Затянувшаяся эпоха долгожданного пробуждения
"… Пережитком прошлого видятся мне и проблемы в области здравоохранения. Объясните, как можно в эпоху нанотехнологий перерождаться всего 4 раза. Согласен, как минимум дважды врачи оказываются на высоте, и человек, не чувствуя никакого дискомфорта, продолжает жить дальше. Однако после этого наши докто-ра начинают, образно выражаясь, биться в истерике. Понимая, что имеют дело с изможденным телом, они снижают к себе требования. Возникает ощущение, что в операционных колдуют не матерые волки, а сопляки-практиканты, которых хлебом не корми – дай поэкспериментировать. Что тут скажешь? (Небольшая пауза. В зале гробовая тишина.) Нечего сказать. К черту государственность, которая не в силах обеспечить гражданину право на чистое перерождение. Лично я не хотел бы отстаивать интересы Человечества в теле наложившего в штаны бомжа, смирившегося со своим жал-ким существованием. Или я не о том о чем-то говорю?"
Из ежегодного обращения Президента Объединенной России, декабрь 2215 года
"У Человечества не может быть общих интересов".
Переживший Первого
"В борьбе за всеобщее господство проще всего прикрываться интересами Человечества".
Переживший Второго
Глава первая
Последнее, что помню, – внук пытается во сне обхватить мою шею ручонками. Затем резкая боль. Головокружение. Перед глазами мечутся числа… 8, 14, 18, 20, 25… Пустота… И запах… едкий-едкий… с гнильцой…
Практикант. Иван Лукич, пациент обо. рался!
Врач. Не обо. рался, а окакался, Евгений. Я на вас лет через двести посмотрю.
Практикант (в сторону). Старый козел.
Глава вторая. "Спички"
– Ну и чего ты стоишь? Бери спички. Поджигай. Я же не могу до тридцати лет с тобой нянчиться, – как из ружья нервно выпалила девушка.
Тесновато. Кожа натянута, как струна. Вот-вот лопнет. Подташнивает. Где я? Холодно. Какая крохотная комнатка! Словно игрушечная. Что это? Кухня? Плитка. Старинная какая. Раритет. Где и отыскали? Девушка? Кто она? Что ей нужно? Спички. Зачем? Боже, как холодно! Числа, числа, числа… Словно я бухгалтер, сдающий полугодовой отчет. Что происходит? Выключите свет. Умоляю, выключите. Я все это уже видел. (Пауза.) Где я мог это видеть? Мама! Мамочка! Ма-а-а-ма…
– Дима, ты издеваешься надо мной? Я сказала, бери спички, – девушка сделала резкий шаг в мою сторону.
Секунда, вторая – и кастрюля летит с плиты на пол. Девушка, обхватив голову, убегает в соседнюю комнату.
Стоп! А вот здесь, господа хорошие, вы прокололись. Кастрюлю-то мама не скинула на пол, а опрокинула на меня. Что это? Проверка на вшивость? Хорошо, давайте поиграем.
– "Мама", я зажег конфорку. Не плачь.
Подхожу к девушке, осторожно касаюсь ее плеча.
– Зажег? (Не оглядываясь.)
– Да.
– Зачем?
– Мы же хотели суп разогреть.
– Суп. Какой ты упрямый, Димка. Суп! Ставь макароны. Отец скоро придет.
Отец? Начинается. А кого мы тогда в 2000 году похоронили? Пушкина?
Шаги в коридоре. Открылась дверь. В комнату (она же кухня) вошел коренастый молодой человек лет тридцати.
– Это что за кораблекрушение? – спросил он, указав деревянным пистолетиком в сторону кастрюли. – Держи, сын, – парень протягивает мне пистолет.
– Не обращай внимания. Я сейчас все уберу. Это мы с Димой учимся газ за-жигать, – девушка подошла к парню и поцеловала его в щеку.
Браво, ребята! Вот молодцы. Какая идиллия. И пистолетик точь-в-точь как мой.
– Дима, помоги отцу.
А что делать-то? Сапоги, что ли, помочь снять… Черт знает. Он, что, инвалид?
– Да ладно. Я сам, – парень, опершись о стену, стал снимать сапоги.
Давно я не видел таких сапог. Разве что в детстве. У деда, помню, были такие. Настоящие. Кирзовые.
– Что с тобой, Дима? Ты не заболел? – девушка подошла ко мне и приложила ладонь ко лбу.
– Ну как? – спросил парень.
– Все хорошо, – ответила девушка.
– Симулянт ты, Димка, – сказал парень и подошел к умывальнику.
Что происходит? Дальше тупить нельзя. Раскусят. Или еще хуже – сдадут в психушку. Подыграю, а там разберемся, что к чему.
– Не знаю, "пап". В школу идти не хочу, – с трудом выдавил я из себя.
– Так каникулы же, – улыбаясь, сказал он.
Твою мать! Осторожней, Скворцов! "Не тряси, а то процесс проиграем". Тайм-аут. Нужен тайм-аут.
– Кончатся скоро.
– Ничего. Учишься ты хорошо. А учеба в радость. Ты же хочешь стать человеком?
– Хочу, – растерянно пробормотал я.
– Тогда учись, – сказал "отец" и присел за стол к окну.
Девушка, я так понимаю, моя "мама", сняла с плиты сковороду с макаронами и поставила на стол. Пообедали. Молча. Мы всегда обедали молча. Отец не любил, когда ему за обедом мешали читать "Советский спорт".
Шаги в коридоре. Стук в дверь.
– Открыто, – "отец" отложил газету в сторону.
В комнату вошел худенький паренек лет десяти.
– Дядя Костя, можно мы с Димкой погуляем?
– Ты, Петька, поздоровайся сначала, – ответил Костя и снова взял в руки газету.
– Здравствуйте, дядя Костя. Тетя Таня. Привет, Димка.
– Так-то лучше. Ты иди пока, во дворе поиграй. Дима сейчас пообедает и выйдет. Сам-то ел, Петр? Если нет, садись с нами.
– Спасибо, я кушал, – ответил парнишка, закрывая за собой дверь.
– Ну что, Дмитрий, гулять хочешь? – спросил "отец".
– Хочу.
Сказал, а сам думаю, что это за парнишка. Друг, наверное. Память, память. Что ты за вещь такая? До чего же ты избирательна!
– Тогда допивай чай и иди. Только теплей одевайся. На улице прохладно, – сказал "отец".
– Пап, а ты за кого болеешь? – спросил я.
"Отцу" понравился этот вопрос. Это даже не лещ был, а лещина. Он подсел ко мне ближе, потрепал за волосы и сказал:
– За киевское "Динамо".
– Согласись, пап, Лобановский был классный тренер, – не подумав, сказал я.
– В смысле?
– В прямом. Жаль, что умер. "Динамо" без него не то.
– Кто умер? – удивленно спросил "отец".
– Лобановский.
Трудно описать смятение, одолевшее меня. Снова на одни и те же грабли. Надо срочно что-то придумать. Молчать глупо. Нести чушь, то есть говорить правду, – смерти подобно. "Отец" встал из-за стола и ушел в другую комнату. За ремнем, что ли? Так я еще маленький. Если что, запишусь после школы на прием к уполномоченному, а там, дорогой мой Константин Батькович, держись.
Минут через десять "отец" вышел из комнаты, сел на табурет у порога, надел сапоги, куртку и, не сказав ни слова, вышел в коридор.
– Что ты наделал, Дима? – сказала "мама".
Я даже на время забыл о ее существовании. Так смиренно она вела себя в присутствии "отца".
– Все будет хорошо. "Мама", можно я гулять не пойду. Я лучше книжки почитаю.
– Как хочешь. Я тогда пойду Петру скажу, чтоб не ждал.
– Хорошо.
Прохожу в комнатку. Все как в детстве. В дальнем углу кроватка брата, в центре кресло отца, у окна стол, за ним коробка из-под телевизора с игрушками. В горле комок. Слезы. И кто надо мной издевается? Кто? Что все это значит? Достаю из портфеля дневник. В каком я хоть классе-то? Третий "Б". Второгодник, что ли? Да нет вроде. "Отец" сказал, что хорошо учусь. Хотя раньше и за тройки особо не наказывали. Особенно в поселке. Пять, пять, пять, четыре, пять, пять, пять. Отлично. Боже мой, какие старые учебники! Кто это? Ильич? Да уж! Может, ему усы подрисовать? Нет, не стоит. История как-никак. Читать, конечно, все не буду, но кое-что повторить следует. Забираюсь в кресло. В доме тихо-тихо. Натягиваю на себя покрывало. А по телу бежит такая приятная дрожь. Глаза слипаются, вокруг все плывет. Сворачиваюсь клубком. Засыпаю…
Глава третья. Первая победа (она же – первое поражение)
Что же делать? Первое дело. Первое! А вдруг судья действительно вынесет оправдательный приговор. Прокурор города с говном съест.
– А вы давно работаете в прокуратуре? – спросила адвокат. Невысокая сутулая женщина лет пятидесяти. Темный свитерок, брючные штаны синего цвета, на ногах серые сапожки. (Нелепое сочетание.)
– Десять дней.
– Первый процесс?
– Первый.
– Печально. Я бы даже сказала – страшно.
– Что страшно?
– Первый процесс – и сразу оправдательный приговор. Я всегда говорила, что ваш прокурор имеет слабые познания в области уголовного права. Он скорее хороший менеджер, чем юрист. Тут же все очевидно. Парень сел в машину, пытался ее завести. Завел, машина тронулась, но, проехав от силы метра три, заглохла. Разве это угон? Вы же грамотный человек. Недавно институт окончили. За что его наказывать? Тем более лишать свободы.
– Так он же рецидивист.
– Да, вы правы. Правы, молодой человек. А что он натворил? В первый раз украл ведро картошки у бабульки, которой помогал колоть дрова. Сейчас пытался угнать автомобиль.
– Не пытался, а угнал. Внимательней читайте разъяснения Верховного суда. (Дерзко)