В каменном плену всё
недужно.
Болит щербатая городская
грудь,
Счастья нет, а ведь оно так
нужно…
Разве не нужно счастья
сколько-нибудь?Разве сами вы не встречали
бедных?
Не слышали вздохов, не
видели слёз,
Слёз людей, затерянных
среди победных
Ремней приводных и маховых
колёс?Счастья нет у людей, а
счастья надо…
Я знаю один маленький
магазин, -
Много в нём фруктов,
печенья и шоколада
Разложил на полках
гостеприимный грузин.Каждый день, после рабочей
нуди,
Когда поредеет в небе
фабричный туман,
Выходят из магазина
застенчивые люди,
Маленькие пакеты стыдливо
пряча в карман.В маленьких пакетах
завёрнуты сласти…
В глазах у бедных виноватая
лесть…
Эти люди у каменных стен
во власти,
Дома украдкой они будут
конфеты есть.Взрослых на свете нет, – все
дети…
И для бедняков, попавших в
гранитный круг,
Скрыта в шоколаде или
сладкой конфете
Прелесть краткая забвенья
тяжёлых мук.Вот и сегодня лавочка
торговала бойко.
Дело у хозяина идёт на лад.
К вечеру, как всегда, опустела
стойка,
На которой утром горой
лежал шоколад.Завтра опять вырастет
конфет груда,
Будет потирать руки
довольный грузин
Оттого, что много, много
обиженного люда
Заходит в его уютный
маленький магазин.Город, город! Мне уродства
твои понятны,
Сердце моё сжимается от
вечной тоски.
Мы ушли от берега, где
невнятно
Сказки рассказывают волны
светлой реки.А здесь, в каменном плену,
всё недужно,
Болит щербатая городская грудь,
Счастья нет, но ведь оно
людям нужно!
Разве не нужно счастья
сколько-нибудь?..
Цветы на камне
Каменный узкий колодец,
Вверху свинцовая плита.
Маленький тряпичник-уродец
Покричал и ушёл в ворота.Солнечной доброй улыбки
Не увидишь нигде, нигде;
Дети, как золотые рыбки
В мутной нечистой воде.Окна на что-то сердиты,
Дворник угрюм и груб,
С тяжёлыми стенами слиты
Горла водосточных труб.Много обиженного люда
Замуровано среди этих стен, -
Господи, господи, как худо
Переносить каменный плен!Женщина с шарманкой убогой
Входит на гулкий двор,
Поёт с деловитостью строгой
Для жильцов молчаливых нор.Поёт о костре в тумане,
Об искрах, гаснущих на лету,
О жестоком, жестоком обмане,
О разлуке на безлюдном
мосту…О том, как увезут
спозаранку -
Только-только минует
ночь -
Красавицу молодую цыганку
От сердечного друга прочь…И ничего-ничего не значит,
Что у певицы голос не
чист, -
В пятом этаже горько плачет
На подоконнике канцелярист.Он плачет о любимой Вере,
Счастья миновала пора, -
С красивым студентом в
сквере
Гуляла она вчера…Как же, как же не плакать?
Страшен измены яд.
А медные монеты в слякоть
Из тёмных окон летят…
Наводнение
Западный ветер – здоровый
дядя -
Думу надумал, напружил
грудь;
Губы и щёки враз наладя,
Стал себе в невское устье
дуть."Вот остужу, изловчусь и
выпью,
Люди проснутся и – нет
Невы…"
Ухает ветер голодной выпью,
Роет в пучинах ямы и рвы.Невская барыня – шасть
обратно,
Откуда взялась у старой прыть?
Оно и понятно: разве приятно
Этаким зверем выпитой быть?Половина взморья за Невой
впёрла,
Падает берег за футом фут.
Рявкнули пушки в доброе горло:
"Братцы, спасайся – стихии
прут!.."С плачем и воем, с мильоном
истерик
Через барьерный гранит и
мосты
Кинулись волны от ветра на
берег -
По дворам и подвалам пряча
хвосты.Месяц погас, как дрянь-огарок,
Но напоследок головой покачал,
Когда десяток ленивых барок
Ветер с чугунных сорвал причал.Не дома в переулках, а
прямо – губки,
Только огонь в лампах сух;
Вот показались первые
шлюпки -
С чердаков обирать ребят и
старух.Узлы пересыпанной пухом
ноши,
Треск подмытых водой
ворот…
Кто-то ругался, что забыл
калоши,
А самому Нева забиралась в
рот.Дует со взморья чёрная
морда,
Валит на Невском прохожих
с ног,
Даже Фонтанка вздыбилась
гордо.
Таская дряхлый живорыбный
садок.В окнах тонко кричали стёкла,
Визжали на крышах
флюгера-петухи.
Целую ночь столица мокла,
Продувая и моя свои грехи.В каждой трубе черти вопили,
В уличных фонарях метался
газ.
И до утра на
Адмиралтейском шпиле
Ехидно подмигивал зелёный
глаз.И всё настойчивей, час за часом,
Забыв назначенье – гибель
и смерть,
Добрые пушки бархатным
басом
Били тревогу в ночную твердь.
Санкт-Петербург
А.А. Плещееву
В те дни под громы многолетий
И колокольный перезвон
Император
Александр
Третий
Оберегал российский трон.
Над Гатчиной дымилась в
славе
Одна заря, другой вослед,
И уж не думал о потраве
Пренебрежительный сосед.
Струилась рожь волной
медовой,
Чтоб обрести благую часть:
В Санкт-Петербурге, на
Садовой,
В подвалы золотом упасть.
Скрипели петли на воротах,
Мужицкой сметкою ведом,
Царь барыши считал на
счётах
И пересчитывал потом.
В угрозу хищнику и вору
Дом возвышался на холму,
И был он в радость и в опору,
И в гордость роду моему.
Я помню жар печных заслонок,
Стекло оконное во льде -
Россия грелась, как ребёнок,
В горячей царской бороде.
Отцы счастливые и деды, -
Чья родина, как снежный
прах,
Студенческие ваши пледы
Взвивались бодро на ветрах!
Вы шли великолепным
Невским,
Вступая в юношеский спор,
С Некрасовым и Достоевским
При встрече скрещивали взор.
Блистает иней в хладном
свете,
Вот дробный топот конских
ног,
То не Кшесинская ль в карете
К Чекетти едет на урок?
Отцы счастливые и деды,
Чья седина – как снежный
прах, -
Какие тягости и беды
Подстерегали вас в ветрах!
Грааль-Арельский
(1888–1937?)
Настоящее имя Стефан Стефанович Петров. Родился в крестьянской семье. После окончания гимназии поступил в 1909 году на астрономическое отделение физико-математического факультета Петербургского университета. В студенческие годы участвовал в революционном движении, был членом партии эсеров. Печататься начал в 1910 году. Знакомство с Константином Олимповым привело начинающего поэта в кружок эгофутуристов "Ego". Под маркой "Ego" вышел первый сборник Грааль-Арельского "Голубой ажур"), вторая книга автора – "Летейский брег" появилась в 1913-м году после перехода в "Цех поэтов". После революции написал несколько книг в жанре научной фантастики. В 1935 году арестован и приговорён к 10 годам исправительно-трудовых лагерей за "антисоветскую пропаганду и агитацию".
В трамвае
На остановках, с яростью
звериной,
В трамвай, толкаясь, торопясь,
Cадятся люди. И опять
витрины,
Дома и фонари и уличная
грязь.
Мелькают в окнах сетью
непрерывной.
Знакомо всё – дома, дворцы,
мосты.
Огни трамваев в радости
призывной…
Как и всегда, на сумрачном
граните
Великий Пётр на скачущем
коне.
К чему стремитесь и чего
хотите?
Кондуктор скажет всё равно:
конец
Билетам красным. Снова вы
уйдёте
В туман холодный злобною
гурьбой…
Но не отдамся жалкой я
заботе;
Где мне сходить? Билет мой
голубой.
Елена Гуро
(1877–1913)
Настоящее имя Элеонора Генриховна фон Нотенберг. Поэт, драматург, прозаик, художник. Печататься начала в 1905 году. Входила в группу кубофутуристов. Первая книга "Шарманка" так и осталась нераспроданной, хотя и была замечена отдельными маститыми литераторами, среди которых был Блок, Ремизов и Вячеслав Иванов. Второй сборник "Осенний сон" выходит в 1912 году. Книга содержала множество авторских иллюстраций и была сочувственно встречена даже теми, кто не симпатизировал левым течениям в искусстве. Впрочем, и в среде футуристов Елена Гуро держалась вполне независимо, как в жизни, так и в творчестве. Гуро была тяжело больна лейкемией, и успех третьей книги "Небесные верблюжата" ей уже увидеть не довелось.