* * *
Вскоре муж Сергей стал готовиться к возвращению в Ирак, и, что удивительно, в этот раз Вероника с готовностью и даже с каким-то рвением собиралась последовать за ним, только чуть позднее, когда все ранки заживут.
Сергей улетел в марте, а Вероника сначала отвезла сына к маме Сергея в Калужскую область (в поселке контракта в Ираке не было школы, а Максиму в сентябре пора было идти в первый класс), а затем в конце мая вернулась в Ирак. К приятному удивлению Вероники здесь ее уже знали: легенда о сгоревшей Снегурочке распространилась по всем советским контрактам, поговаривали, что она вряд ли выживет, а тут – вот она сама, вернулась веселая и красивая! Что ж, Вероника всегда любила внимание, она с детства мечтала о сцене. Как только она приехала в поселок, их снова переселили в кувейтский домик с удобствами, а так же предложили работу, что по контракту мужа делать были не обязаны. Всего три должности для женщин считались в поселке привилегированными: библиотекарь, заправщица на АЗС и диспетчер в автоколонне; эти места передавали друг другу по очереди жены прораба, главного инженера и старшего механика. И вдруг место диспетчера предложили Веронике! Эта была весомая прибавка к заработку мужа, но Вероника понятия не имела, что это за работа. "Не Боги горшки обжигают!" – решила бесстрашно она. Две недели бесплатной стажировки – и азы профессии освоены. Правда, прибавилась еще одна проблема: с рабочими-арабами надо было общаться на их языке! Они, конечно, кое-что понимали и даже говорили по-русски, но учить хотя бы необходимый набор слов и фраз Веронике все же пришлось и очень быстро. Со временем она будет свободно общаться и с курдами, и с арабами, и с египтянами на какой-то чудовищной смеси языков. Они научатся прекрасно понимать друг друга и не только разговаривать о работе, но и обмениваться интересной информацией о жизни друг друга. Например, однажды произошел такой диалог между двадцатилетним Магди и Вероникой:
– Мадам Вероника, я хочу показать тебе фото моей будущей второй жены.
– Магди, тебе ведь только двадцать, а твоей первой жене – восемнадцать, у вас двое детей. Зачем тебе вторая жена?
– Ну, во-первых, она молодая, ей пятнадцать. И папа сказал: "Пусть будет вторая жена". Потому что нужны еще дети, и работы по дому много, – пояснил Магди.
Вероника возмутилась:
– Но зачем так много детей, их же надо кормить, одевать, учить, как ты заработаешь столько денег?
В ответ Магди перевел разговор на русских:
– Это у вас, у русских, один или два ребенка, видно у ваших мужчин силы нет.
– Неправда, – взвилась Вероника, – это мы, женщины, не хотим больше детей, мы хотим учиться, работать, ходить в театр, путешествовать. Это мы решаем, сколько детей будет в семье!
– Ну вот! – резюмировал Магди, – Я же говорю – у русских мужчин силы нет!
Вероника тогда еще не знала слова "менталитет", но понимала, какая разница в мировоззрении у них, посланцев Советского Союза, и местных жителей, перестала спорить и доказывать, а больше старалась слушать и наблюдать.
В балаганчик из фанеры с бакинским кондиционером, в котором размещалось рабочее место Вероники, то и дело забегали рабочие и водители из числа местных жителей и египтян выпить холодной воды или чая. Все они старались поговорить с общительной блондинкой. Она единственная среди специалистов из России приветливо общалась с рабочими, и они отвечали ей почти любовью. Один из рабочих-египтян, самый красивый и хорошо говорящий по-русски, стал чаще других появляться в диспетчерской под разными предлогами. Все вокруг заметили, что Адель по-особенному смотрит на Веронику. Любые связи с местными жителями и наемными рабочими запрещались категорически, за нарушение могли в двадцать четыре часа отправить в Союз без дальнейшего права на загранкомандировку, и поэтому все опасались доносчиков.
Вероника поначалу не обращала внимания на взгляды Аделя, но они были такими искренними, отчаянными и настойчивыми, что она, под предлогом обучения его русскому языку по Букварю, стала иногда оставаться после работы ненадолго. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и Вероника чувствовала, как дрожат руки Аделя от ее мимолетного прикосновения. Каждое утро он стоял где-нибудь у нее на пути и глядел такими глазами, что даже самое холодное сердце сразу бы растопилось, как глыба льда под горячим солнцем Ирака. А сердце Вероники не было ледяным. Их роман был абсолютно платоническим и, может быть, от безысходности и невозможности сближения он развивался в геометрической прогрессии. Их взгляды и его постоянное нахождение вблизи Вероники были заметны всем, но никаких доказательств или свидетельств порочной связи у начальства не было, поэтому все делали вид, что ничего не происходит. До тех пор, пока они не совершили ошибку, что было предсказуемо. Адель все время искал способы, как же им остаться наедине, но жизнь каждого в советском поселке была как на ладони: всего четыреста человек в замкнутом пространстве на ровной, как тарелка, площадке. За трассой, на стороне, где строился элеватор, была эвкалиптовая роща, место там безлюдное, но до него надо было еще добраться. Уже после случившегося Вероника проанализировала свой поступок и ужаснулась сама себе: как могла она так рисковать, как могла не подумать о множестве опасностей и последствий своего шага?
А в тот день еще на работе Адель предложил Веронике вечером, во время киносеанса, на который собирался весь поселок, выйти тайком за ворота, перейти трассу и встретиться в роще хотя бы на полчаса. И она решилась! Покрутившись перед всеми до сеанса, в темной безлюдной части поселка Вероника перелезла через ограду и отправилась на свидание. Они гуляли в пустынной роще, говорили о ничего не значащих вещах и не собирались, по крайней мере, Вероника не собиралась, ничем другим заниматься здесь и сейчас.
Неожиданно из-за деревьев вышли и перегородили дорогу два молодых курда из местных жителей. Они заговорили с Аделем по-арабски, завязался спор. Ничего не понимающая Вероника глядела то на нежданных попутчиков, то на Аделя, и все, что она понимала, это то, что курды чего-то требуют от Аделя, а он довольно зло отказывает им. Почти завязалась драка, но маленькие ростом курды все же отступили перед высоким и сильным Аделем. Когда они ушли, Вероника спросила:
– Чего они от тебя хотели?
Но Адель только со страхом сказал, что нужно торопиться и быстро идти в поселок, потому что курды пригрозили рассказать охране об их прогулке. Тут уже перепугалась Вероника: если раскроется их неудачное свидание, ее вместе с мужем за сутки отправят в Союз, а такой позор ни она, ни муж просто не переживут. Пока они шли к поселку, Вероника все-таки выведала у Аделя, чего требовали от него курды:
– Они сказали: отдай нам девку, а сам топай к себе. Никто не узнает, так как она сама из поселка вышла. А не отдашь – поднимем шум!
"Господи, как же я не подумала об опасности? Я в чужой стране, и что на уме у любого встречного местного жителя, что скрывается за показной приветливостью, я понятия не имею! Что же я наделала! Подвела мужа, подставила Аделя, поставила под угрозу само наше пребывание здесь! А что наши сделают с Аделем! И что будет с ним, если меня отправят в Союз? Он не переживет! Границы, которые нас разделят, непреодолимы, наше расставание будет навсегда!" – так с ужасом думала Вероника. Ей удалось незаметно вернуться домой, она поспешно легла в постель и сделала вид, что у нее болит голова. Потом вдруг сообразила, что алиби у нее нет, ее никто не видел за последний час. В голове молниеносно рождался план:
– Нужны свидетели, что я с фильма если и уходила, то на короткое время! – решительно сказала себе Вероника.
Она схватила документы, с которыми работала дома (был конец месяца, и надо было сдавать бухгалтерский отчет о работе диспетчерской), и кинулась в вагончик бухгалтера. Фильм еще не закончился, экран был установлен в центре поселка на открытой площадке, и Вероника специально прошла так, чтобы ее с папкой в руках увидела большая часть зрителей. Посидев у бухгалтера дрожа от страха перед предстоящей неизвестностью и невозможностью что-либо исправить и в то же время стараясь изо всех сил демонстрировать полное спокойствие невинной и ничего не подозревающей жертвы клеветы, она вышла, когда жители поселка расходились по домам. Вероника зашла к подруге и, рассказав о происшествии, попросила подтвердить, если ее будут спрашивать, что в кино они сидели вместе.
Теперь надо было ждать последствий своего опрометчивого поступка. Последствия не заставили себя долго ждать. В окно постучали уже минут через пятнадцать. Их с мужем вызывали в кабинет парторга поселка.
Описывать весь кошмар, который начался вслед за этим вызовом, значит написать еще одну книгу. Веронике повезло, что свидетелями были только два посторонних курда. И хотя они твердили, что это была та самая блондинка из диспетчерской, а с ней тот самый египтянин, все знали, что курды терпеть не могут египтян, считают их конкурентами, отбирающими рабочие места у местных. Веронику все знали, также знали о том, что Адель влюблен в нее, а она в симпатии к нему не замечена. Все это в сумме со свидетельскими показаниями друзей о присутствии Вероники в кино и в доме у бухгалтера спасли пребывание ее и мужа на контракте, но только не репутацию Вероники. Аделя, твердо стоявшего на том, что он спал в вагончике и никуда не выходил, все же отправили на другой элеватор в трехстах километрах от их поселка.