Недавно завершенное отвоевание Иберийского полуострова, столетия бесконечной борьбы с мусульманами, создали расу людей, для которых любое поприще, где не нужно убивать и умирать, выглядело лишенным смысла, они не собирались отложить меч и превратиться в мирных крестьян. Избыток энергии и жажда славы требовали новых сражений, и они выплеснулись на другом берегу океана, на землях дикарей, которые словно только и ждали их появления.
И вот, те, кто всего год назад были конкистадорами по принуждению, теперь с радостью стали конкистадорами добровольными.
На борту шестнадцати кораблей, составляющих могучую эскадру Колумба во время второй экспедиции, собрались три типа людей, различных по происхождению и целям - моряки, военные и мирные люди.
Первым предстояло открыть новые острова и берега, вторые были призваны подавить примитивное население новых земель, найденных моряками, а третьим было предназначено окончательно переселить старую цивилизацию на другую сторону океана.
Но все вместе они составляли такую запутанную и пеструю смесь, что никто с полной ясностью не понимал, какова же его настоящая роль в Изабелле, и поселенцы стояли в карауле на границах сельвы, а моряки и кабальеро помогали возводить стены или делать крыши домов.
Но всеми владели давно взлелеянные грезы, манящая ярким светом мечта - зловещий дух золота.
В конце концов, именно золото искали все, начиная с самого вице-короля и заканчивая последним юнгой, и когда стало очевидным, что в непосредственной близости от новоиспеченной столицы золота не больше, чем они привезли с собой, мнения разделились. Одни настаивали на том, чтобы углубиться в сельву в поисках таящегося там золота, пессимисты же считали, что с самого начала задача не имела смысла, и пришли к болезненному выводу, что лучше вернуться домой, чем страдать от голода и прочих бедствий на враждебной и жаркой земле.
Эта жара - густая и влажная, прилипающая к груди, как губка с кипящей водой, мешала дышать полной грудью и вынуждала потеть и ругаться даже сборщиков маслин из Хаэна, с детства привыкших работать на палящем солнце. Вскоре она превратилась в главного врага вновь прибывших, поразившихся, как при такой чудовищной температуре, да еще рядом с морем, когда от высокого кровяного давления ноги просто подкашивались, многие не могли сделать и половину той работы, к которой привыкли дома.
И первым великим открытием, помогавшим успешно бороться с необоримой вялостью, что охватывала их в послеполуденные часы, оказался гамак - прохладный, удобный, гениальный индейский гамак, сплетенный из прочных хлопковых веревок, подвешенный меж двух стволов деревьев в тени их крон, продуваемый ветром и недоступный для покрывающей землю влаги, превративший, как по волшебству, самые тяжкие дневные часы в поистине райское наслаждение.
По всей видимости, долгие сиесты под кронами сейб, когда люди дремали под стоголосый хор птиц, мерно покачиваясь в гамаках, спасли больше жизней, чем все европейские снадобья; но, с другой стороны, этот местный обычай, который испанцы переняли с таким энтузиазмом, повлек за собой куда больше несчастий, чем все войны, ожидающие их в будущем.
Как мягкий пляж, без сопротивления принимающий волну, но в конце концов мягко отвергающий ее, оставляя часть воды себе и позволяя волне утащить миллионы песчинок, так и Новый Свет одновременно позволил чужакам вторгнуться в себя, но и сам вторгся в них, создав изощренную и особую форму сосуществования, всего в течение жизни одного поколения сотворив такой сплав, что мало кто мог бы объяснить, где заканчивается одна культура и начинается другая.
Помимо языка, веры, законов и обычаев, Испания подарила Новому Свету лошадей, коров, овец, кур, уток, свиней, голубей, ослов, пшеницу, рис, горох, апельсины, виноград, рожь, сахарный тростник и бобы, получив взамен кукурузу, арахис, помидоры, табак, клубнику, хинин, какао, а позднее - коку и картофель. Но прежде всего, испанцы привезли из-за океана жестокий и бескомпромиссный индивидуализм, ставший главной ударной силой при столкновении с мирными туземными племенами, привыкшими к общинному укладу.
Потому что во время второй экспедиции адмирала стало ясно, что покорение новых земель не будет считаться миссией государства, когда короли возьмут всю инициативу на себя и воспользуются всей властью государственной машины, чтобы править столь аппетитными владениями. Нет, в большинстве случаев короли возложили эти функции на многочисленных свидетелей (и часто строгих судей), на частную предприимчивость своих смелых и отчаянных подданных.
Больше столетия Корона просто шла в кильватере первооткрывателей и энкомендеро , рискующих жизнью и собственностью в деле расширения империи, а взамен на невмешательство государства обычно получающих большую часть добычи, при этом они умудрялись в трудные времена почти всегда уходить от ответственности.
Подобно тому, как Рим завоевывал Средиземноморье, посылая для захвата целые легионы и всегда оставляя на завоеванных территориях своих наместников, судей и сборщиков налогов для установления нового закона и порядка, так и Испания века спустя сумела завоевать Новый Свет, едва шевельнув пальцем.
Заняв выжидательную и недоверчивую позицию, испанские короли выбрали легкий путь покорения и завоевания земель, предоставив это тем, кто желал отправиться навстречу опасным приключениям, хотя и оставили за собой право наказывать тех, кто не вел себя по правилам, выработанным в тысячах лиг от места событий.
Естественным результатом этого стала неразбериха, проявившаяся с первой же минуты существования злополучного города, возведенного без какой-бы то ни было логики моряком, желающим лишь побыстрее сбросить со своих плеч ответственность за людей и животных и возобновить лихорадочные поиски желанного двора Великого хана.
- Люди болеют и чахнут, - заявил однажды вечером Луис де Торрес, закурив одну из своих любимых сигар у дверей дома доньи Марианы Монтенегро. - Мало кто может привыкнуть к здешней пище, и как только мы съедим все запасы и весь привезенный с собой скот, у нас не останется ни настоящего, ни будущего.
- Я никому не позволю съесть моих животных, пока не настанет срок, - твердо заявила немка. - А мои семена предназначены только для посева. Я сделаю все, что в моих силах, но у меня будет своя ферма.
- Не все могут похвастаться такой силой духа, потому что далеко не у всех есть Сьенфуэгос, которого они могли бы ждать, - заметил Луис - Большинство прибыли сюда, одержимые одной лишь мыслью: собрать растущее на деревьях золото и вернуться домой, разбогатев раз и навсегда.
- Они откажутся от этой идеи.
- И когда же, позвольте спросить? Когда их опустят в могилу? Колумб, по слухам, собирается продолжить путь на запад, оставив здесь губернатором своего брата Диего. Вы представляете в роли губернатора этого несчастного, не мечтающего ни о чем другом, кроме как стать епископом? Мы кончим так же, как форт Рождества, можете мне поверить.
- Не будьте таким пессимистом.
- Пессимистом? - удивился Луис. - Я всего лишь стараюсь быть честным с самим собой и могу сказать, что прежнее место было в тысячу раз лучше. Там, по крайней мере, были опытные люди, умевшие справляться с трудностями. А в Изабелле, если не считать Алонсо де Охеды и его буянов - нищих кабальеро, не имеющих ничего, кроме шпор да потертого плаща, - один лишь сброд, отъявленные негодяи, считающие себя обманутыми. Уже сейчас они требуют возвращения.
- Тогда лучше и в самом деле позволить им вернуться, - убежденно ответила Ингрид. - Покорить эти земли, установить взаимопонимания с местными жителями - дело весьма нелегкое, так что чем меньше останется здесь малодушных, тем лучше. Страх заразен, подобно чуме.
- А вы сами не боитесь?
- Только одного...
- ...что Сьенфуэгос никогда не вернется, я знаю, - закончил за нее фразу Луис с едва заметной улыбкой. - Сила вашей любви со временем ничуть не уменьшилась, правда?
- Скорее наоборот, - искренне ответила Ингрид. - С каждым днем я чувствую себя только ближе к нему, и всё, абсолютно всё, я делаю ради него.
6
С приходом дождей на острове всё переменилось.
Окружающей местностью овладела печаль, подчеркнув растущее разочарование женщин, казалось, покорно принявших свое вдовство, а также то, что теперь им придется положиться на милость тех, кто решит на них напасть - ведь защитить их некому.
Они уже не казались теми свирепыми каннибалками, что защищали свое селение и с мечтой о кровавом пиршестве ожидали возвращения мужей, везущих с собой много аппетитных жертв. Нет, теперь они были не более чем скопищем хрупких перепуганных созданий, полностью осознающих свою уязвимость и понимающих, что пройдет много лет, пока оставшиеся в селении мальчики вырастут и станут воинами.
Женщины проводили долгие часы, а порой даже целые сутки, сидя перед грубо размалеванными шахматными досками, изготовленными старым Стружкой, благоговейно передвигали пешки, ферзей, слонов и коней. Они совершенно не представляли, с какой целью все это делается, но в силу своей ограниченности были убеждены, что эта чужеродная "магия" - единственная надежда на спасение от всех несчастий.