- Ходят слухи, что однажды королева посетила главный севильский собор, и Охеда, тогда еще мальчик, вскарабкался на мачту длиной больше пятидесяти метров, добрался до конца реи, сделал пируэт на одной ноге, поприветствовал ее величество и преспокойно вернулся обратно, словно просто перешел на другую сторону улицы.
- Припоминаю одного такого человека, пренебрегающего законами физики, - прошептала немка с ностальгической ноткой. - Он тоже бросал вызов головокружению, взбираясь по краю обрыва или перепрыгивая через пропасти, как через обычную канаву. Они бы поладили.
- Сьенфуэгос ладил со всеми.
- Надеюсь, что по-прежнему ладит.
Они сели на каменную скамью, стоящую у фасада хижины, и немка не сводила глаз с едва различимого вдали моря, лаская при этом крошечного серого кролика из последнего помета.
- Я отдала бы десять лет жизни, лишь бы узнать, где он сейчас и увижу ли я его когда-нибудь. Днем я еще держу себя в руках, но ночи такие долгие...
- Понимаю, - ответил Луис, с благоговейной нежностью касаясь ее руки. - Прошло много времени, но на днях я говорил с мастером Хуаном де ла Косой, который сопровождал адмирала в последнем плавании вдоль побережья Кубы. По пути им встретилось множество неизведанных островов, и теперь я часто задаюсь вопросом, не мог ли Сьенфуэгос добраться до какого-нибудь из них. Их ведь столько!
- Но как он мог туда добраться? - спросила Ингрид. - Как покинул Эспаньолу?
- Не знаю, но, как и вы, продолжаю верить, что ему это удалось, - он встал и облокотился на столб тенистого навеса. - Нам известно, что некоторые группы дезертиров покинули остров на маленьких лодках в поисках золота, о котором здесь столько говорят, и если это удалось одним, то наверняка смог и Сьенфуэгос.
- Так вы больше не советуете мне вернуться домой?
Тот улыбнулся, обведя вокруг широким жестом.
- Ваш дом - здесь, или там, где есть надежда встретить Сьенфуэгоса, - Луис посмотрел ей в лицо, и в его глазах на миг вспыхнул странный огонек. - Я знаю, что ваш удел - ждать, а мой - набраться терпения.
Они долго молчали, и донья Мариана Монтенегро погрузилась в свои мысли. Наконец, поставив на землю кролика, который немедленно бросился к своим собратьям, она подняла голову и посмотрела на собеседника немигающим взглядом.
- Я очень вас ценю, дон Луис, - безмятежно сказала она. - Я уважаю вас больше всех на свете, но вы должны кое-что понять: сколько бы лет ни прошло, я никогда, ни при каких обстоятельствах не смогу принадлежать другому. Ни из благодарности, ни из привязанности, никакой интерес не переменит моего решения, принятого не только разумом и сердцем, но и каждой клеточкой моего тела. Я не просто женщина, я частичка Сьенфуэгоса, как бы далеко от него не забросили меня обстоятельства.
- Знаю.
- Значит, вас не удивляет мое поведение, правда?
- Ничуть, - последовал честный ответ. - Скорее восхищает.
- Я не ищу восхищения, - ответила немка, вставая рядом с Луисом. - Мне нужна лишь дружба и компания. Иногда, возможно, раз в столетие, случается подобное, когда любовь превращается в нечто столь чистое, прекрасное и глубокое, даже волшебное, что по сравнению с ней больше ничто не имеет значения. - Она погладила Луиса по руке. - Мне выпала удача или несчастье испытать именно такую. Но можете быть уверены - это чувство не изменится, я унесу его с собой в могилу, но не откажусь от него и за испанскую корону...
Луис де Торрес уже собирался ответить, но тут со стороны леса послышались крики. Когда они встревоженно обернулись, их взорам предстала скособоченная фигура хромого Бонифасио, который отчаянно спешил к ним, проволакивая больную ногу, выбиваясь из сил и обливаясь потом.
- Сеньора! - крикнул он почти в истерике. - Сеньора! Капитан!
Они подбежали к Бонифасио, а тот прислонился к дереву, чтобы не упасть без сил, и всё повторял и повторял, как одержимый:
- Капитан! Я его видел! Видел! Это капитан!
- Мой муж? - переспросила немка, падая перед ним на колени. - Ты говоришь о моем муже?
- Он самый, сеньора! Капитан Леон де Луна собственной персоной. Я торговал яйцами, как вы и приказали, когда в залив вошла одинокая каравелла и встала на якорь. Мне стало любопытно, и я подошел поближе, и первым, кого я увидел на баке, был капитан.
- Боже милосердный! - в панике воскликнула немка. - Он явился, чтобы исполнить свое обещание и убить нас.
- И меня тоже? - прошептал бедный парень, глядя на нее круглыми от ужаса глазами. - Я ведь ничего не сделал.
- Нет, не тебя, - она ласково погладила его по щеке, стараясь успокоить. - Против тебя он ничего не имеет, даже не подозревает о твоем существовании. Сьенфуэгоса и меня. А ты точно уверен, что это действительно мой муж?
- К сожалению, да, сеньора, - ответил Бонифасио, и так глубоко вздохнул, что его прилипшая к телу рубашка едва не затрещала. - До сих пор не могу забыть, как он ворвался в мой дом в поисках Сьенфуэгоса. А сегодня я видел его так же близко, как этот загон.
- Не бойтесь, - вмешался Луис де Торрес. - Я не позволю ему вас обидеть. Муж он вам или нет, он не имеет права вас преследовать. Я сам с ним поговорю.
Виконтесса встала с печальным видом, даже не пытаясь скрывать, что уже сдалась. Она снова упрямо покачала головой и наконец едва слышно произнесла:
- Вы его не знаете. Если уж он смог пересечь океан, вряд ли его остановят ваши доводы. Он убьет меня, я уверена, но сейчас для меня имеет значение лишь одно: я должна защитить Сьенфуэгоса, должна убедить капитана, что он мертв.
- Я думаю, стоит попросить помощи у вице-короля, - предложил Луис.
- Вице-король терпеть вас не может, - заметила немка. - И не думаю, что он станет колебаться, если придется выбирать между испанским дворянином, родственником короля Фердинанда, и бедной немкой, что последовала за своим любовником, как шлюха за солдатом.
- У вас есть хорошие друзья.
- Я не хочу их в это впутывать.
- Попросите помощи у капитана Охеды, - вмешался хромой Бонифасио. - Он достойный и справедливый человек, лучший фехтовальщик королевства и очень вас уважает. Он одним ударом шпаги пронзит его сердце, словно гнилое манго.
- Никогда. Я не хочу больше никакого насилия, - заявила его хозяйка, ласково погладив парнишку по курчавым волосам. - Это должно остаться только между мной и Леоном. Он совершенно ясно меня предупредил, я знала, что меня ждет, когда решила отправиться в путь, - она пожала плечами с покорностью судьбе. - Да будет так.
- Не могу с этим согласиться, - угрюмо ответил королевский толмач. - Вы много чего можете сделать. Например, сбежать.
- Куда? Остров не так уж велик, и раз он добрался сюда, то наверняка найдет где угодно, - грустно сказала Ингрид. - И я точно знаю, что не хочу провести всю оставшуюся жизнь в бегах.
Луис де Торрес, сидящий на полу, обхватив руками колени - эта странная поза помогала ему размышлять - поднял голову и пристально посмотрел на немку.
- Наверняка есть способ заставить его отказаться от своей цели, - пробормотал Луис.
- Если и есть, мне он неизвестен, - честно призналась Ингрид. - Одно я знаю точно - он поклялся вырвать мне сердце и приехал сюда с намерением исполнить обещание.
- Я ему не позволю, - заявил Луис.
- Как?
- Пока не знаю, но если не найду другого решения, то будьте уверены - кончится тем, что я его убью.
11
Река - темная, ленивая, неторопливая - безучастно струилась сквозь плотную массу высоких деревьев; она так густо заросла кувшинками и водными гиацинтами, что невозможно было понять, в какую сторону она течет и течет ли вообще, или давно уже превратилась в огромный стоячий рукав озера, конец которого теряется в глубине сельвы.
Вот уже три дня они плыли по этой сонной реке, держась в тени берегов, пережидая знойные полуденные часы, подремывая в гамаках, которые натягивали меж низко висящих ветвей над илистым песком отмелей, а с наступлением вечера вновь пускались в путь.
Крошечную пирогу для охоты на кайманов сменили на другую, гораздо шире и удобнее. Туземец использовал ее для долгих поездок по прибрежным деревням, и теперь они по очереди гребли, что, впрочем, не требовало особых усилий, чередуя долгое молчание, во время которого они любовались проплывающим за бортом однообразным пейзажем, с душевными беседами, когда каждый казался другому целой непознанной вселенной.
Они уже стали друзьями; это была особого рода дружба, возникающая лишь между людьми столь разными. Объединяло их только безмерное одиночество, в котором каждый провел большую часть жизни, поскольку Сьенфуэгос на своих гомерских скалах не имел иной компании, кроме коз, а крошечный Папепак большую часть года вынужден был проводить в молчаливом обществе болотных кайманов.
Вот поэтому сейчас им было приятно общество друг друга, ибо оба обладали особой чуткостью, позволяющей вовремя различить, когда кто-то хочет побыть в тишине или услышать дружеское слово. Для понимания им стало хватать лишь взгляда, а взаимное доверие достигло той точки, что канарец смог освободиться на время от невероятного напряжения, в котором пребывал все последнее время.
При этом он каким-то образом чувствовал себя под защитой этого хилого человечка с крысиным лицом, чей очевидный недостаток физической силы компенсировался непреклонной волей, железными нервами и глубочайшим, всеобъемлющим знанием о месте своего обитания.