- Да, мы ездим только на таких мотоциклах. Он особый, скоростной. Нас никто не может догнать.
- Вот, вот! Покажите, как ездить. Я смогу, я способная.
"Еще оплошность. Страшная! Он поймет. Он теперь все понял!.."
Саша покраснела, опустила глаза. Антон услышал бурю в ее сердце, - он, кажется, понял, что перед ним девушка, но тут же решил, что ему не следует ее разоблачать; пусть себе забавляется своей ролью, - наконец, это даже интересно, если она решила выдавать себя за парня. Он прикинется простачком и даст ей полную волю сыграть свою роль до конца. Но вообще–то еще там, в грузинском муравейнике, ему бросились в глаза мягкие округлые формы парня, нежный овал лица, мгновенные перемены выражений. Каждый жест, каждое малейшее движение выдавали тонкую чувствительную натуру, трепетную одухотворенность, - он тогда подумал: какое нежное и красивое создание! И чувство ненависти закипело к старому грузину, который, как ему показалось, купил себе новую "жену". Он тогда схватил за руку Александра, подтянул к себе:
- Парень, ты давно здесь?
И когда узнал, что Александр тут только что появился и забрел случайно, тогда лишь ненависть к Давиду отхлынула. И хорошо, что он имеет поручение от Командора забрать его в Сосновку. Не будь такого поручения, он бы силой вытащил парня оттуда.
Теперь Антон с облегчением думал обо всем этом и решил, что не будет мешать этой замечательной девушке играть роль парня. "Все равно ее тайна раскроется, и тогда мы посмеемся над ее шалостью".
- В Питере вас называют русскими фашистами. Вы ходите в черном, а некоторые, особенно рьяные, с бритыми головами. Но вот вы свою прическу не сбрили. Почему?..
Антон не торопился отвечать. Хозяйка дома Елизавета Васильевна подала гороховый суп с бараньими ребрами, красиво расставила закуски - салат, заливную рыбу, яйца в майонезе; посуда была дорогой: вилки, ножи, ложки - все серебряное. Саша вспомнила, как молодой грузинчик положил перед Антоном толстую пачку долларов. С тревогой подумала: "Он и сам грабит. Опасный человек". Смело и пытливо заглядывала в глаза Антона, - страха перед ним не испытывала. Спокойно ела, и речь ее была рассудительной, не по возрасту разумной и даже остроумной. Улыбнувшись, сказала:
- Сижу рядом с фашистом, а мне не страшно. Зря говорят о вашей жестокости. Сегодня двух турок чуть было не убили. А если они турки, то их разве не жалко?
- Почему не жалко! Жалко, конечно. Они тоже люди, но ведь война же! Не мы их - так они нас. На войне как на войне - там иногда стреляют.
- Война? Да что же это за война, если ее не видно?
- Да, нынешнюю войну многие не видят, в том и коварство нашего противника, что войну с нами он сумел спрятать от глаз обывателя. Если обыватель, то он и не видит ничего, не понимает. В Америке таких людей оболтусами зовут, а этих оболтусов у нас большинство, примерно девяносто процентов.
- Я, выходит, тоже оболтус?
- Ну, нет, ты не оболтус. Ты только притворяешься таковым, а матушка твоя в Дамаске живет. И наверняка там в банке долларовый счет у нее заведен.
- Она там отель имеет, пятизвездочный.
- Вот как! Ну она–то, конечно, не оболтус. Наоборот, сумела в наше время капиталец сколотить. И, как видно, немалый. Но такие люди хуже оболтусов; ты уж извини меня, но таких мы называем хитрецами и ворами. Деньги–то на отель твоя мать не заработала?
- Деньги ей муж дал, мой отчим.
- Ну вот, и отчим у тебя богатый. Тоже, поди, капиталец свой не в поте лица наживал. И он, конечно, не оболтус. Делец он или еврей. А евреям деньги в одночасье дали. В банки их позвали и там выдали по миллиону или по два. Для них и ваучеры Чубайс, рыжий жиденок, придумал. Ваучеры они по дешевке скупили, а за ваучеры заводы приобрели. И всю прибыль от производства себе в карман кладут. В этом суть перестройки. Это и есть война с нами, с русским народом.
Саша не смотрела на Антона; ей было стыдно за мать и отчима. Знал бы Антон, какие деньги "сделал" на теплоходах ее отчим! Стыдно ей было и за то, что отчим - еврей, а им, евреям, "деньги в одночасье дали". Не всем, конечно, но многим дали. Она не однажды слышала, как в доме у них об этом проговаривались.
- А теперь пойдем в наш штаб, зарплату людям выдавать.
Обратился к тете Лизе:
- Обзвоните всех по списку. Пусть подходят к штабу.
И они вышли из дома. Шли по главной улице. Это был небольшой городишко - районный центр Новгородской области. Дома тут чистенькие, крытые железом и шифером, сады, огороды ухоженные. Главная улица тянулась по берегу реки; там, где между домами были большие просветы, река открывалась взору, манила свежестью и прохладой. Шли, не торопясь, и с каждым встречным Антон здоровался. Сашу поразила почтительность, с которой Антона встречали жители: все ему низко кланялись, а старушки украдкой крестили его, видимо, желая ему здравия и небесного покровительства.
- Вас тут уважают, - сказала Саша.
- Да, меня в городе все знают и, как мне кажется, любят. Это сейчас, когда в местной организации нашей партии всего тридцать парней и девушек.
- И девушки есть?
- А как же! Мы принимаем парней и девушек, достигших пятнадцатилетнего возраста. А кому двенадцать, может стать кандидатом в члены партии.
Некоторое время шли молча, затем Антон в раздумье проговорил:
- Да, конечно, нас уже теперь уважают, а скоро мы возьмем власть. И эта власть будет народная, - может быть, впервые за всю историю России.
- А советская власть? Говорят, она тоже была народная?
- Нет, Александр. Народной власти в России никогда не было. А в советское время народом правили те же кремлевские лукавцы, которые и сейчас там сидят. По большей части это евреи или породнившиеся с ними. Ленин был по отцу калмык, а по матери - еврей. Сталин не поймешь кто: выдавал себя за осетина, а окружен был одними евреями, и вторая жена у него - сестра самого страшного еврея Кагановича, а у Хрущева был зять еврей, у Брежнева - жена еврейка, да и сам будто бы из них, Андропов - еврей чистопородный, Горбачев - иуда всех времен и народов, - о нем и говорить нечего, а теперь вот Ельцин со своей Наиной и двумя зятьями–иудейчиками… Между тем, он и при Брежневе был немалой шишкой: секретарем обкома в Свердловске работал. Смекаешь теперь, кого и раньше во власть продвигали?
- Откуда вы знаете все это?
- Книжки читаем. А к тому же - газеты у нас свои, журналы русские, патриотические.
- А в газетах и журналах разве пишут об этом?
- Если русские там работают, - пишут. Но только русских газет мало, и тиражи у них небольшие. Всю печать в России евреи захватили. А печать, между прочим, это тоже власть. В прошлом веке был у нас мудрый человек такой - Константин Петрович Победоносцев - духовный наставник русского царя Александра Третьего. Так вот он сказал: власть информации - страшная власть. Вот теперь и суди, в чьих руках находится ныне эта страшная власть.
- А что евреи - сильные что ли такие, если все захватывают? Нас–то, русских, больше.
- Нас больше, это верно, но все мы заняты делом: одни на станках работают, другие - в поле, и люди наши живут по деревням, в поселках, в городках небольших, как вот этот. Евреи же не сеют, не пашут, и на заводах не работают. И живут они в городах больших, столичных: тут они в газеты проникают, в банки, во власть разную лезут. А если радио или телевидение, там и вахтера русского не увидишь - только они и работают. Ну и, конечно, что им надо говорить, то и говорят. А народ наш, он доверчивый - как дети мы; что нам скажут, в то мы и верим. Сказали они, что Ельцин хороший, - бабушки наши и тетушки, старички и дядюшки - миллионы простачков как стадо баранов к избирательным урнам побежали и за Ельцина голоса свои отдали. Явление это биологическое: в нас такие гены вложили, а в них - другие. Но если ты глубоко хочешь вникнуть во все это, я тебе книги дам, газеты для тебя выпишем. И не "Известия", не "Аргументы и факты", а газеты русские. Но вообще–то в нашей партии ты узнаешь многое и на мир божий открытыми глазами смотреть будешь.
Подошли к небольшому дому, над крыльцом которого красовалась надпись: "Местное отделение Русской национальной партии". Тут Антона уже ждали десятка два человек - половина из них парни и девушки. Эти сгрудились тесной кучкой, встали по стойке "смирно".
Были тут и пожилые, они почтительно здоровались с Антоном.
- А дежурного почему нет?
- Был дежурный, да отлучился. Вроде бы вас пошел встречать.
- Я сегодня по главной улице шел. Вот ему, новому товарищу, наш город показывал.
И Антон пригласил всех в дом. Здесь в углу под иконами стоял большой стол и стулья. Пришедшие молча, с надеждой и нетерпением смотрели на Антона, а он вынул из карманов несколько пачек долларов, положил перед собой.
- Партийные взносы со своих членов собрал, могу с вами поделиться. Ну, кто у нас староста?
Женщина лет тридцати, беленькая, синеглазая, вынула из сумочки список, стала читать:
- Учителей у нас тридцать, зарплату не получают три месяца.
- А вы, Нина Николаевна, директор школы номер один?
- Да, я в первой школе.
- Надеюсь, никого не забудете и из второй школы?
- Что вы, Антон Васильевич! Сколько вы скажете, столько и раздам. Если нужно, ведомость составлю, расписываться будут.
- Ведомостей не надо. И никаких расписок! Мы люди русские, жизнь свою будем строить не по бумагам, а по совести. Вот вам три тысячи долларов - по сто долларов на каждого учителя.
Саша при этих словах хотела достать и свою тысячу и отдать ее учителям, но затем подумала: может, кому другому понадобятся.
Антон сказал:
- Врачей, медицинских сестер… Две аптеки у нас, не забыть бы кого.