Трех дней, которые пробыл Пизарро в обществе Энсисо и Бальбоа, было для него совершенно достаточно, чтобы оценить и того и другого. Пизарро привык быстро разбираться в людях и подмечать их слабые и сильные стороны. Он сразу понял, что Энсисо не заменит исчезнувшего Охеду. Энсисо никогда не принимал участия в экспедициях, не имел понятия о военном деле, плохо разбирался в обстановке, на каждом шагу проявлял колебания и нерешительность. Он умел произносить речи на судебных процессах, но разве адвокатским красноречием можно было подействовать на те две сотни головорезов, которые ехали сейчас неизвестно куда и неизвестно зачем? "Крючкотвор! - думал Пизарро, презрительно глядя на выхоленное, совсем не солдатское лицо своего нового начальника. - С таким капитаном никуда не попадешь, кроме болота".
Зато Бальбоа был человек совсем другого склада. Это был опытный мореход, отважный путешественник, хороший солдат. Он умел подходить и применяться к людям и одних забавлял смешными историями, других располагал к себе участливыми вопросами об оставшихся в Испании семьях, третьих подогревал обещаниями скорой наживы, четвертым внушал уважение своими знаниями. Не прошло и трех дней, как он стал общим любимцем. До Пизарро не раз долетали фразы: "Этот Бальбоа - настоящий конквистадор!", "Бальбоа привел бы нас куда следует!" Пизарро вполне разделял мнение солдат. Он убедился в неспособности Энсисо и охотно поднял бы бунт против него, если бы не боялся ответственности. Бальбоа, хорошо известный на Эспаньоле и в Испании, - другое дело. Бальбоа мог безнаказанно совершить то, за что Франсиско Пизарро поплатился бы головой. Выдвинуть Бальбоа на первое место и затем стать его ближайшим помощником - вот какова была теперь цель. Но решится ли на это сам Бальбоа?
Когда корабли подошли к Сан-Себастиану, на месте форта не оказалось ничего, кроме обгорелых бревен. Энсисо убедился в правдивости того, что ему рассказывали, и велел вернуться на запад.
- Куда на запад? Что мы там будем делать? - спрашивали его.
Энсисо мялся и бормотал что-то бессвязное. Никакого плана у него не было.
Выручил Бальбоа.
- Я хорошо знаю это побережье, - сказал он. - Я советую высадиться на противоположном берегу Дариенского залива. Климат там здоровый, земля плодородная, индейцы миролюбивые. Мы построим там форт и отдадимся под покровительство Никуэсы, которому принадлежит эта часть материка. А утвердившись там, мы легко проникнем к югу, где много и золота и жемчуга.
Энсисо не возражал: он все равно не мог предложить ничего другого.
С этого дня действительным начальником экспедиции стал Бальбоа. Для смены власти не потребовалось даже и бунта.
На том побережье, где высадились испанцы, все было так, как рассказывал Бальбоа. Место, выбранное им для постройки форта, отличалось здоровым и сухим климатом, индейцы окрестных деревень угощали плодами, подносили подарки и охотно меняли свои золотые пластинки и подвески на стеклянные бусы. Больные солдаты быстро поправлялись, здоровые сооружали дома и частокол, и от недавнего уныния не осталось и следа. Испанцы были теперь убеждены, что Санта-Мария-дель-Антигуа, как назвал Бальбоа основанный поселок, принесет им счастье и послужит базой для новых и на этот раз вполне успешных экспедиций.
Пизарро старался выведать планы вождя, но вождь долгое время отмалчивался. Тайну Бальбоа, как всегда бывает в таких случаях, выдало вино. По случаю окончания крепостных работ Бальбоа выпил лишнее и разоткровенничался.
- У меня великая мечта, Пизарро, - говорил он. - Колумб открыл новую землю, а я открою новое море. По ту сторону этого перешейка - потому что мы находимся на перешейке - лежит огромное море, Южное море, о котором никто даже и не подозревает. Достичь его - вот цель моей жизни. О его существовании я догадался еще во время прежних своих путешествий, а теперь я смогу это доказать. Имя Бальбоа станет бессмертным, как и имя Колумба. Ради этой-то великой цели я, разоренный и нищий, и спрятался в бочку из-под солонины. И предчувствия не обманули меня. Скоро, скоро я увижу Южное море!
- Это, должно быть, прекрасное море, сеньор Бальбоа, но уверены ли вы, что оно станет вашим? - спросил Пизарро. - Пожалуй, достанется оно не вам, а Никуэсе.
- Ну и чорт с ним, с Никуэсой! Пусть он пьет его, если хочет. А открою его все-таки я. Ты не понимаешь, мой друг, как важно будет это открытие для науки. Все глобусы придется переделывать! Вот через это-то море и можно будет доехать до Индии.
Бальбоа хмелел все больше и больше и без конца говорил о последствиях своего открытия. Люди пересекут океан, объедут вокруг света, найдут наконец Золотой Херсонес и золотой и серебряный острова в устье Ганга. Все карты придется перечертить заново…
Пизарро слушал с удивлением. Вместо Бальбоа-конквистадора перед ним был совсем другой Бальбоа - Бальбоа-чудак, Бальбоа-фантазер. Он вспоминал бредовые речи Колумба, которые он и Охеда слышали когда-то от больного адмирала. Тот помешался на войне с турками, этот - на переделке карт. Один сумасшедший стоит другого. Но для него, Пизарро, это, пожалуй, и лучше. Пока Бальбоа будет думать о южных морях и новых картах, Франсиско Пизарро, может быть, сумеет завладеть частью южного материка!
Когда постройка поселка была закончена, стали выбирать судью. Казалось, Энсисо был для этого наиболее подходящим человеком, и довольно много колонистов собиралось подавать голоса за него. Бальбоа не вмешивался в споры и делал вид, что совсем не интересуется этим почетным постом. Но Пизарро действовал за него и так умело влиял на колеблющихся, что в конце концов Бальбоа был выбран почти единогласно. Бальбоа был теперь уже не самовольный захватчик власти, а законный начальник и представитель всей колонии.
Колонистам не пришлось раскаиваться в своем выборе. Бальбоа не затевал ненужных войн и не прибегал к силе там, где можно было добиться цели хитростью. Он искусно восстанавливал друг против друга туземных вождей, вступал в союзы со слабыми, чтобы покорять сильных, и в короткое время приобрел себе много друзей среди туземного населения. Обеспечив себя от нападений индейцев, он постарался установить дружественные отношения с Никуэсой. Вскоре, однако, выяснилось, что в этом не было особой нужды: посланные к Никуэсе колонисты сообщили, вернувшись, что наместник потерял почти весь свой гарнизон, что основанное им поселение брошено жителями и что на днях он с остатками отряда переберется в Санта-Мария-дель-Антигуа.
- Это не очень приятная новость, - вечером этого дня говорил Бальбоа, оставшись наедине с Пизарро. - Никуэса, наверное, начнет вмешиваться в наши дела и, пожалуй, помешает моей экспедиции. Весь мой план полетит - тогда прахом.
- А по-моему, это очень хорошо, сеньор Бальбоа, - возразил Пизарро. - Когда рыба дуреет, она сама идет в сети. Вытащите сеть - и дело с концом!
- А ты думаешь, это так легко?
- Если Никуэса сюда приедет, мы возьмем его голыми руками. Разве вы не слышали, что рассказывали посланные? Никуэса глуп, тщеславен, ленив. Он приказывает своим офицерам стоять перед ним с обнаженной головой и кланяться чуть не до земли. Он засадил в тюрьму и чуть не засек до смерти своих ближайших помощников. Большинство колонистов ненавидит его. Он сказал, что ему принадлежит не только Санта-Мария, но и все золото, которое мы успели тут добыть. Ясно само собою, что теперь его ненавидят и все наши солдаты.
- Так ты предлагаешь бунт? - с напускной строгостью спросил Бальбоа.
- Боже меня сохрани! Мне ли, ничтожному солдату, бунтовать против наместника? Я предлагаю совсем другое: пусть сами колонисты подтвердят его права.
- А что будет, если они не подтвердят его прав?
- Тогда они подтвердят права кого-нибудь другого. Я думаю, что вам не придется об этом жалеть, сеньор Бальбоа. Вы, кажется, не очень жалели, когда судьей выбрали не Энсисо, а вас.
Бальбоа улыбнулся.
- Мне незачем знать заранее, что скажут колонисты, Пизарро. Мне незачем даже помнить о нашем сегодняшнем разговоре. Я приму Никуэсу, как законного наместника, я предложу ему свой дом…
- А я сделаю остальное, - перебил Пизарро.
В начале февраля 1511 года Никуэса приехал в Санта-Марию. С ним прибыло около девяноста солдат и колонистов - почти все жители колонии, оставшиеся в живых. На борт корабля явился Пизарро с отрядом в десять человек.
Он снял шляпу, низко поклонился наместнику и сказал с грустным и смущенным видом:
- Я принес вам печальные вести, сеньор наместник.
Никуэса побледнел. Лицо его, за минуту перед тем надменное и величавое, сразу изменило выражение. Губы обвисли и слегка дрожали. Неуверенным, срывающимся голосом он спросил:
- Что же у вас? Бунт?
- Бунта еще нет, но он может быть. Колонисты волнуются, и кое-кто даже взялся за оружие. Они думают, что вы будете отбирать у них золото. Сеньор Бальбоа остался на берегу, чтобы охранять порядок, а меня послал за вами. Эти десять молодцов сумеют вас защитить. Но вам можно взять с собой только одного пажа. Если за вами последуют ваши люди, жители Санта-Марии вообразят, что вы хотите захватить колонию силой, и тогда ни за что ручаться нельзя.
Никуэса не возражал и скромно сошел на берег в сопровождении единственного пажа, напоминая всем своим видом скорее арестанта под конвоем, чем полномочного наместника испанской короны. Бальбоа встретил его почтительно и радушно и поместил в лучшей комнате своего дома. Для Никуэсы начался почетный плен.