили утес стороной. Только стая ворон в любую погоду кружила над башнями замка, всегда без следа исчезая, когда ввысь взмывали кречеты и соколы.
Занимаясь несколько месяцев брачными бумагами, Флориан задолго до приезда составил мнение о владельце Хоэнверфена. Слова, произносимые графом Эдмундом, учтивые манеры не могли обмануть юношу. Даже стараясь быть справедливым и объясняя нелюбовь к графу ревностью из-за потери Лауры, Флориан знал – слухи о жестоком нраве графа не преувеличены.
С первого дня пребывания в замке молодой человек старался отыскать предлог, который помешал бы заключению брака.
Разве сумеет граф Эдмунд оценить утонченную и нежную душу Лауры, разве сможет воин-крестоносец, столько лет проживший в чужих странах, среди войн и сражений, привыкший к беспрекословному повиновению вассалов, понять юную, выросшую в любви и семейном тепле девушку? Он растопчет все, чем жила и дышала Лаура – ее чистоту, любовь к стихам, к красоте, открытость и нежность.
– А ведь графу нужен этот брак, ох, как нужен, – усмехнулся Флориан, вспомнив вчерашний разговор с хозяином Хоэнверфена.