- Напрасно, урядник. Иногда попы, как дамы, бывают весьма и весьма приятны при должном обхожденьи… Хи-хи… Сейчас вы убедитесь в том самолично… Только бы мой дурак Рыбин ребра ему не помял!
Рыбина Матвеев любил за исполнительность и тупую волю, ни кулаком, ни нагайкой, ни шашкой не дрогнет, выполняя приказ. Золотой человек для такой окаянной службы!
А вообще-то на свою службу становой возводил поклеп: она была тихой, не пыльной и прибыльной. В самой России-то - бунты крестьянские да погромы идут! От нагаек у чинов полиции руки ломит, от разносов по начальству голова трещит… А здесь - благодать: татарва местная - ни гугу, а политические… Что - политические? За них жандармы в ответе! Что же касаемо до крестьян Минусинской котловины, то чего бы им бузить, кержакам? Земли у каждого вдосталь, мало ежли - паши и сей… Откупи землицы у казны сколько тебе надобно - и владей!
Матвеев закурил, пустил голубую пленку дыма на задремавшую муху, проследил за ее полетом, осклабился и тут же захлопнул рот, будто мундир застегнул на все пуговицы: мимо зарешеченного окна камеры станового просеменили поп и Рыбин. Сейчас войдут.
Отец Севастьян перекрестился на серо-зеленый облезлый железный шкаф, без приглашения сел, смотря на грозного начальника вопросительно и чуточку испуганно. На гостя и внимания не обратил, будто другого человека здесь и не было.
- Ну-с, святой отец, как пасхальная выручка?
- Голь! - махнул поп рукой. - Слезы господни, а не доход!
- Ну уж? - не поверил Матвеев. - На пасху-то? Поди, и кошельковые доходы утроил и храмовые удвоил, а?
Поп побагровел: знает ведь, а спрашивает с подвохом, издев строит в три этажа, варнак! А вслух выдавил с раздражением и почти искренней болью:
- С перекрестов-то велик ли взяток по весне? Пчела и та сейчас голодной летает… По осени все богаты и щедры! А посейчас - шерсти моток, мяса кусок, пятак зеленый… Погань азиятская! Им до православия-то - версты немеренные!
Такой искренности от попа на свой вопрос Матвеев не ожидал. Пробасил миролюбиво, успокаивающе:
- Не велика беда, святой отец. Поправится все, дай срок!
- На господа одного и уповаю…
Матвеев кивнул, хотя и знал, что у попа всегда одна песня: худо да плохо. Десять лет в нищете живет, а по миру что-то не ходит! Еще, поди, и капиталец сколотил на черный день тыщ на сто! Но вежливость была соблюдена, и теперь настала пора приниматься за дело… Становой выпрямился, неожиданно подмигнул уряднику и задал первый вопрос, теперь уже по существу:
- Паству-то свою всю обошел, святой отец?
- Как надобно: подаяниями и живу.
- И у Доможака был?
- И у него, у окаянного. Не пропустил.
- Что же про его гостя ничего не говоришь? Поп поспешно перекрестился:
- В глаза не видал! Истинный крест.
- Ну, зачем же сразу и - крест?.. И не слыхал про гостя?
- Слыхать - слыхал, врать не стану. Гость с Алтая был. Балалайку свою бесовскую ему оставил за ружье.
- Может, гость купил ружье? Вещь дорогая, кто же ее за пустяк всякий менять станет?
- Может, и купил. Врать не стану, не обучен в семинарии.
Матвеев усмехнулся: про какую семинарию говорит, если училище закончил? Вот и верь ему…
- А куда уехал тот гость его, не слышал?
- Самого Доможака спросить надобно об том! - фыркнул поп. - Я-то тут при каком таком ряде состою? Я не соглядатай за паствой своей, не на то поставлен и рукоположен… На исповеди тот окаянный Доможак-Федор не был, откуда мне прознать-то? Да и тайна исповеди - свята есть!
- Бросьте, святой отец! - рассмеялся Матвеев. - Какая еще там тайна исповеди! Одно дело делаем, одному государю служим, одно отечество в обороне крепкой содержим… Рыбин!
Сообразив, что выдал Доможака, отец Севастьян вздохнул и осенил себя широким крестом, будто перечеркнулся: я - не я и донос - не мой!
Первым Доможака ударил сам становой. Тот покачнулся, но на ногах устоял. Спросил только удивленно:
- Зачем бьешь, солдат? Почему?
- Гость у тебя был три дня назад?
- Был гость. Почему спрашивал потом? Сперва - бил, а потом спрашивал? Обратна нада!
- Ты мне дурочку не валяй! - пригрозил Матвеев. - Куда твой гость уехал от тебя, зачем, к кому?
- Далеко уехал. Своя дорога. Зачем знать, солдат, его дорога ты?
- Рыбин! Вломи ему, как у нас положено.
Рыбину два раза приказывать не надо. На этот раз Доможак на ногах не устоял - полетел головой вперед мимо попа, тяжело ударился спиной о косяк, свалился у железного шкафа, с хрустом раздавив топшур - подарок Чочуша. Поднимаясь, Доможак отер кровь с лица, с еще большим изумлением посмотрел на Матвеева. Но сказать ничего не успел - Рыбин схватил его за ворот шубы, рывком поставил на ноги, ударил коленом в пах. В глазах Доможака все помутилось от неистовой боли, и он рухнул теперь уже под ноги попу, который торопливо подобрал рясу и отодвинул под стул свои добротные хромовые сапоги.
Матвеев укоризненно покачал головой:
- Плохо, Рыбин Мне надо, чтобы он говорил, а ты уложил его замертво! Силу побереги, Рыбин. Пригодится.
- Оне, ваше скабродье, живучие! - ухмыльнулся рыжеусый детина. - Как, доложу, кошки. Очухается! Вздохнул, будто ветром прошелестел гость-урядник.
- Ничего мы от него не узнаем, только время потеряем Закон гостеприимства - святой закон для азиатов!
"Господи! - с запоздалым раскаянием подумал отец Севастьян - И дернула же меня нелегкая в мирские дела впутаться! Не знаю и не ведаю - вот каков ответ надо было дать сычу… А как откажешься, ежли сам во грехе? И упечет в Соловки, и бородой пол мести заставит! Да и держит сейчас меня при себе зачем? Али какой другой камушек потяжелее за пазухой припас? О, господи! Не тянул бы хотя".
Матвеев повернулся к отцу Севастьяну.
- Куда мог уехать его гость, как полагаете?
- Кто ж его знает? У их везде своя родня понатыкана!
Матвеев стоял над поверженным Доможаком и раскачивался с носка на пятку. Конечно, если Рыбин как следует поработает над ним, то кое-что выколотит… Но Рыбин усерден не в меру и просто-напросто сделает из него ни на что уже негодного инвалида Да и время будет упущено - молва, что Доможака арестовал сам Рыбин, с быстротой молнии обежит степь, и этого Чочуша так спрячут, что его и через десять лет не найдешь!
- Убери эту падаль, Рыбин.
- Слушаюсь!
- Да, - вздохнул урядник снова, - ваша метода дает тот же результат, что и наша! Может, проще послать погоню?
- Куда? - рассердился пристав - К черту на рога? Отсюда у беглеца, если он не дурак, сто дорог! А сколько их у нас?.. Видно, придется вашему баю оставить деньги при себе.
Поднялся поп:
- Более надобности во мне нету?
- Да-да, святой отец, - кивнул Матвеев, - ступайте. Впрочем, я с вами хотел еще поговорить о кизирских старателях, где вы были недавно с передвижным алтарем и исповедывали их… Потом уж, вечером!
- Господь с вами! - испугался отец Севастьян. - Я токмо грехи отпускал оным червям земным!
- Не только, святой отец. Не только!
Священник переменился в лице и втянул голову в плечи: вот он, тот камень, которого так ждал и боялся! Кто же настукал ему про краденое золотишко, какая бестия посмела?
Глава третья
НЕОЖИДАННОЕ ПОРУЧЕНИЕ
Темный от грязи палец монаха был строго воткнут в небеса, а значит, голос его должен звучать громогласно. Но он пискляв и слышен только в двух шагах.
Раздвинув зевак, Бабый подошел поближе, встал в первом ряду. Его красная шапка внушала почтение, хотя одежды и не блистали роскошью, а веревка, которой он подпоясал халат, когда покидал дацан для странствий, не только потерлась, но и засалилась.
- Владыка Майтрейя сидит сейчас на небесном троне, - говорил монах, все время срывая голос, - ив духовном беспокойстве за грехи мира не сложил ноги, а опустил их вниз и попирает землю! Это ли не знак скорого прихода Владыки Мира? Глядите сами, кто не ослеп, кто умеет читать знаки грядущего, кто идет в него с опаской, но без страха за грехи вольные или невольные в этой жизни своей!..
Монах жестом фокусника сдернул синее покрывало, и все молча уставились на плохо написанную танку с усатым бодисатвой, угадать Майтрейю в котором можно было только по каноническим цветам и магической фигуре мандалы, вписанной зачем-то в правый угол. Но монах сделал вид, что его божественная картина - шедевр мастеров Гандхары.
Бабый смутился, увидев, что монах не только нахально любовался этой дикой мазней, но и, сняв с головы лодку грязно-желтого колпака, отправился собирать мзду за представление. Может, он - жулик, а не монах? Мало ли сейчас всяких подозрительных людей гонят голод и нужда по дорогам?
Грязно-желтая лодка медленно плыла по кругу и наконец остановилась возле Бабыя. На самом дне тускло поблескивало несколько медных и бронзовых монет. Не дороже простой милостыни оценили спектакль монаха люди!
- Откуда ты? - спросил Бабый строго. - Из какого дацана?
- Из земли, где будет рожден новый Будда - из Бенареса. Это далеко, лама. Это очень далеко!
- Знаю. Зачем тебе деньги? Тебе не хватает милостыни?
- Я хочу построить монастырь, посвященный новому владыке.
- На эти деньги ты ничего не построишь.
- Всякое подаяние свято, лама. И я знаю дацаны, которые были построены на подаяния…