
Увидев молодого человека, донья Флор вскрикнула от удивления, впрочем, скорее от радости, словно появление незнакомца означало не подкрепление бандитам, а ниспосланную Небом помощь отцу и ей.
Отец ее понял, что отныне их судьба будет зависеть от этого молодого человека, а не от шайки разбойников.
Но дон Иньиго был горд и первым не стал заводить разговор; он сжимал рукоятку окровавленного кинжала, приставив его к груди дочери, и, как видно, выжидал.
И Сальтеадор заговорил.
- В вашей храбрости я не сомневаюсь, сеньор, - начал он, - но, право, вы поступаете весьма самонадеянно, пытаясь защищаться этой иголкой, когда на вас нападает двадцать человек, вооруженных кинжалами и шпагами.
- Если б я защищал свою жизнь, это было бы действительно безумием, - отвечал дон Иньиго. - Но я решил сначала убить ее, а потом себя. И вероятно, так мне и придется сделать, а это нетрудно.
- А почему же вы хотите убить сеньору, а потом и себя?
- А потому, что нам угрожало насилие и мы предпочли смерть.
- Сеньора ваша жена?
- Нет, дочь.
- Во сколько же вы оцениваете свою жизнь и честь вашей дочери?
- Свою жизнь я оцениваю в тысячу крон, а чести моей дочери нет цены.
- Сеньор, я вам дарую жизнь, - произнес Сальтеадор, - что же касается чести сеньоры, то здесь ваша дочь будет в такой же безопасности, как в доме своей матери, под ее опекой.
Раздался недовольный ропот разбойников.
- Всем выйти! - приказал Сальтеадор, указывая на дверь, и так и стоял с простертой рукой, пока последний бандит не покинул комнату.
Сальтеадор затворил дверь, потом вернулся к дону Иньиго и его дочери, следившим за ним с удивлением и тревогой.
- Сеньор, их надобно извинить, - сказал он, - ведь они грубы, неучтивы: они не дворяне, как мы с вами.
Дон Иньиго и донья Флор, казалось, немного успокоились, но с еще бо́льшим удивлением смотрели на разбойника, заявившего, что он дворянин; впрочем, его манеры, речь, достоинство, с каким он держался, - все говорило о том, что этот человек не лжет.
- Сеньор, - произнесла девушка, - у моего отца, как видно, не хватило слов, чтобы поблагодарить вас. Позвольте же мне сделать это и от его имени, и от своего.
- Ваш отец прав, ибо благодарность, произнесенная такими прекрасными устами, гораздо ценнее, чем благодарность самого короля, - заявил молодой человек и, повернувшись к старику, продолжал: - Мне известно, что вы спешите в путь, сеньор. Куда же вы направляетесь?
- В Гранаду, по велению короля.
- Ах, да! - с горькой и насмешливой улыбкой произнес молодой человек. - Весть о его прибытии дошла и до нас. Вчера мы видели солдат - они обстреляли горы: королю угодно - так он сказал, - чтобы двенадцатилетний ребенок мог пройти от Гранады до самой Малаги, держа в руках по мешку с золотыми монетами, слыша от всех встречных лишь обычное напутствие: "С Богом путь свой продолжай!"
- Да, действительно, такова его воля, - подтвердил дон Иньиго. - И я знаю, что он отдал соответствующие приказы.
- За какой же срок повелел король дон Карлос покорить горы?
- Говорят, за две недели: такой наказ получил верховный судья.
- Жаль, что вам, сеньора, пришлось проехать здесь сегодня и что вы не отложили свое путешествие на три недели, - заметил Сальтеадор, теперь обращаясь уже к молодой девушке, - тогда вы бы встретили на своем пути не разбойников, так напугавших вас, а честных людей, и они сказали бы вам: "С Богом путь свой продолжайте" - и при необходимости сопровождали бы вас.
- Зато, сеньор, мы встретили, - ответила дочь дона Иньиго, - дворянина, вернувшего нам свободу.
- Не надо благодарить меня, - возразил Сальтеадор, - ибо я подчиняюсь власти более могучей, чем моя воля, власти, что сильнее меня самого.
- Что же это за власть?
Сальтеадор пожимал плечами:
- Право, не знаю: на свою беду, я подвластен первому впечатлению. Между сердцем и разумом, разумом и рукою, рукою и шпагой у меня полное согласие, и оно заставляет меня то свершать зло, то творить добро - чаще зло, нежели добро. Но как только я увидел вас, чувство симпатии к вам победило в моем сердце гнев и отбросило его так далеко, что, клянусь честью дворянина, я поискал его взглядом, да так нигде и не обнаружил.
Пока молодой человек говорил, дон Иньиго не сводил с него глаз, и, странное дело, симпатия по отношению к ним, в которой признался Сальтеадор, говоря шутливо, но с теплотой и задушевностью, походила на то чувство, каким невольно полнилась душа старика.
Тем временем донья Флор еще теснее прижалась к плечу отца - не от страха, а от какого-то сладостного трепета, что испытала девушка, с упоением внимая речам молодого человека; наивное дитя, она прильнула к отцу, чтобы в его объятиях обрести защиту от неведомого ей, властно овладевающего ею чувства.
- У меня, молодой человек, - сказал дон Иньиго в ответ на последние слова Сальтеадора, - тоже появилась какая-то симпатия к вам. И то, что мне довелось проехать по этим местам теперь, а не через три недели, я скорее сочту удачей, чем невезением, ибо через три недели, пожалуй, мне бы уже не удалось в свою очередь оказать вам услугу, равную той, что вы оказали мне сейчас.
- Мне - услугу? - переспросил разбойник.
Горькая усмешка выдала сокровенную мысль Сальтеадора: "Лишь Всемогущий окажет мне услугу - ту, единственную, что еще можно оказать".
А дон Иньиго, словно понимая, что происходит в сердце молодого человека, говорил:
- Милосердный Творец каждому предназначил место в этом мире: в государствах он создал королей, создал дворян, так сказать, естественную охрану королевской власти; города населил обывателями, торговцами, простым людом; по его воле отважные мореходы бороздят океаны, открывая неведомые, новые миры; горы же он заселил разбойниками и там же, в горах, дал убежище диким плотоядным зверям, как бы указуя нам, что, давая разбойникам и хищникам единое пристанище, этих людей он ставит на самую низкую ступень общества.
Сальтеадор взмахнул рукой.
- Дайте мне закончить, - остановил его дон Иньиго.
Молодой человек склонил голову в знак согласия.
- И вот, - продолжал старик, - вы можете встретить людей вне того круга, который Господь Бог им предназначил и где они обитают, словно в стаде особей одного и того же вида, хотя и различны по своей духовной ценности, - так вот, вы встретите их в другом кругу только в том случае, если произошло какое-либо общественное потрясение или в семье их случилась большая беда. И все это насильственно вырвало их из того круга, который был им близок, и перенесло в тот, который уготован был не для них. Так, мы с вами, например, родились дворянами, дабы состоять в свите короля, но наша судьба сложилась иначе. Я стал, по воле судьбы, мореплавателем, вы же…
Дон Иньиго умолк.
- Кончайте, - усмехнулся молодой человек. - Ничего нового вы мне не скажете, но от вас я готов все выслушать.
- …стали бандитом.
- Да, но ведь вы знаете, это слово означает также и "изгнанник".
- Да, знаю, и, поверьте мне, я не смешиваю эти понятия, - сказал старик и строго спросил: - Вы изгнанник?
- А кто вы, сеньор?
- Я дон Иньиго Веласко де Гаро.
Молодой человек при этих словах снял шляпу и отбросил ее далеко в сторону.
- Прошу простить меня, я оставался с покрытой головой, а ведь я не испанский гранд.
- А я не король, - улыбнулся дон Иньиго.
- Но вы благородны, как король.
- Вы что-нибудь знаете обо мне? - поинтересовался дон Иньиго.
- Отец часто говорил о вас.
- Значит, меня знает ваш отец?
- Он не раз повторял, что ему выпала честь быть знакомым с вами.
- Как зовут вашего отца, молодой человек?
- Да, как же его зовут? - негромко спросила донья Флор. - Каково его имя?
- Увы, сеньор, - отвечал атаман с глубокой грустью, - отцу не доставит ни радости, ни чести, если уста мои произнесут имя старого испанца, в чьих жилах нет ни капли мавританской крови! Не заставляйте же меня произносить его имя и усугублять его бесчестие, муки, что он терпит из-за меня.
- Он прав, отец, - взволнованно сказала молодая девушка.
Дон Иньиго взглянул на донью Флор - она вспыхнула и опустила глаза.
- Мне кажется, вы согласны с прекрасной сеньорой, - заметил Сальтеадор.
- Пусть будет так, - ответил дон Иньиго. - Храните же в тайне ваше имя, но, может быть, у вас нет повода скрывать от меня причину, по которой вы ведете чуждый вам образ жизни. Почему изгнаны из общества? Почему бежали сюда в горы? Думаю, что все это - следствие безрассудства молодости. Но если вас иногда хоть сколько-нибудь мучают угрызения совести, если вы хоть немного сожалеете, что ведете такую жизнь, то клянусь вам перед Господом Богом, даю слово стать вашим покровителем и даже поручителем.