Голос его был глуховат, а изо рта разило так, что естественный его запах тины болотной мог показаться ароматом амброзии.
Лад, измученный увиденным и услышанным за день, не очень-то и удивился визиту главной нечисти.
— Какое у тебя, твари беззаконной, может быть дело ко мне?
Сичкарь уселся на табурет (Лад сразу решил выбросить его утром куда подальше, хоть вещь и была добротная, но теперь вовек не выветрится), зашамкал беззубым ртом. Но это была лишь видимость, в нужный момент в пасти Сичкаря могли обнаружиться три ряда востренных, как бритва, зубов с палец величиной каждый.
— Рекомендацию гоблину ты писал? По своей охоте, али он тебя подкупил?
— Что вы все меня таким продажным считаете?! — вспылил Лад. — Недавно Седобород обвинил в алчности, теперь и ты, нечисть поганая, заподозрил неладное!
— Коли Седобород спрашивал, так мне, нечисти, тем более резон был так думать.
— Рекомендацию написал по-доброму, от сердца. Что, не нравится?
— Дело не в этом, — вздохнул вдруг Сичкарь. — После твоей писанины мы, конечно, примем его в ряды наши. Давно надо было сделать так, но чистота рядов, понимаешь, превыше всего. Сколачивал я нечисть в организацию мощную, агитацию проводил, мозги какие ни есть, напрягал, а что добился? Сначала-то всё путем было. И единые цели, единые методы решения спорных вопросов, и о казне вроде договорились. А потом пошло всё наперекосяк.
— С чего так? — не из любопытства спросил Лад (чего у нечисти любопытствовать?), а по инерции, видя, что пригорюнился Сичкарь. Ведь выговориться каждому приходит нужда, даже нечисти.
— Приняли недавно мы несколько упырей, что прибились к нам с Запада.
— Это откуда?
— Да из Бовуссии, чтоб ее кувыркало и мутило! Эти ухари больно умные оказались. Стали свою линию гнуть, мол, не надобно им центральное руководство. Каждый возьмет себе по наделу, да и будет сам себе хозяин. В казну, так и быть, отчисления будут идти, а в остальном центр пусть не мешает. Вот и вышел раскол. Фракции левые с правыми грызутся. Ну так это не беда. Больно шустрых всегда успокоить можно. А пока пусть резвятся, ведь всё уперлось в личные привилегии. Через это еще можно их как-то контролировать... Другое меня пугает. Появились какие-то оппозиционеры, и те, из Бовуссии, кого-то оппортунистами обозвали! (Тут Лад не сдержался и плюнул на пол. Сичкарь не заметил, так был делами озабочен.) Обозвать-то обозвали, а объяснить забыли. И пошло брожение в умах. С тех пор кадровую политику ужесточил я, и гоблину не повезло. Вот и пришлось Сэру Тумаку рекомендацию искать. Тут ты и подвернулся, да только не верилось мне, что человек может подсобить нечисти. Проверить решил, вот и зашел. Видать, ошибся я... Прав был мой брат старший, говорил — далеко пойдешь.
— Вернемся к делам твоим, — поспешил Лад перевести разговор на другую тему. Не хватало ему, чтобы сам Сичкарь Болотный хорошо о нем думал. «Хорошо» Сичкаря прямо пропорционально людскому. — Что же ты, Сичкарь Болотный, обозвался Партайгеноссе, а с теми из Бовуссии сладить не можешь?
— Сладить могу, да только с мыслями как воевать? Не всех же инакомыслящих уничтожать... Запомни, Лад, если появятся среди вас, людишек, мысли и идеи всякие об устройстве жизненного уклада по-иному, и если будут идеи те попахивать социальной значимостью, знай, из Бовуссии это идет. От их мудрецов заумных, философов. Слишком пристально стали они изучать противоречия в собственном обществе. А их не изучать надо, а разрешать! Ладно, заболтался я тут с тобой. Пойду. Гоблина в ряды примем. Пусть взносы свиньями платит, людей-то он давно не трогал, так что сойдут с него и свиньи. А за рекомендацию должен тебе буду. Так что обращайся, если что.
С этими словами Сичкарь ушел.
Лад дух перевел.