- Чрезмерная вера губит вернее шпаги, - не уставал он повторять. - Ведь для того, чтобы владеть шпагой, необходимы опыт и мужество, в то время как слепая вера вполне может быть оружием труса и невежды.
А в Испании того времени жило бесчисленное множество трусов и невежд, обнаруживших в преследованиях, пытках и убийствах иудеев, еретиков и мавров выход для своих бесконечных обид и раздражения, не опасаясь неожиданного возмездия.
Таким образом, Индии открывали новый горизонт, еще не испорченный бездумной яростью фанатиков, вознамерившихся превратить братскую любовь Христа в ничем не оправданную ненависть христиан. Поскольку в форте Рождества осталось несколько его лучших друзей, Луис де Торрес пришел к выводу, что именно там он найдет наконец мир, к которому стремился.
И вот теперь он обнаружил, что почти все его друзья погибли, а единственный выживший - безумный канарский козопас с рыжими волосами - бесследно исчез, оставив загадочное сообщение, написанное на надгробной плите.
Что он хотел сказать этим сообщением, и как случилось, что Сьенфуэгос, самый юный и неопытный из всех оставшихся на Гаити, оказался единственным, кому удалось спастись?
Снова и снова задавался он этими вопросами, снова и снова пытался отвечать на них прекрасной Ингрид Грасс, виконтессе Тегисе, которая, казалось, все эти месяцы жила, как на иголках, сгорая от тревоги за судьбу своего обожаемого Сьенфуэгоса.
- Но где же он? - повторяла она.
Ну и как объяснить безоглядно влюбленной женщине, что вероятность того, что неопытный парнишка смог выжить в самом сердце враждебного мира, каким казался этот остров - один шанс на миллион?
- Может, и так, - невозмутимо признала Ингрид. - Но думаю, он жив.
- Почему?
- Потому что если бы он был мертв, я бы это почувствовала. Он жив и вернется.
Дон Луис лишь махнул в сторону густых джунглей и цепочки острых пиков, возвышающейся вдали, и спросил:
- Но где он? В этой сельве, кишащей зверьем и змеями, или в горах, населенных дикарями?
- Не знаю. Но знаю, что он жив, и я буду его ждать.
Она была решительной и упорной, самым сильным и в то же время самым хрупким созданием на свете, никто другой не любил так сильно, никто не был готов пожертвовать всем, даже собственным именем и личностью, чтобы однажды вернуть потерянное счастье.
Больше не было гордой белокурой немки Ингрид Грасс, виконтессы де Тегисе, супруги жестокого капитана Леона де Луны; вместо нее появилась скромная и темноволосая донья Мариана Монтенегро, вдова офицера одного из фламандских полков, что отправилась за тридевять земель от своей родной Сепульведы в надежде забыть нестерпимую боль от потери любимого мужа.
- Зачем? - поинтересовался Луис де Торрес, узнав о твердом решении Ингрид сменить имя.
- Потому что я знаю своего мужа, он никогда не успокоится и не позволит мне просто так сбежать с Гомеры. Он поклялся, что предпочтет видеть меня мертвой, чем рядом со Сьенфуэгосом, а Леон не из тех, кто клянется попусту. Он меня найдет, но я хочу, чтобы это оказалось непросто.
- Он же не станет пересекать океан только ради мести.
- Если я сделала это ради любви, но он может так поступить из ненависти, ведь, в конце концов, это главные человеческие чувства, и они довольно похожи. А у него еще и взыграла гордость. Он приплывет. Не знаю, скоро ли, но приплывет.
- Я сумею вас защитить.
- Лучший способ защиты от оскорбленного мужчины - это избегать его. Поэтому я и не хочу, чтобы кто-нибудь знал мое настоящее имя.
- Тогда и Сьенфуэгос нас не найдет.
- Об этом не беспокойтесь. Я сама буду его искать.
Но вскоре стало ясно, что найти Сьенфуэгоса будет весьма нелегкой задачей, поскольку после долгого месяца скитаний с эскадрой вокруг берегов Гаити - или Сибао, как многие успели прозвать это место - адмирал решил основать город Изабелла, причем выбрал для него самое нездоровое и неподходящее для жизни место.
Будучи моряком, он мало знал о жизни на суше и мало о ней беспокоился, ему лишь нужна была безопасная гавань для кораблей, и потому злополучный первый город в Новом Свете построили не с мыслями о людях, а лишь с мыслями о кораблях, которые не страдают ни от удушающей жары, ни от зараза из окружающих болот, ни от смертоносных туч комарья, превращающих вечера в ад.
Вице-король приказал возвести в центре глубокой бухты, окруженной мангровыми зарослями, большой барак для королевских войск, собственный каменный дворец и хижины колонистов. Там их и построили, поскольку на этих берегах его слово было законом, несмотря на то, что наиболее опытные капитаны армады, в том числе смелый и увенчанный славой Алонсо де Охеда, настойчиво объясняли Колумбу, что в этом месте очень мало возможностей для обороны против вероятного нападения туземцев.
- Они не нападут, - ответил адмирал. - Гуакарани дал слово.
- Что не помешало им разрушить форт Рождества, - возразил Охеда, который, несмотря на свой маленький рост, стяжал себе славу лучшего фехтовальщика и самого отважного капитана королевства, но даже его отвага не в силах была поколебать уверенности адмирала. - Кто предал однажды, предаст снова.
- Не в этом случае, - ответил адмирал. - Тогда меня здесь не было. К тому же это вина не Гуакарани, а тех, кто не оправдал оказанного им доверия и уронил честь испанца. В Изабелле все будет иначе.
И действительно, всё было иначе, поначалу проблемы возникли не из-за индейцев, выжидающих на краю джунглей и изучающих вновь прибывших, а по вине голода и смертоносной лихорадки.
Дезориентированные после долгих месяцев плавания, павшие духом при виде трагического конца предшественников, потерявшие иллюзии перед лицом мрачного будущего, предлагающим вовсе не те земли, которые путешественники видели лишь в розовом свете, а зеленое покрывало непроницаемых джунглей, истощенные чудовищным ритмом работы, необходимым для скорой постройки города, колонисты вскоре начали страдать от голода, а смерть стала их неизбежной соседкой, так что через несколько месяцев самые отчаявшиеся начали подумывать об отъезде домой.
- Здесь не место нормальным людям, - заметил однажды мастер Хуан де ла Коса во время одного из частых визитов, которые вместе с Луисом де Торресом наносил донье Мариане Монтенегро в ее скромном доме. - Мой вам совет: как можно скорее возвращайтесь домой вместе со своим слугой Бонифасио.
Немка лишь слегка покачала головой и весело улыбнулась.
- Даже думать об этом не желаю! - горячо ответила она. - Бонифасио может ехать, если хочет, но у меня уже двадцать семь поросят, и они набирают вес день ото дня, да и утки с курами плодятся, как одержимые. А если и семена взойдут, то скоро у меня будет прекрасная ферма, где я буду ждать возвращения Сьенфуэгоса.
- Как может такая дама, как вы, довольствоваться судьбой фермерши? - возразил моряк. - Ваши ручки созданы не для того, чтобы возиться со свиньями, а для того, чтобы ухаживать за цветами.
- Я предпочитаю сама возиться со свиньями, чем это будет делать какой-нибудь мужчина, считающий себя владельцем моего тела, - решительно ответила она. - Что же касается цветов, то здесь их столько, и они такие красивые, что пытаться их разводить - уже кощунство. Здесь свои порядки и обычаи, совсем не такие, к каким мы привыкли, и тех, кто не сумеет к ним приспособиться, ничего хорошего не ждет.
Мастер Хуан де ла Коса, похоже, понял, что бесполезно убеждать эту хрупкую женщину с точеной фигуркой и голубыми глазами, совершенно не вяжущимися с выкрашенными у черный цвет волосами, которая поражала силой своего характера. Она полагалась лишь на Луиса де Торреса, ставшего ее оруженосцем, защитником и телохранителем.
Проницательный королевский толмач сразу догадался, что Изабеллу не ждет в будущем ничего хорошего, и предсказал, что братьям Колумбам, имеющим непререкаемую власть над всеми сторонами общественной жизни, вскоре придется выбрать более удачное место для города.
Так что Луис не совершил той глупой ошибки, которую сделали большинство его товарищей, вложив свои скромные средства в постройку уютного дома, и предложил услуги толмача ростовщику Фонсеке, доверенному лицу знаменитого королевского банкира Луиса де Сантангелы, а тот любезно предоставил ему комнату в своем доме. Сам же Луис предпочитал пока не ввязываться ни в какие предприятия, а просто наблюдать за жизнью колонии, пока не станет ясно, чем закончится дело.
Таким образом, у него было достаточно свободного времени, чтобы оказывать помощь и давать дельные советы прекрасной немке, к которой питал глубочайшее уважение и восхищение, а также обучать грамоте и письму доброго Бонифасио. Едва услышав, что его друг Сьенфуэгос освоил грамоту, тот тоже не смог устоять перед соблазном и начал учиться.
Застенчивый хромой оказался чудесной находкой для виконтессы, он охотно выполнял многочисленные работы на ферме и при этом сохранял тайну личности хозяйки, был ей предан и крайне благодарен за возможность построить свое будущее вдали от родного острова.
А авантюра с Новым Светом, несомненно, была единственной возможностью для нищего канарца избежать незавидной судьбы, состоящей из голода и рабского услужения.
Здесь, на острове Гаити, или Эспаньоле, рождалась другая форма существования, возможно, впервые за много веков создавшая феномен полной колонизации далеких от метрополии земель. Здесь могло возникнуть общество, которое послужит образцом для модели преобразования, хотя и собственным, особым путем.