- Сейчас не могу. Хочешь завтра, после школы?
Я видел, что Ванька торопится и что он очень испугался, увидев меня. Что ж, тем лучше! Скорее конец!
- Пойдём сейчас за кладбище, - сказал я твёрдо.
- Не могу я сейчас, Лёнька. Раз не могу, значит, не могу.
Тогда я вскинул ружьё на руку.
- Ванька! - сказал я. - А верить ты мне можешь?
- Могу!
- Так вот знай, что ружьё у меня заряжено самой крупной картечью. Семь штук в заряде, и попасть в тебя легче, чем промахнуться. Если ты сейчас побежишь, Нест схватит тебя за торбаса, а я выпалю. Видишь, придётся тебе поговорить со мной.
Ванька притих:
- Ну, спрашивай.
- Куда ты идёшь?
- В крепость. К Нилову.
- Зачем?
- Передать записку.
- Идём на кладбище.
- Нет.
Я поднял кремень у ружья, и пружина звонко звякнула на морозе.
- Какое письмо?
- Ну что ты, Лёнька, пристал! Не могу я сказать, и всё.
Я решил ещё раз подействовать убеждением.
- Ванька, мы с тобой дружили много лет, и ты мне в дружбе клялся. Скажи, друг ты мне или враг?
- Друг, - ответил Ванька, не задумываясь.
- Почему же тогда не говоришь, от кого письмо?
- Не велено. Мне целковый обещан, если я его Нилову тайно передам.
- Ванька, здесь дело не целковым пахнет, а человеческими жизнями. Скажи, от кого письмо.
- От офицера Леонтьева.
- Давай его сюда.
- Нет. На что оно тебе? Он помилования просит. Какое тебе дело?
- Есть дело. Если сейчас не передашь, я в тебя влеплю всю картечь, какая у меня в стволе. Возьму письмо, а труп твой в Большую сволоку. Вынесет тебя в море, никто и не узнает…
Должно быть, Ванька первый раз сообразил, что дело пахнет не шуткой. Спросил испуганно:
- Неужели застрелишь?
- Застрелю.
- А если письмо отдам, на Лопатку меня возьмёте?
- А это не ты на нас Казаринову донёс?
- Что ты, Лёнька, обалдел, что ли? Я же клятву тебе дал, что никому не скажу…
- И сыну его ничего не говорил?
- Ни слова…
- Ванька!..
Плохо, должно быть, я знал людей, когда предполагал, что Ванька Устюжинов изменник. Сейчас он стоял передо мной таким, каким я его знал последние пять лет. Даже в темноте я видел, как он улыбается своей растерянной улыбкой.
Я опустил кремень на ружьё, и мне сразу стало весело. Все мои мучения окончились в этот миг. Я легонько ударил Ваньку по шее, он меня ткнул в бок, и мы пошли по дороге к нашему посёлку.
По пути Ванька мне рассказал, что он пробирался к нам в кузницу, так как очень соскучился по мне. На улице встретил офицера Леонтьева, который зазвал его к себе в избу, угостил сахаром и просил потихоньку снести письмо к Нилову.
- Рубль обещал мне и ножик, - секретно сообщил Ванька.
- Хороший ножик?
- Хороший. В кожаных ножнах. Ну, всё равно, чёрт с ним! Только чтобы поляк взял меня на Лопатку…
Мы пришли в избу Хрущёва и застали всех в сборе. Даже Беспойск был там. Я сейчас же рассказал подробно, как письмо досталось Ваньке, но не сказал, как вернул Ваньку от крепости. Беспойск тут же вскрыл письмо и прочёл. Нахмурился, передал Хрущёву. Потом посмотрел на Ваньку.
- Ну, молодец! Побольше бы таких. Что тебе сделать?
Вместо Ваньки заговорил я:
- Он хочет ехать с нами на Лопатку. Будет работать.
- Хорошо. На Лопатку так на Лопатку. А теперь идите, ребята.
Мы вышли из избы. Нам было о чём поговорить. Но Хрущёв закричал в дверь, чтобы мы далеко не уходили, нас скоро позовут. И правда, скоро позвали.
Мы вошли в избу и увидели, что все офицеры сидели за столом. Хрущёв - посередине.
Он нас и начал допрашивать. Просил говорить только правду. Мы пообещали.
- Почему Леонтьев сам не пошёл с письмом? - спросил Хрущёв Ваньку.
- Сказал, что болен, сам идти не может.
- Видел он, что ты сюда пошёл?
Тут я ответил за Ваньку:
- Нет, не видел. Мы задами прошли.
- Когда ты обещал вернуться с ответом?
- Скоро.
- Тогда нам надо торопиться, - сказал Беспойск. - Изменник не ждёт. Если скоро ответа не будет, он сам пойдёт к коменданту с доносом. Идите, ребята.
Мы вышли с Ванькой, походили около дома с надеждой, что нас пригласят ещё. Но больше нас не звали, и мы пошли домой, где разговаривали до ночи. Когда Ванька ушёл, я побежал в кузню. Но отца там не было, и я вернулся домой.
Отец пришёл поздней ночью. Я проснулся и начал было рассказывать ему всю историю. Он махнул рукой.
- Знаю, дело прошлое! Леонтьев умер.
- Когда умер?
- Час назад. Не в том дело. Беспойск приказал сорок штыков приготовить. Лопат, говорит, и борон больше не надо. Так что ты в школу завтра не ходи.
Я не пошёл в школу на другой день. К обеду по посёлку распространилось известие о смерти Леонтьева. Вечером его похоронили.
Только гораздо позже, через полгода, я узнал, что Леонтьев посылал с Ванькой Нилову донос, указал весь секретный комитет по фамилиям и даже о том, что отец сделал штык, написал. По приговору секретного комитета Панов заставил Леонтьева выпить стакан чаю с казариновским сахаром.
Перед смертью Леонтьев сознался, что записку Казаринову написал тоже он.
14. Весна
Приехал верхом на олене Паранчин. Давно у нас не был. Ловко соскочил с седла, отпустил оленя, вошёл в избу. Стал у порога, начал улыбаться во весь рот.
Отец ему обрадовался, закричал:
- Что?
- Гаги улетели с залива, значит, скоро весна. На Чекавке стал корабль, должно быть, из Охотска, промысловый. А может быть, и не промысловый.
Что скоро весна, это мы знали и без Паранчина. Небо долго оставалось зелёным после захода солнца, и дни заметно увеличивались. Но откуда взялся корабль?
Отец посмотрел на меня тревожно. Корабль из Охотска на Чекавке - это не было предусмотрено нами.
- Чей корабль, Паранчин?
- Говорю, не знаю. Небольшой, с одной мачтой.
Отец подошёл к нему близко, повернул его лицом к двери, легонько толкнул:
- Садись на оленя, поезжай по берегу моря. Может, узнаешь, что за корабль.
- Ладно, съезжу. Пороху дашь?
Паранчин прекрасно знал, что отец не раздаёт пороху. За десять лет не дал ему ни щепотки. Но тут произошло чудо.
- Дам тебе пороху, - сказал отец. - Только поезжай не мешкая.
Паранчин посмотрел серьёзно - не шутят ли с ним? Сразу понял, что отец не шутит.
- Ладно, скоро узнаешь…
Вышел во двор, вскочил на оленя, уселся в седло недалеко от головы и, покачиваясь из стороны в сторону, затрусил к морю.
Отец походил по комнате, остановился и сказал мне:
- Иди, Лёнька, к Хрущёву. Скажи, что корабль пришёл. К вечеру будем знать, что ему здесь надо.
Я прибежал к Хрущёву. Он выслушал внимательно, спросил про Паранчина:
- Верный человек?
- Свой.
- Ну хорошо, подождём до вечера.
И принялся вычерчивать географическую карту. Я стал смотреть, потом попросил объяснить чертёж. Хрущёв показал Охотское море, а кругом много островов маленьких. Это Курильские острова. Я спросил:
- Пройдём мимо них?
- Пройдём.
Сейчас же воткнул циркуль в стол, вытащил большую карту, раскрашенную разными красками. Камчатка на ней - как рыба горбуша, подвешенная за хвост. Кругом огромное синее море, по нему - чёрные волны, и маленькие корабли плывут. А ниже - Японские острова, Китай, а в самом низу - Индия. Я рассмотрел всё это и спросил:
- А Тапробана где?
Хрущёв захохотал:
- На нашей карте Тапробаны нет. Бумаги не хватило. Она ниже Индии. А вот что я могу тебе показать.
Достал с полки небольшую книгу в коричневой коже, как кирпичик глиняный.
- В этой книге написано, как на Тапробане живут.
Я схватился было за книгу, но сейчас же увидел, что не моего ума дело: написана она была на неизвестном языке, и даже буквы не все знакомые.
- А что тут?
Хрущёв раскрыл книгу наудачу, начал читать и переводить:
- "Днём в городе носят белую одежду, за городом же или ночью одеваются в красное. Одежда у соляриев шерстяная или шёлковая…"
Разъяснил мне, что солярии - это жители Государства Солнца, а потом начал открывать книгу в других местах и прочитывать по нескольку строчек.
Я узнал, что Город Солнца построен в виде семи кругов, опоясанных стенами. На стенах нарисованы картины, по которым учатся школьники наукам. Нарисованы карты, звёзды, растения, слоны, морские ежи и другие животные. Под каждой картиной написано небольшое стихотворение. На площадях ключевая вода бьёт струёй вверх, как у нас киты пускают солёную воду. На зубцах стен вывешиваются разноцветные флаги, по которым солярии узнают часы и направление ветра. И ещё много разных вещей узнал я в тот день о Государстве Солнца.
Я пришёл в невероятнейший восторг и готов был до поздней ночи сидеть и всё узнавать. Но надо было идти домой. Отец ждал. Я сказал Хрущёву, что обязательно завтра забегу ещё поговорить. Пошёл домой.
Вечером вернулся Паранчин. Начал рассказывать:
- На корабль казаки из крепости приехали. Десять человек. Сам видел. А корабль из Охотска, купеческий, "Елизавета". Зачем сюда пришёл, не знаю. Должно быть, на острова шёл…
- А казаки зачем приехали?
- Почём я знаю. За хорошим делом не поедут. Давай порох.
Отец отмерил ему две чашки пороху и пошёл к Хрущёву. А я остался с Паранчиным. Но на этот раз не он мне рассказывал, а я ему.