- Но о чем, - осведомилась она, - вы собираетесь говорить свободно и прямо? Даже если змея и может испытывать подобное желание?
- Змея в самом деле его испытывает. - Придвинув стул к овальному столу, Фуше встал у его края и поглядел на Алана. - Во многом, сказанном вами недавно относительно намерения предать вас суду в качестве капитана Перережь-Горло…
- Вы хотите уверить меня, что я был не прав?
- Вовсе нет. Вы были правы. Но не думаю, - продолжал Фуше, потирая ладони с сухим хрустом, - чтобы вы осознавали, насколько сильны были улики против вас. Вы англичанин, то есть наилучший кандидат на эту роль. Так как мои агенты безуспешно разыскивали вас с 13 по 19 августа, то вы не смогли бы доказать даже самому справедливому суду, что не находились в это время в Булони, закалывая часовых.
- Благодарю вас, я это отлично понимаю!
- Неужели? - усомнился Фуше. - В качестве образцов я дал вам один из кинжалов и одну из записок капитана Перережь-Горло. Они не имели никакого значения, как и пропуск, которым мне пришлось вас снабдить. Но эти предметы должны были скрыть еще один, который я также вручил вам.
- Если вы имеете в виду…
- Я имею в виду подробную карту лагеря. Будучи британским агентом, вы должны были попытаться воспользоваться ею и наверняка никому ее не показали. Если бы ее нашли в вашем кармане, что и входило в мои намерения, то это лишило бы вас последней надежды. Возможно, она и теперь у вас в кармане…
- Тут вы не правы! - заявил Алан. - Неужели я такой простофиля, что не заподозрил трюк с этой картой? Я изобрел предлог и показал ее Мерсье, чтобы он сразу же забрал ее у меня. Когда я вернул карту назад, так как она была мне необходима, я уничтожил ее, как только запомнил. Вы поймали вашу мышь. Но зачем вам продлевать ее мучения? Я знаю, что не смогу парировать каждый ваш удар. Ну и пускай! Если вы только примете мои уверения, что Мадлен ни в чем не виновна, зовите вашу стражу и расстреливайте меня, покуда я окончательно не вышел из себя!
Министр полиции поднял рыжие брови.
- А кто вам сказал, - осведомился он, - что вас вообще собираются казнить?
Удивленный вздох Иды, отшатнувшейся от стола, остался не услышанным Аланом. Он интересовался, какая игра в кошки-мышки затевалась теперь, видя, что Фуше говорит вполне серьезно, и в то же время не веря ему.
- Вы и ваша жена… - слова отчетливо слетали с бескровных губ Фуше, - намеревались сегодня вечером отплыть в Англию на лодке, не так ли?
- Да, но…
- Вам помогал Пьер де Лотрек, бывший в дни революции профессором Сорбонны, моим знакомым, а теперь содержащий трактир неподалеку от Кондетт. По-вашему, я, Жозеф Фуше, ничего не знаю о том, что происходит в этих местах у меня под носом? Так вот, вы с женой отплывете вечером в этой лодке, как намеревались, и не позволите никому вам помешать.
Первой мыслью Алана было то, что истощение и боль, причиняемая раненой рукой, могли скверно отразиться на его умственных способностях и чувствах. Подняв взгляд на орла и молнию на лазурном потолке, он вновь опустил его на высохшее злое лицо министра, возвышавшееся на длинной шее над пламенем свечей, как будто он приговаривал его к смерти, а не…
- Вы дарите мне жизнь? - воскликнул Алан. - И отпускаете на свободу Мадлен?
- Разве я не ясно выразился?
- Но какова причина этого великодушия?
- Великодушия? - с презрением повторил Фуше. - Месье, я не могу позволить себе великодушие - это слишком дорого обходится. Если я делаю это, то поверьте, что у меня есть свои причины.
- Но как вы можете это сделать? Разве сам император не будет здесь с минуты на минуту?
- Безусловно.
- Тогда как вы объясните ему все, особенно в моем присутствии? Разве вы не обещали предъявить ему капитана Перережь-Горло?
- Разумеется.
- И вы предъявите его?
- Конечно.
- Гром и молния! - воскликнула Ида де Сент-Эльм. Словно избавляясь от лишнего веса, она сбросила капор и мантилью, оставшись в красно-черном платье, подчеркивающем румянец на ее скулах. Капор и мантилья полетели на стол. - Я считала, что немногим уступаю вам, но вы, дорогой министр, останетесь двуличным и непредсказуемым до Судного дня! Какой трюк вы задумали теперь?
- Если я позволю этому человеку уехать, мадам де Сент-Эльм, - мягко осведомился Фуше, - есть ли у вас причины говорить об этом впоследствии?
- Я ничего не имею против Алена теперь, когда его миссия потерпела неудачу. Я никогда не хотела, чтобы его расстреляли! А вот об этой женщине я все сообщу императору, как только он явится сюда!
Фуше улыбнулся, показав скверные зубы.
- Дорогая мадам, - промолвил он тем же любезным тоном, - вы ничего не расскажете о ней императору. Учитывая то, что мне известно о вашем прошлом, считаете ли вы возможным диктовать мне условия?
- Нет…
- Ну, то-то же.
- И все же Ален прав в одном. Что вы собираетесь сказать императору? Вы ведь должны предоставить ему какие-нибудь объяснения! Что же вы ему сообщите?
- Правду, - ответил Фуше.
- Какую правду? Что такое, по-вашему, правда?
- Вы имеете в виду насмехающегося Пилата?
- Скорее насмехающегося Иуду, кем вы и являетесь, дорогой министр! Почему вы освобождаете этих людей? Каков ваш мотив?
- Ах да! Мотив… - Продолжая говорить доброжелательным тоном, министр полез в карман и вытащил табакерку, задумчиво взвешивая ее в левой руке. - Многое, - заговорил он, - я рассматриваю как неотъемлемую часть жизни. Многое я наблюдаю с равнодушием, а иногда и с усмешкой. Однако существуют вещи, которые оскорбляют даже мой философский характер и которые я не могу допускать. Это насмешки над моим интеллектом и предательство в благодарность за мое усердие. Различные персонажи этой истории допустили различные ошибки. Но величайшую из них сделал сам так называемый капитан Перережь-Горло. Очень удачно, что вчера вечером, когда я ехал в Булонь, я получил в Амьене сообщение по семафору. В Булонь я ехал, конечно…
Глаза с красными ободками вновь устремились на Алана.
- В Булонь я ехал, - продолжал Фуше, - конечно, для того, чтобы разоблачить вас как капитана Перережь-Горло, прежде чем вы успеете причинить какой-нибудь вред. Сообщение, полученное мной от одного из моих агентов в этом лагере, вынудило меня продолжать путешествие всю ночь в состоянии огорчения, которое я не в силах описать. Вы начинаете понимать, месье Хепберн?
- Нет!
- Неужели? - переспросил Фуше, подняв брови. - Прошлой ночью около Поля воздушных шаров произошло еще одно убийство. Пускай - это меня не обеспокоило. Но, отдав приказ совершить это убийство, капитан Перережь-Горло сделал серьезную ошибку. Он позволил своему наемнику оставить записку, навлекающую подозрения на меня! А подобное, дорогой месье, не должно оставаться безнаказанным.
Ида была вне себя.
- Но какое отношение это имеет к тому, что вы скажете императору? - воскликнула она. - Почему его должно заботить, что капитап Перережь-Горло пытался навлечь на вас подозрение?
Министр полиции постучал по табакерке.
- Потому что император и есть капитан Перережь-Горло, - ответил он. - И я готов доказать это перед всей Великой армией.
Глава 20
ПРАВОСУДИЕ ИМПЕРАТОРА
В течение длительной паузы, покуда свечи отбрасывали отблески на серебристо-серые стены душной комнаты, только один из присутствующих оставался невозмутимым - зловещий Жозеф Фуше.
- Это дело, - заговорил он, взяв понюшку табаку, - представляет собой любопытную этическую проблему. До какой степени глава самодержавного государства имеет право творить зло, считая, что он делает это с добрыми намерениями? До каких пор он может продолжать цинично приговаривать к смерти отдельных людей, полагая, что это пойдет на пользу всему народу?
Будучи уверенным, что его судьба - управлять всем миром, император не испытывает колебаний и угрызений совести. Более того, в данном случае формальная правота на его стороне, и он с полным основанием может заявить, что всего лишь осуществлял правосудие.
Дело в том, что каждый из часовых, убитых между 13 и 19 августа, был недовольным смутьяном, а может быть, даже членом общества "Олимпийцы" и представлял опасность для армии. Согласно строгому воинскому уставу, они могли быть судимы и приговорены к смерти, потому-то их и выбрали в качестве жертв. В любой христианской стране в любом суде, если бы нашелся такой, который решился бы судить его, его величество мог бы честно и убедительно доказать свою невиновность в убийстве. Однако я чувствую, что это не вполне решает проблему, представленную… - Фуше, не окончив фразу, устремил нетерпеливый взгляд на Алана. - Неужели, месье Хепберн, вы не подозревали, что император и есть капитан Перережь-Горло?
- Нет, не подозревал!
- Да-а! - протянул министр полиции. - Вы разочаровываете меня. Ну а я заподозрил это почти с самого начала.
- Но…