Б е р н и к. Но не сразу, я надеюсь?
Ю х а н. Как только смогу. Я приехал сюда, единственно чтобы составить компанию Лоне.
Б е р н и к. В каком смысле?
Ю х а н. Видишь ли, Лона уже немолода, и в последнее время ею овладела мучительная тоска по родным местам, хоть она никогда в этом не признаётся ( у лыбаясь) , потому что боится бросить без присмотра меня, бесшабашного ветреника, ведь если я в девятнадцать лет умудрился…
Б е р н и к. То?..
Ю х а н. Прости, Карстен, должен сделать тебе постыдное признание.
Б е р н и к. Ты ведь не рассказал ей правду?
Ю х а н. Рассказал. Это я плохо сделал, но иначе не мог. Ты не представляешь, кем стала для меня Лона. Ты ее всегда недолюбливал, но для меня она была как мать. В первые годы, когда нам приходилось совсем тяжко, – кем только она не работала! Потом я долго болел, лежал, ничего не зарабатывал, но и помешать ей не мог, так она придумала петь куплеты по кафе… читала лекции на потеху публике… даже написала книгу, над которой потом плакала и смеялась, – она не жалела себя, лишь бы я не помер. Каково мне было после этого всю зиму смотреть, как она сохнет от тоски? Я не выдержал, Карстен, и сказал ей – поезжай, Лона, и не бойся за меня, я не такой бесшабашный ветреник, как ты думаешь, – и рассказал ей все.
Б е р н и к. И как она это приняла?
Ю х а н. Ответила, разумно и справедливо, что если я не знаю за собой вины, то и помех для моей поездки сюда нет. Но будь спокоен. Лона ничего не скажет, а я сумею удержать язык за зубами и на сей раз.
Б е р н и к. Да, я тебе верю.
Ю х а н. Вот тебе моя рука. И хватит уже говорить о той истории; тем более мы с тех пор подобных глупостей не повторяли, верно? Я хочу насладиться днями здесь. Как мы чудесно прогулялись утром! Кто бы мог подумать, что эта кроха, которая играла ангелочков в театре… Но скажи мне, как сложилось все дальше у ее родителей?
Б е р н и к. Дорогой, я все написал тебе вдогонку, больше мне добавить нечего. Ты ведь получил от меня два письма?
Ю х а н. Да, да, получил, они оба у меня. Так этот пьянчуга сбежал от нее?
Б е р н и к. А позже окончательно спился.
Ю х а н. Она ведь тоже вскоре умерла? Ты помогал ей тайком, насколько мог?
Б е р н и к. Она была гордая, молчала и помощи не принимала.
Ю х а н. Во всяком случае, ты правильно сделал, что взял Дину в дом.
Б е р н и к. Да, конечно. Кстати, это Марта устроила.
Ю х а н. Марта? Ну да, правда, Марта – как она поживает?
Б е р н и к. Она… когда она не занята школой, то опекает своих увечных.
Ю х а н. Значит, Марта взяла ее под крыло.
Б е р н и к. Да, ты ведь знаешь, у Марты страсть всех просвещать да воспитывать. Она за тем и в школу пошла работать. Тоже была глупость огромная.
Ю х а н. Марта выглядела вчера очень усталой. Боюсь, все это ей не по здоровью.
Б е р н и к. Как раз здоровья ей хватит, чтобы вечно заниматься всем этим, но меня она ставит в неловкое положение. Выглядит так, будто я, родной брат, не хочу ее содержать.
Ю х а н. Содержать? Я думал, у нее достаточно собственных средств…
Б е р н и к. Ни гроша. Ты, верно, помнишь, что к твоему отъезду дела у матери шли уже совсем скверно. Какое-то время она еще удерживала фирму на плаву с моей помощью, но не мог же я вечно просто ссужать ее деньгами. Я стал компаньоном, но толку все равно было мало. В конце концов мне пришлось выкупить фирму, мы с матерью стали рассчитываться, и тут оказалось, что ей не причитается больше ничего. А вслед за тем она умерла, и Марта осталась ни с чем.
Ю х а н. Бедная Марта!
Б е р н и к. Бедная? Почему? Ты ведь не думаешь, что я позволю ей терпеть в чем-то нужду. Нет, я дерзну назвать себя хорошим братом. Разумеется, она живет с нами, питается, а на свое учительское жалованье может одеваться – что еще надо одинокой женщине?
Ю х а н. Мы в Америке не так рассуждаем.
Б е р н и к. Еще бы, в Америке уже всех разагитировали. Но в нашем маленьком мире, пока не тронутом, слава Богу, нравственной порчей, женщины довольствуются достойной, но скромной ролью. Тем более, что Марта сама виновата – давно могла обзавестись кормильцем, стоило ей захотеть.
Ю х а н. Ты имеешь в виду, она могла бы выйти замуж?
Б е р н и к. Да, могла бы составить выгодную партию, у нее было несколько удачных предложений, как ни странно: бесприданница, уже не молодая, заурядная.
Ю х а н. Заурядная?
Б е р н и к. Нет, я не ставлю ей это в упрек. И не желаю иной доли. Сам понимаешь, в большом доме, как наш, всегда хорошо иметь на подхвате такого простого скромного человека.
Ю х а н. Но она сама?..
Б е р н и к. Она? А что с ней? У нее, естественно, много интересов, у нее есть я, и Бетти, и Улаф. Люди не должны думать только о себе, особенно женщины. Каждый на своем месте служит опорой обществу, кто большому, кто малому, печется о его благе. Я, по крайней мере, живу так. (Кивает в сторону поверенного Крапа, входящего справа.) Вот тебе живое доказательство. Ты думаешь, я занят своими делами? Ни боже мой. (Скороговоркой Крапу.) Ну что?
К р а п (тихо, показывая стопку бумаг) . Все купчие в порядке.
Б е р н и к. Отлично! Прекрасно! Шурин, прости, меня зовут дела. (Тихо, пожимая ему руку.) Спасибо, Юхан, спасибо. И если я чем-то могу быть тебе полезен, ты только скажи… сам понимаешь. Господин Крап, идите сюда.
Уходят в кабинет консула.
Ю х а н (некоторое время смотрит Бернику вслед) . Хм…
Собирается спуститься в сад, но в это время справа входит М а р т а с маленькой корзинкой на руке.
Ю х а н. О, Марта!
М а р т а. Ой, Юхан, это ты?
Ю х а н. В такую рань ты уже в делах?
М а р т а. Да. Погоди, сейчас все придут. (Собирается уйти в дверь налево.)
Ю х а н. Послушай, Марта, ты всегда так спешишь?
М а р т а. Я?
Ю х а н. Вчера ты молчала, и я даже словом с тобой не перемолвился, а сегодня…
М а р т а. Да, но…
Ю х а н. Раньше мы вечно были вместе, товарищи по играм с самого детства.
М а р т а. Ах, Юхан, когда это было?
Ю х а н. Да ровно пятнадцать лет назад, не больше и не меньше. Господи! На твой взгляд, я так сильно изменился, да?
М а р т а. Ты? Да, и ты тоже, еще бы…
Ю х а н. Ты что имеешь в виду?
М а р т а. Нет, ничего.
Ю х а н. Ты как будто бы не очень мне рада.
М а р т а. Я очень долго ждала, Юхан, слишком долго.
Ю х а н. Ждала? Ждала, что я приеду?
М а р т а. Да.
Ю х а н. А для чего мне было приезжать, по-твоему?
М а р т а. Чтобы искупить свое преступление.
Ю х а н. Мое?
М а р т а. Ты забыл, что по твоей вине женщина умерла в нищете и позоре? Забыл, какое горькое детство досталось из-за тебя ребенку?
Ю х а н. И это я должен выслушивать от тебя? Марта, неужели твой брат не…
М а р т а. Что?
Ю х а н. Неужели он не… так, ладно… неужели он не нашел для меня никакого оправдания?
М а р т а. Ах, Юхан, ты же знаешь, как строг Карстен по части морали.
Ю х а н. Угу… понятно, понятно, узнаю строгую мораль моего старинного дружка Карстена. Вот ведь!.. Н-да… Ну и ну… Я только что говорил с ним. По-моему, он очень изменился.
М а р т а. Как ты можешь такое говорить? Карстен всегда был превосходным человеком.
Ю х а н. Я ничего такого не имел в виду, но не будем об этом, ладно. Теперь понятно, в каком свете ты меня видела. И ждала возвращения блудного сына, конечно же.
М а р т а. Послушай, Юхан, давай объясню, в каком свете я видела тебя. (Показывает в сторону сада.) Видишь девушку, которая играет с Улафом? Это Дина. А помнишь сбивчивое письмо, которое ты написал мне, уезжая? Что я должна в тебя верить. И я верила в тебя. То ужасное, о чем пошли слухи после твоего бегства, ты наверняка совершил в помрачении, не думая…
Ю х а н. Что ты имеешь в виду?
М а р т а. Не надо, ты прекрасно меня понимаешь. Ни слова больше об этом. Итак, ты уезжаешь, чтобы начать все сначала, с чистого листа. А я остаюсь здесь твоей наместницей, Юхан. Все обязательства, которых ты не помнил или, во всяком случае, не исполнял, я, твоя подруга детства, взяла на себя. Говорю это только с одной целью – чтобы ты не корил себя еще и за неисполненные долги. Я заменила мать пострадавшему ребенку, старалась воспитать ее как можно лучше…
Ю х а н. И положила на это свою жизнь…
М а р т а. Не напрасно. Но ты приехал слишком поздно.
Ю х а н. Марта, если бы я мог рассказать тебе!.. Но позволь мне хотя бы поблагодарить тебя за верность и дружбу.
М а р т а (с невеселой улыбкой) . Хм. Вот мы и объяснились, Юхан. Тише, кто-то идет. Прощай, я не могу…
Уходит в заднюю левую дверь. С террасы входят Л о н а и г о с п о ж а Б е р н и к.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Боже мой, Лона, что у тебя за идеи!
Л о н а. Оставь меня, я сказала. Я хочу и должна с ним поговорить.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Ты хочешь нас оскандалить? Ах, Юхан, ты еще здесь?
Л о н а. Марш, марш на улицу, мальчик, не кисни в затхлой комнате. Ступай в сад и поговори с Диной.
Ю х а н. Да, я сам об этом думал.
Г о с п о ж а Б е р н и к. Но…
Л о н а. Послушай, Юхан, а ты хорошо присмотрелся к Дине?
Ю х а н. По-моему, да.
Л о н а. Рассмотрел? А глаз на нее положил? Парень, она создана для тебя!
Г о с п о ж а Б е р н и к. Лона!
Ю х а н. Для меня?