Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения стр 7.

Шрифт
Фон

Спокойно мертвым. Сны не снятся,
И явь не манит - все равно
Судам их с якоря не сняться,
Их держит илистое дно.

Спокойно мертвым. Ни страданья,
Ни пенья птиц, ни желтых нив.
Но раз в году, гласит преданье,
Бывает праздник и для них.

Негоциант встает, зевая,
Считая прибыль и товар,
И, паклей руки отирая,
Встает, ругаясь, кочегар.

Владельцы каперов отважных
Встают - им надоело спать, -
И прочность крючьев абордажных
Интересует их опять.

И, герметические люки
Открыв, идут во тьму глубин
Матросы мертвых субмарин,
Во тьму протягивая руки.

Стуча пустыми позвонками,
Они бредут к лощине той,
Где меж двумя материками
Проложен кабель под водой.

Завидев кабель, в тишине
Они на дно плашмя ложатся,
И каждый черепом прижаться
К свинцовой хочет чешуе.

И им становятся понятны
Дела и помыслы живых -
Депеш секретных код невнятный
И цифры сводок биржевых.

И сколько бушелей пшеницы,
И что случилось в их стране,
И чьи войска у чьей границы,
И где готовятся к войне.

И крепнут пусть иные страны,
Но с каждым годом все ясней
В свой праздник слышат капитаны
Распад империи своей.

И все:
и шифр депеш невнятный,
И цифры сводок биржевых, -
Все мертвым в этот день понятно -
И мертвым стыдно за живых.

Вокзалы

Среди окраинных кварталов
Немолчный раздается гул, -
Здесь город пряжками вокзалов
Дороги дальние стянул.

Здесь полночь лезет на огни,
Здесь семафор горит, алея,
Здесь на груди земли ремни
Путей легли, как портупея.

Здесь ветер развевает, груб,
И рвет для чьей-то пущей муки
На древках паровозных труб
Хоругви черные разлуки.

А мне не привыкать смотреть
Индустриальные пейзажи,
И легкие мои на треть
Забиты угольною сажей.

Но я люблю почти до слез,
Любовью пристальной и старой,
Огни, вращение колес
И рев разгневанного пара.

Воин

Заплакала и встала у порога,
А воин, сев на черного коня,
Промолвил тихо: "Далека дорога,
Но я вернусь. Не забывай меня".

Минуя поражения и беды,
Тропой войны судьба его вела,
И шла война, и в день большой победы
Его пронзила острая стрела.

Средь боевых друзей - их вождь недавний -
Он умирал, не веруя в беду, -
И кто-то выбил на могильном камне
Слова, произнесенные в бреду.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Чертополохом поросла могила,
Забыты прежних воинов дела,
И девушка сперва о нем забыла,
Потом состарилась и умерла.

Но, в сером камне выбитые, строго
На склоне ослепительного дня
Горят слова: "Пусть далека дорога,
Но я вернусь. Не забывай меня".

Неправильный сонет

Меня не надо спрашивать об этом -
Я расскажу когда-нибудь потом
О девушке, что медлила с ответом,
О времени печальном и простом.

А ныне лишь неправильным сонетом
Отвечу я на заданный вопрос:
Поверь, любовь мужских не стоит слез -
Есть посерьезней вещи в мире этом.

Есть в этом мире высшие тревоги,
Война и труд, и дальние дороги, -
Им посвящен неправильный сонет.

И пусть порою дым воспоминаний
О давних встречах, о разлуке ранней
Нам ест глаза, - но мы не плачем, нет!

1940

Надпись на портрете

Тебя снимал любитель неумелый,
И снег мешал. Но знаю: это ты.
Я различаю за метелью белой
Знакомые и милые черты.

Пускай к былому сожжены мосты -
Той девочки лукавой и несмелой
Мне не вернуть ценою жизни целой, -
Но на портрете неизменна ты.

Портрет не вечен. Четкости в нем нет уж,
Настанет год - и не поможет ретушь
Восстановить забытые черты.

Но если есть любовь на этом свете,
То я любил. И ты живешь в сонете,
Где я сказал, что неизменна ты.

Петроград

Подворотен сырые своды
И травинки между камней,
Госпитальные пароходы -
Петроград моих детских дней.

Хитрой памятью упакован
Этот город в цветной туман,
В золотую фольгу былого,
В сказок розовый целлофан.

Но припомню дни голодовки,
Холод, сгустки декабрьской мглы -
Из рождественской упаковки
Выпирают его углы.

Выпирают событий ребра
Сквозь уюта тонкий жирок...
Петроград, ты был очень добрым,
Но счастливым ты быть не мог.

Трактат о бессмертии

Быть может, мы не умираем вовсе
И выдумана смерть гробовщиками,
А мы, простые люди, верим им.
Быть может, смерть - болезнь такая просто.
Ну, ляжешь, полежишь - и отлежишься,
А встанешь - все по-старому пойдет.

Так нет - чуть что, зовут твои родные
Врачей, те зеркальце к губам подносят,
Пульс щупают для вида и, конечно,
Зовут гробовщиков, а те уж дело знают.

Вот и меня когда-нибудь, наверно,
Печально упакуют в ящик длинный
И забросают глинистой землей.

А я проснусь от холода, спросонья
Рукой, от сна затекшей, потянусь
К привычной пачке "Беломорканала"
И к спичкам, что на столике ночном
Всегда лежат, - ан нет, не тут-то было.

...Все это мной придумано. Я знаю,
Что все мы смертны, и отлично знаю:
Правы гробовщики и доктора.
А я любил прозрачный холод сада,
И пенье птиц, и капельки росы
На чашечках цветов в часы рассвета,
И дальнее гуденье поездов,
И телеграфных проводов гуденье,
И ветер, что раскачивал верхушки
Упругих сосен...
Я любил движенье,
Я был влюблен в большие города -
И в те, где был, и в те, в которых не был,
Но больше всех я город свой любил,
Где выбоину каждую в асфальте
Я заучил на улице своей.

Но верю я в бессмертие. Пускай
Я двести раз истлеть в земле успею,
И скалы станут кучами песка,
И обмелеют реки, что при мне
Своею полноводностью кичились,
И очертанья берегов морских
Изменятся, и новые светила
Зажгутся в небе...
Но настанет час,
Когда придет Бессмертие. Недаром
Огонь и суша, воздух и вода
Подвластны нам. Я знаю: будет время,
Когда и Вечность, пятая стихия,
Нам покорится в день благословенный,
И в белой тишине лабораторий
Ученые свое закончат дело
И формулу Бессмертия найдут.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пройдут еще столетья, и о смерти
Забудут люди. Даже слово "смерть"
Для них понятьем станет отвлеченным,
Таким же, как бессмертие для нас.
Они забудут грустные обряды,
Надгробные они забудут речи.
Им будет некому носить к могилам
Бескровные, сухие иммортели,
И хризантемы, пахнущие тленом,
И душную сирень, - отныне будут
Лишь для живых цвести цветы земли.

...Тогда гробовщики
Свою квалификацию изменят -
Одни спортсменами быть захотят, другие,
Быть может, даже критиками станут,
А третии останутся верны
Рубанку, но другое примененье
Найдут ему и станут делать стулья,
Столы, и табуреты, и другие
В быту необходимые предметы,
А также пианино и рояли.
И скоро все забудут о гробах,
И разве лишь влюбленные порою
(Что с них возьмешь?) при встречах и разлуках,
Как повелось до них веками, будут
Друг другу клясться в верности до гроба,
Не зная толком, что такое гроб.

Так смерть покинет землю, и о ней
Забудут люди. Города земли
В один сольются город постепенно
И крышей увенчаются одной,
И в мире будет вечная весна -
Ни слякоти, ни снега, ни мороза.
(А чтобы лыжники не приуныли,
Им выделят на вечное владенье
Кусок пространства за Полярным кругом,
И строить там не будут ничего.)
И станет в мире жить совсем легко
И радостно.
Но все же я уверен,
Что будущие жители планеты
На жизненном пиру нас не забудут
И учредят особый день в году -
День траура, всемирный день печали
По людям всем, что умерли до них.

И в этот день не слышно будет песен
На всей земле, и всюду будет тихо,
И люди будут вспоминать о нас
И навещать старинные могилы
И колумбарии, чтобы цветами
Украсить их.

...Пройдут еще года.
И оскудеет старая планета,
И тесно станет людям на земле,
И вторгнутся в эфирные пустыни
Армады межпланетных кораблей.
Но перед тем как землю покидать,
Наверно, будет каждый человек
Подолгу размышлять, что взять на память
О покидаемой навек планете.
И, может быть, какой-нибудь чудак,
Любитель языков давно забытых,
Войдет в архив и, роясь в пыльном хламе,
Случайно откопает эту книгу.
И он тогда на выцветшей странице
Прочтет, что я предвидел этот час.

Лесной пожар

Забывчивый охотник на привале
Не разметал, не растоптал костра.
Он в лес ушел, а ветки догорали
И нехотя чадили до утра.

А утром ветер разогнал туманы,
И ожил потухающий костер
И, сыпля искры, посреди поляны
Багровые лохмотья распростер.

Он всю траву с цветами вместе выжег,
Кусты спалил, в зеленый лес вошел.
Как вспугнутая стая белок рыжих,
Он заметался со ствола на ствол.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке