- Их прикончили фин галл, насколько я понимаю, - сказал Доннел.
Секрет был не в том, кто убил этих людей, а в том, кто эти мертвецы.
- Они рыбаки? - спросил Патрик.
Доннел покачал головой: слишком уж их тут много. К тому же, хоть тела и были обобраны и раздеты, даже то, что на них осталось, не позволяло сомневаться в том, что эти люди были богатыми и знатными, а не таким простонародьем, как он или Патрик.
- Не знаю… - начал Доннел и ахнул, попытался заорать, однако сумел издать лишь невнятный приглушенный звук.
А затем завопил Патрик, и Доннел снова обрел голос и завопил тоже, пронзительно и дико, вновь впадая в панику.
Он смотрел вниз. Один из мертвецов, с белым лицом и глазами навыкате, схватил Доннела за лодыжку.
Глава седьмая
…насмешник такой
не знает, что нажил
гневных врагов.
Старшая Эдда. Речи Высокого
К тому времени, как драккар "Красный Дракон" добрался до устья реки Лиффи, солнце уже клонилось к закату, ослепляя алым светом, ветер дул ровно и сильно. Воины Орнольфа готовились грести против течения.
Два дня бушевала непогода, заперев их в бухте, где Орнольф и Торгрим закопали корону. Ветер завывал вокруг, заглушая ливень, а викинги сгрудились на палубе под навесом, который натянули для защиты от дождя. Они слышали звуки, доносящиеся с берега: то могли быть тролли или кто похуже. Чтобы хоть чем-то занять себя и справиться со страхами, викинги ели и пили до беспамятства. Затем шторм наконец утих, небо прояснилось, но ветер оставался сильным. Они пошли под парусом, и Торгрим внимательно запоминал метки, которые должны были привести его назад в крошечную бухту.
Двумя длинными галсами они добрались до берега и вошли в устье реки Лиффи, но ветер не позволял им приблизиться к крепости Дуб-Линн. Ворча и ругаясь, викинги сняли парус и сели за длинные весла.
Теперь Торгрим стоял на своем месте у рулевого весла, щурясь в ослепительных лучах оранжевого заката, и вел корабль меж илистых берегов и низких зеленых холмов.
А Орнольф Неугомонный снова буйствовал.
Опять он торчал на носу драккара, сжимая кубок в руке и осыпая проклятиями и богов, и всех, кого мог разглядеть на берегу. Другой рукой Орнольф держался за форштевень, к которому обычно крепилась голова резного дракона. При приближении к земле голову всегда снимали, чтобы земные духи не пугались ее вида, и Торгрим часто размышлял о том, чем резная голова ужаснее пьяного Орнольфа.
Он оглядывал южный берег реки. Тут и там были разбросаны дома, некоторые прятались за круглыми каменными стенами или сплетенными из камыша заборами. Недалеко от воды расположилась церковь. "Так близко от крепости викингов… Там наверняка нет ничего ценного", - подумал Торгрим. По крайней мере уже нет.
Люди тоже встречались - пахарь с упряжным волом, спешивший завершить свою работу до заката, дети, что-то собирающие на поле. Женщина стирала в реке белье, и Орнольф прокричал ей какие-то слова, когда драккар проплывал мимо. Та подняла глаза, провожая корабль взглядом. Торгрим подумал о том, понимает ли она северное наречие, и решил, что нет. Иначе она сбежала бы в ужасе от того, что Орнольф предлагал ей.
Викинги, привыкшие к веслам, гнали драккар вперед мощными размеренными гребками. Юный Харальд греб вместе с остальными, и Торгрим наблюдал за ним, когда. Харальд не смотрел в его сторону. Не так давно мальчик едва справлялся с веслом, пусть ни за что не признался бы в этом. Вместо того чтобы жаловаться, Харальд сжимал зубы, налегал на весло и притворялся, что вовсе не напрягает все свои детские силенки.
Но теперь он греб с той же легкостью, что и старшие, - подавался вперед, отправляя весло к носу, откидывался назад и тянул его на себя, снова и снова, в размеренном механическом ритме, темп которого викинги при необходимости могли удерживать большую часть дня.
Торгрим успел отвернуться прежде, чем Харальд заметил, что за ним наблюдают. Орнольф орал:
- Ах вы, дублинские ублюдки! Прячьте жен и дочерей, если не хотите, чтоб Орнольф Неугомонный всех их сразу поимел!
Торгрим сплюнул в реку и пожелал Орнольфу заткнуться. Он чувствовал, как возвращается мрачное настроение.
Закат. Это часто случалось на закате и усиливалось с наступлением темноты.
Днем Торгрим сын Ульфа был довольно приятным человеком. Он, к слову, славился своим необычайно спокойным характером. Люди с радостью принимали от него приказы, делились своими проблемами, предпочитая обращаться к нему, а не к сварливому Орнольфу. Но как только солнце садилось за горизонт, Торгрим становился раздражительным и искал драки. Сам он привык называть это наваждение духом волка, который приходил во тьме и заставлял его огрызаться и злиться. И Торгриму это не нравилось. Он пытался сопротивляться, но поделать ничего не мог.
Теперь же солнце садилось за низкие холмы, а порт уже виднелся выше по реке: несуразного вида деревянный форт в окружении убогих хижин и грязных дорог. Два здания возвышались над остальными, и Торгрим догадался, что это, должно быть, храм и медовый зал. Особенно не приходилось гадать, в котором из зданий будет восхвалять бога его команда, как только корабль поставят у причала.
- Тише ход! - рявкнул Торгрим, и весла перешли на медленный ритм, аккуратно подводя драккар к докам.
Торгрим оглядел скопление разномастных судов у причала - океанские кнорры, несколько драккаров, мелкие боевые корабли и куррахи. Довольно много кораблей. По всей видимости, Дуб-Линн действительно был торговым центром, как заявлял Орнольф.
У дальнего края дока Торгрим заметил свободное место. Он налег на весло, разворачивая драккар и направляя "Красный Дракон" к намеченной точке.
- Еще раз, и суши весла! - крикнул он.
Команда сделала один долгий размеренный гребок и втянула весла через отверстия в бортах, чтобы уложить их на палубе отточенным синхронным движением, а Орнольф в это время вопил: "Ха! Вы гребете, как стайка старух! Хорошо, что Орнольф здесь и готов пройтись по всем дублинским девчонкам, потому что вы и на это не способны, хромые вы хрены!"
Торгрим сердито нахмурился, стараясь смотреть только на причал, к которому подходил "Красный Дракон". Харальд, как всегда, готовился первым спрыгнуть на берег, а сейчас стоял на носу рядом со своим крикливым дедом и держал в руках толстый швартовочный канат.
Нос развернулся к доку, и Харальд прыгнул над водой, хотя, если бы он подождал еще минуту, корабль подошел бы к настилу вплотную и через борт можно было бы просто перешагнуть. Парнишка с грохотом приземлился на доски, споткнулся, побежал вперед и накинул канат на судовую утку, затягивая узел по мере того, как драккар подходил ближе.
- Сразу видно, что мой внук - единственный на этом корабле, кроме меня, у кого есть мозги и яйца! - завопил Орнольф.
Викинги один за другим переступали через борт; кто-то направился к докам, другие просто осматривались. Некоторые из них и раньше бывали в Дуб-Линне, но большинство впервые сошло здесь на берег, не скрывая своего любопытства.
Орнольф прибежал на корму.
- Хей, Торгрим, мы добрались! И мы еще живы!
Обычно люди старались не приближаться к Торгриму так поздно вечером, опасаясь его дурного настроения, но Орнольф отличался то ли бесстрашием, то ли глупостью. К тому же они много времени провели вместе и прошли бок о бок через такие передряги, что теперь не могли друг на друга сердиться.
Орнольф передал Торгриму полный до краев кубок меда и тот с радостью принял его и осушил.
- Трюм у нас полный, так что выручим тут целое состояние, - сказал Орнольф, и Торгрим кивнул. - Нужно еще приготовить какой-нибудь дар тому жалкому ублюдку, который у них тут главный, - продолжил Орнольф, - чтобы показать наше уважение.
- Я посмотрю, что у нас есть подходящего его чести, - ответил Торгрим.
- Хорошо, хорошо. Ну а я поведу моего дорогого внука в медовый зал и научу его пить и гулять, как подобает мужчине! Ты с нами?
- Нет.
Торгрим размышлял, не запретить ли Харальду эту прогулку. Ему не хотелось отдавать сына на попечение Орнольфа, который мог оказать на него дурное влияние. Халльбера Прекрасная, мать Харальда и дочь Орнольфа, когда-то умоляла Торгрима держать мальчика подальше от деда, и теперь Торгрим задавался вопросом, не пришло ли время почтить ее память, припомнив свой обет. Торгрим любил Харальда больше жизни, но это не мешало ему признавать, что парнишка не блещет умом и с легкостью может перенять скверные привычки Орнольфа.
Однако Харальд больше не был ребенком. Он изо всех сил старался занять свое место среди мужчин. И запреты ничуть этому не помогут.
Торгрим чувствовал, как злость сжимает виски. Когда им овладевал дух волка, думать становилось очень сложно.
- Я останусь на корабле. Дай мне десять воинов, - сказал Торгрим и взялся привязывать руль, пока с языка не сорвалась какая-нибудь глупость.
Вскоре он услышал, как Орнольф, стоя на носу, распространяется о том, какой разгром устроите Дуб-Линне вместе со своей командой. И только потом, подробно рассказав людям о грядущих удовольствиях, он велел дюжине викингов остаться, что, конечно же, вызвало взрыв проклятий и ожесточенные споры.
- Отец…